А сейчас мы кто?
Так, балбесы.
Ох, скукотища, зевнула Феклуша. только время с вами потеряла. Девушка поднялась и ушла с полянки, за ней заторопились подружки. Деревенские разошлись. Последним ковылял дед Терентий.
Оставшись на полянке в одиночестве, Влас и Протас переглянулись:
Для кого нам теперь биться?
А может и правда нам, Протас, по свету пойти? С утречка и отправимся.
Чего дома сидеть, давай. Мир посмотрим, небось, он пошире будет ,чем наша Скородумовка. Только сначала поесть надо хорошенько.
И выспаться крепенько.
Влас и Протас жили в соседних избах. Влас, придя домой, сразу повалился на лавку, захрапел. И хотя не был он еще настоящим богатырем, но сном спал поистине богатырским.
Протас не успел открыть дверь, а уже закричал:
Мамка? Каша готова?
Мать поставила на стол огромный чугун, над которым поднимался парок.
Маменька, уписывая за обе щеки кашу, сказал Протас, поем, отдохну и в путь, хочу добрым людям помочь, злых наказать, землю нашу русскую от врага защитить.
Да на кого ты меня покидаешь, заголосила мать, прижимая руки к груди, ты ж еще маленький, обидят кровинушку мою, обманут.
Хлеба напеки в дорогу, облизнул ложку Протас, заглянул в пустой чугун, почесал затылок, не пойму, ел, нет ли.
Щец, родимый, похлебаешь?
А то.
Пока Протас наворачивал щи, а Влас видел безмятежные сны, в бедной маленькой избенке закрыв лицо руками, плакала девочка Фотинья.
Ты чего, Фотиньюшка, ревешь, гладил ее по худенькому плечу младший брат Егорша, если тебя кто обидел, скажи, я заступлюсь.
Фотинья вытерла глаза.
Утром сходи к Власу, Егорша, узнай, неужто, правда он из Скородумовки уйти хочет.
Егорша вприпрыжку пустился к избе Власа, мощный храп слышался еще снаружи. Дверь приоткрывалась и опять захлопывалась.
Влас, а Влас, мальчик принялся будить парня, теребил его за нос, потянул за ухо, подпрыгнул разок другой на животе, почесал пятки, подобрал на полу перышко и пощекотал в носу. Влас бормотал что-то, отмахивался, чихал, но не просыпался.
Пойду к Протасу, у него узнаю, решил Егорша и побежал в соседнюю избу.
В ней было тихо и пусто, только на лавке лежал мешок, от него исходил такой запах, что у Егорши слюнки потекли. Мальчик подошел к мешку, жадно понюхал.
Хлеб, прошептал Егорша, белый, пшеничный, а у нас, что ни день похлебка из щавеля и крапивы, тем и сыты.
Голова мальчика сладко закружилась.
Сяду я на лавку, хоть надышусь вволю, решил Егорша, пристраиваясь рядом с мешком.
Но скоро ему показалось, что уже не так сильно пахнет хлебом, он сунул голову в мешок, потом залез сам. Тепло и хорошо было около теплой ковриги, Егорша блаженно закрыл глаза и сам не заметил, как задремал. Снилось ему, что он еще маленький, сидит на коленях покойной матери, она качает его и ласково говорит:
Покушай, Егорушка, хлебушка пшеничного, мягонького.
Взял Егорша кусок из маминых рук и принялся жевать.
Отчего у тебя, мамка, хлебушек такой вкусный?
С любовью пеку, сыночек, с любовью, голос матери растаял, послышался грозный окрик:
А ты здесь откуда?
Егорша испуганно распахнул глаза. Он сидел в мешке, в густой тени дерева, росшего на краю лужайки.
Влас и Протас, собравшиеся было перекусить, озадаченно смотрели на паренька.
Ведьмовство это, Влас, хлопнул себя по лбу Протас, мы, когда уходили, свинью у крайней избы видели.
Евлашкина свинья, кивнул Протас.
Эх, голова еловая, это сама Евлашка свиньей оборотилась, чтобы нам удачу в пути сбить.
Есть что будем? Влас двумя пальцами подхватил Егоршу за край рубашонки, выкинул его из мешка.
Мамка по соседям ходила, едва не плакал от обиды Протас, мучки просила, кто горстку выделил, кто мисочку, а Феклушка уговорила отца четверть меры дать. Как ты, Егорша, такой маленький целую ковригу уплел, хоть бы кусочек оставил. Голодными придется спать ложиться.
