Малиновый бархат, золото, зеркала украшали зрительный зал и единственную большую залу для публики на первом этаже. Коська слышал, что конюшня, куда имела право заглянуть только привилегированная публика, содержалась в парадной чистоте и благоухала духами, везде зеркала, фонтаны и даже аквариумы с золотыми рыбками, всюду мрамор. Когда он слышал о таком, то невольно думал, что и сам не отказался бы с недельку пожить в такой обстановке. Но всё-таки скрежетнул зубами, подумав, что, даже имея деньги, чувствуешь в цирке деление на высшее общество и всех остальных. Устройство зрительного зала предусматривало чёткое разделение общества по классовой принадлежности. Ложи и места в партере предназначались для состоятельной публики. Для народа победней были отведены сравнительно дешёвые места во втором ярусе и устроена террасированная галерея, рассчитанная на стоящего зрителя. И этот ярус, и галерея имели отдельный вход с улицы, а внутри зала были наглухо перекрыты барьерами, чтобы зрители верхних мест не могли спуститься вниз и не напугать своим видом богачей.
Угрюмый сплюнул, неслышно выругался и повернул направо к Фонтанке. Вход был там. Встречался Коська с Николаем Семёновичем в комнате дворника, который по-родственному разрешил племяннику время от времени здесь беседовать с улыбчивым господином.
Толкнув дверь, Коська увидел, что Власков сидит за столом с дядей Мишей и оба попивают чай. Чиновник для поручений никогда не приходил с пустыми руками, всегда приносил то калачей, то бубликов, то каких-то пирогов, но никогда ни вина, ни водки. Говорил, что голова должна быть светлой, как солнце в дневную пору, и незамутнённой, как вода из родника.
Несмотря на свои почти сорок лет, Коська побаивался Николая Семёновича, хотя виду никогда не подавал, и сейчас с замиранием сердца улыбнулся:
Здравия желаю, Николай Семёнович!
Здравствуй, Константин! произнес Власков и улыбнулся в ответ.
Дядя Миша сразу же поднялся с табуретки.
Пойду я, убирать сегодня много, будто бы оправдываясь, сказал дворник.
Михаил Евграфыч, ласково сказал Николай Семёнович, ты бы чай допил, с нами посидел. Не то неудобно получается пришли два гостя и тебя из твоего же жилья и выставляют.
Что вы! замахал руками дядя Миша. Я такого в жисть не подумаю, а чай потом допью.
Холодный же будет.
Ничего, самовар есть, вода есть, щепа есть, значит, и чай горячий будет. И дворник вышел из своей каморки.
Здравствуй, Константин! ещё раз поздоровался Власков. Что ты у двери встал? Проходи, в отсутствие дяди ты здесь хозяин. Чаю налить?
Благодарствую, Угрюмый сел на табурет, где ранее сидел дядя, только в трактире два чайника опустошил.
Если так чиновник для поручений отодвинул стакан в сторону. Ну, как поживаешь, Константин?
Вашими молитвами, Угрюмый обеспокоенно посмотрел на Власкова.
Ты не таись, говори, как есть.
Коська как-то сгорбился, на лбу появились глубокие складки, и создалось впечатление, что он и хочет сказать, да что-то мешает.
Константин, нахмурился и сыскной агент, что стряслось?
Угрюмый с минуту помедлил. Власков не торопил.
Никогда такого со мной не было, опять умолк, а вот ныне не могу избавиться от чувства, что кто-то за мной ходит.
Ты замечал кого-то?
Да вроде бы нет.
Ну ты, паря, даёшь. Раньше с тобою такое бывало?
В первый раз я себя чувствую не в своей тарелке.
Может быть, тебе на время уехать, пока торжества пройдут?
Ага, Коська не стал скрывать своего желания, ныне самое время свое благосостояние, он ввернул слово, которое недавно слышал, улучшить. Столько сюда народу понаедет, и прикусил язык. Как-никак, но разговаривает он с агентом сыскной полиции. Тот хоть и поможет в случае чего, но у него тоже возможности ограничены.
Повысить-то повысишь, а вдруг нарвёшься. Ладно ещё, в каталажку посадят, а если в бок острым предметом или кистенём по голове?