Правильно, кивнул Влас и вытянулся на травке, темнеет, пора на боковую. Парень зевнул, широко раскрыв рот, подложил под щеку ладонь и тут же захрапел.
Эх, Егорша, Егорша, укоризненно бормотал Протас, и зачем ты в мой мешок влез. Как я теперь, не евши?
Сестричка Фотинья посылала узнать, правда ли вы в мир уходите?
Это такая тощая, белобрысая?
Ага.
Ей что за дело?
Протас долго ворочался, жаловался на голод, но, наконец, тоже уснул. Егорша, прижавшись к широкой спине парня, смотрел в темное сияющее яркими звездами небо и думал, что Протас большой и сильный, но не сообразительный.
***
Наступило утро.
Ух, кашей пахнет, потянул Протас носом. Вон оттуда запах доносится, слышь, Влас. Вла-а-а-с!
Хр-хр.
Экая ты, сплюшка, открывай глаза скорей, нам уже покушать приготовили.
Кто?
Сейчас узнаем.
Так с вами и под-д-д-елились, буркнул Егорша. От утреннего свежего воздуха мальчонка озяб и стучал зубами.
Кто ж таким дюжим молодцам откажет, хохотнул Протас и повел плечами, а не дадут, отнимем. С тобой что делать, Егорша? Надобно тебя домой отправить.
Сами занесли невесть куда, а теперь д-д-домой, где он дом-то?
Много мы верст вчера отшагали, вздохнул Протас, ты, поди, назад дороги не найдешь, и нам не след ворочаться, придется тебе, Егорша, с нами по свету ходить.
Оно может и лучше, тятеньке с Фетюшкой полегче будет, а то работник из меня еще неважный, а едок знатный.
Ага, укоризненно согласился Протас, сам тщедушный и куда столько хлеба вместилось?
Протас разбудил товарища, и все трое направились в сторону, откуда доносился запах съестного. Туман клубами поднимался из низины. Спустившись вниз по тропинке, друзья вышли к говорливой бойкой речке. Над водой поднимались белые струйки, тяжело всплескивала рыба. На другом берегу, на взгорке горел костерок.
Влас, Протас, вы вдвоем зараз на мостик не становитесь, предостерег парней Егорша.
Почему это?
Хлипкий мостик, не выдержит.
Ты, малец, еще указывать нам будешь, хохотнули парни.
Егорша предусмотрительно опередил молодцов и переправился через речушку. Влас и Протас взошли на мостик, он затрещал, зашатался и рухнул.
Вот так да, удивились богатыри, оказавшись по горло в воде. Раскрасневшиеся от досады, мокрые насквозь, Влас и Протас выскочили из речки. Они резво зашлепали к огню, сели перед ним на корточки.
Хорошо, сказал Влас,
Славненько, согласился Протас.
У костерка сидел маленький старичок, согнутый годами, высушенный ветрами. Длинная седая борода обернута вокруг пояса.
Искупались с утречка пораньше, усмехнулся старичок, поблескивая молодыми васильковыми глазами, как водичка?
Насмехаешься, дед, обиженно сказал Влас, а Протас резво протянул руку к чугунку, стоявшему на камешках, откинул горячую крышку и с наслаждением вдохнул в себя ароматный парок.
Ух, как пахнет, глаза парня загорелись, маслица-то положил, не запамятовал? Знаю я вас, стариков, вечно все забываете.
Егорше стало стыдно за старших товарищей.
Здравствуй, дедушка, сказал он, разреши у огонька погреться.
Надо же, трое пришли, а человек один, усмехнулся старик.
Егорша, что ль человек, удивились парни, ты на нас посмотри, какие мы ладные удальцы-молодцы. У тебя, дед, видать глаза слабы стали.
Глаза мои зоркие и видят двух невежд. Добрые люди при встрече здоровья друг другу желают, спинку приветливо сгибают, хозяйского приглашения дожидаются.
Недосуг нам каждому кланяться, разрешеньице спрашивать. Нас, дед, знаешь, какие дела ждут, ты про такие лишь в сказках слышал. Богатыри мы. Парни приосанились.
Богатыри честных людей защищают, врагов побивают, а у стариков кашу не отнимают. Раз вы богатыри, давайте биться.
Влас и Протас ухватились за бока, расхохотались. Старичок засучил рукава, поплевал на ладони.
Кто первый?
Бабах, Влас оказался на земле, бух, рядом с ним примостился Протас.
Что это? Как это? не могли прийти в себя молодцы, он нас побил что ль? И мы такую силушку хотим.