Николай Семёныч, дурашливо начал Коська, но его грозно перебил Власков:
Я о тебе пекусь. Ты ж сам сказал, что слежку чувствуешь.
Может, это от мнительности моей, и здесь Коська без запинки произнёс слово, слышанное от доктора.
Ты смотри у меня, чиновник для поручений погрозил пальцем Угрюмому.
Николай Семёныч
Сорок лет уже Николай Семёныч, перебил Власков, и повидал много.
Николай Семёныч, так и мне, почитай, не семнадцать.
Вот именно. Хотел тебе дело поручить, но вижу, что затаиться тебе надо. Отца с матерью давно не видел?
Да, лет пять, кажись.
Вот и поезжай к ним. Запасов изъятых, думаю, тебе на месяц хватит.
Николай Семёныч, дома я всегда успею побывать. Коська провёл рукой по подбородку. Как мне кажется, вы не стали бы меня приглашать сюда, будь дело неважным.
Здесь ты прав.
Николай Семёныч, не первый год мы знакомы, так что давайте начистоту. Вы ж знаете, не люблю всякого крутежа вокруг да около.
Что ж, если так Власков посмотрел в глаза собеседнику. Ты слышал об убийствах на Мало-Охтинском?
Это где две семьи в котлеты порубили и мильон золотом взяли?
Быстро же по городу злые вести бегут, кивнул чиновник для поручений, и с каждым слухом нулей становится больше и преступление кровавей.
Столица, ухмыльнулся Угрюмый.
Что об этом говорят?
Да толком ничего. Сказывали, что приезжие город наш посетили, но и без местных не обошлось.
Без местных?
Ну да. Кто-то ж их навёл? вполне искренне ответил вопросом на вопрос Коська.
Ты думаешь или так говорят?
Говорят.
Ты можешь узнать об этом?
Не знаю, теперь уверенности в словах Угрюмого поубавилось.
Скажи, у тебя есть в Охтинском участке знакомые?
Найдутся. И что мне от них надо?
Мне нужны сведения о людях, объявившихся в Выборгской части за три-четыре недели до убийства и исчезнувших за неделю. Не слишком трудное задание?
Я постараюсь.
А как же с теми, кто за тобой следит?
Разберусь.
Смотри, если что, я буду ждать. Можешь телефонировать в сыскную полицию, скажешь, что ждёшь Власкова через время просто назовёшь, и встретимся здесь же.
Хорошо.
Но прошу тебя, Константин, будь осторожен. Если почувствуешь опасность, отступи. Не надо никакого геройства, не стоит жизнью пренебрегать.
Глава 11
Кунцевич пришёл на встречу с секретным сотрудником ранним утром. Пришлось подниматься ни свет ни заря и пить на бегу чай, перекусывая пирогом с капустой, иначе первого из своих осведомителей можно было не застать. Именно поэтому Мечислав Николаевич спешил. Если опоздать хотя бы на пять минут, то придётся идти на встречу завтра, а значит, терять драгоценное для дознания время.
По утрам Семёна Иголкина можно было застать на Большом проспекте Петербургской стороны в трактире «Волга», занимавшем весь первый этаж длинного, как солдатские казармы, дома. Владелец, купец Оленчиков, искал покупателя на своё заведение. Семён присматривался, стоит ли прикупить такой лакомый, на его взгляд, кусочек, поэтому каждое утро подмечал, что творится, сколько ходит народу ведь прогореть не хотелось.
Иголкин сидел в одиночестве в дальнем от входа углу, в котором сгустился утренний полумрак, и допивал чай. Когда отправил последний кусок пирога в рот, к нему подсел Мечислав Николаевич. Чиновника для поручений Семён уважал за то, что тот никогда данного однажды слова не нарушал, лишнего на преступников не вешал и отличался справедливой строгостью.
Здравствуй, Сёма! произнёс Кунцевич.
Доброго дня и вам, Мечислав Николаевич!
Как, Сёма, поживаешь?
Пока, как видите, жив-здоров, чего и вам желаю.
Благодарю, чиновник для поручений улыбнулся уголками губ.
Мечислав Николаич, Иголкин покосился по сторонам, не обращает ли кто на них внимания, давайте сразу к делу.
Деловой ты, Сёма, до коликов в желудке.