К чему вы мне все это рассказываете, Анатолий Витальевич?
А к тому, дорогой мой друг, что очень мне хочется донести до вас, как говорят литераторы, общую атмосферу, в которой развивается сюжет. Атмосфера эта, мягко говоря, нездоровая. Всякое дело, даже карманную кражу на базаре, рассматривают нынче через призму шпионских происков. А тут целое убийство подполковника Генштаба!
Анатолий Витальевич, но ведь убийство же! Шпионами пусть свои службы занимаются, но убийц наша с вами задача ловить!
Терентьев хотел что-то ответить, но тут в библиотеку заглянул младший сыскной чин и передал, что судебно-медицинский эксперт закончил с телом.
Может, вы домой поедете, Дмитрий Николаевич? аккуратно спросил коллежский советник. Все материалы я вам пришлю.
Я хочу осмотреть место преступления, резко заявил Руднев и первым направился за младшим чиновником.
У лестницы они столкнулись с двумя санитарами, несшими носилки. Дмитрий Николаевич закусил губу и отвернулся от прикрытого простынёй скорбного груза.
Следом за покойником шёл служащий при сыскном управлении врач-патологоанатом Алвис Екабсович Петуш.
Судебно-медицинский эксперт был латышом родом из Лифляндского Валка, некогда приехавшим в Москву получать за казённый кошт медицинское образование в университете, да так и осевшим в Первопрестольной.
Личностью доктор Петуш был крайне неординарной. Несмотря на исключительно прикладной характер своей службы Алвис Екабсович тяготел к криминалистической науке и всё своё свободное время посвящал собственным исследованиям и изучению передовых методик, собираемых им со всего света.
Общаться с Петушем как с человеком было достаточно сложно. Он был замкнут и неразговорчив, и любую попытку личных отношений воспринимал с угрюмой неприязнью. Зато, когда дело шло о его служебном долге, Алвис Екабсович преображался и делался вполне открытым и даже словоохотливым. Он умел внятно объяснить и свои выводы, и свои гипотезы, а также с интересом хватался за идеи, высказываемые другими участниками дознания.
Внешность Алвис Екабсович имел малоприятную. Весь какой-то нескладный и разболтанный, с непропорционально длинными ногами и руками и с тонкими, невероятно подвижными пальцами, он напоминал жутковатое гигантское насекомое. Образ дополняла всклокоченная блёкло-рыжая шевелюра и бесцветное невыразительное лицо. В довершение к этому Петуш был ещё и сильно близорук, отчего носил очки с толстыми стёклами в грубой роговой оправе. Однако взгляд его светлых вечно прищуренных глаз был так умён и остёр, что преображал невзрачную личину и делал её если не привлекательной, то по крайней мере располагающей.
Анатолий Витальевич к Петушу особых симпатий не испытывал, но как эксперта ценил и мнение его уважал. Оба они понимали, что отношение коллежского советника к патологоанатому имеет определенную предвзятость, поскольку Алвис Екабсович заменил собой погибшего от руки преступника доктора Дягелева, близкого и задушевного друга Терентьева. Но, с другой стороны, тот факт, что именно Дягелев рекомендовал Петуша на службу в сыскное, заставил Анатолия Витальевича всё-таки принять этого странного и сложного человека.
Алвис Екабсович, обратился Руднев к эксперту, когда носилки с телом Вяземского скрылись за поворотом лестницы. Ваше первичное заключение?
Петуш поправил очки и уверено ответил. Говорил он с характерным балтийским акцентом, выделяя придыханием глухие согласные.
На первый взгляд, смерть от естественных причин. Более всего вероятен приступ эпилепсии. Возможны также скрытая болезнь сердца или закупорка лёгочных сосудов, или остро развивавшаяся патология мозга.
А отравление?
Возможен и такой вариант. Но однозначных внешних признаков нет.
Вы все осколки собрали? уточнил Дмитрий Николаевич.
Осколки? переспросил Петуш.
Под рукой у князя были осколки от бокала, пояснил Руднев.
Нет, Дмитрий Николаевич. Никаких осколков возле труппа не было, хотя рука его и была в порезах. Там вообще не было осколков.
Точно так, подтвердил Терентьев. Меня тоже озадачил тот факт, что рука окровавлена. Не успел вас об этом спросить, Дмитрий Николаевич.
Терентьев повелел позвать старшего из прислуги.
Втроём они прошли в гостиную и склонились над размазанным кровавым пятном на полу. Петуш вынул из кармана марлевую салфетку и стер кровь. На паркете были отчётливо видны царапины.
Стало быть, кто-то поспешил убрать остатки бокала пробормотал Терентьев. Плохой знак
В залу вошёл важного вида старик с пышными старомодными бакенбардами, одетый в богато расшитую золотым галуном ливрею. Лицом он был бледен и дрожал, как осиновый лист.
Кто повелел вымести осколки? без предисловий спросил коллежский советник таким тоном, что слуга враз уяснил, что отпираться смысла не имеет.
Так это ж Ваше высокоблагородие Я повелел И сам же вымел
Зачем?
Так непорядок же?
Непорядок! взревел коллежский советник. Да ты, старый дурак, препятствие дознанию учинил!
Ливрейный шарахнулся и запричитал:
Ваше высокоблагородие Так я ж никогда Я ж как лучше Их сиятельства строги уж очень Ну, я и подумал Князь и посуда битая
Стихни! оборвал Анатолий Витальевич. Чтоб немедля осколки эти мне отыскал и принёс!
Слугу как ветром сдуло.
Его могли надоумить, упрямо проговорил Руднев в ответ на красноречивый взгляд коллежского советника.
Тот только пожал плечами.
Старик вернулся через несколько минут, неся в дрожащих руках свернутую в кулёк газету.
Вот они, пролепетал он, отдавая свёрток Терентьеву.
Коллежский советник заглянул в кулёк и помрачнел.
А кровь где? спросил он.
Слуга перекрестился.
Тама и есть кровь, прошептал он.
Нету тут крови!
Так я не знаю всхлипнул ливрейный. Я смёл и в газетку завернул, чтобы не смущало А больше я не трогал Только вот вы повелели, так я и принёс
Терентьев отпустил перепуганного старика и мрачно констатировал:
Осколки подменили
Алвис Екабсович забрал у коллежского советника свёрток и заявил:
Беру это на экспертизу.
К чему тут экспертиза, доктор? проворчал Терентьев. Очевидно же, что здесь вы яд не найдёте.
Я не знаю, что здесь найду, сдержано ответил Петуш. Именно поэтому и собираюсь провести анализ. Если в доме осталась ещё какая-то посуда, которой предположительно пользовался покойный, я бы и её хотел забрать.
Вряд ли мы её определим, доктор сказал Анатолий Витальевич. Но я велю выяснить.
Есть бокал, который Вяземский в руках держал, вмешался в разговор Руднев. Вам это интересно доктор?
Да.
Тогда идёмте
Дмитрий Николаевич провёл Терентьева и Петуша в зал, где юная графиня Каменская взывала к древнему королю.
Вот, сказал он, указав на своё место за столом. Этот бокал мне Павел Сергеевич подавал.
Вы из него пили? спросил доктор.
От смеси профессиональной заинтересованности и профессионального же цинизма, отчётливо прозвучавшей в этом вопросе, Дмитрия Николаевича передёрнуло.
Нет!
Алвис Екабсович порылся в карманах и вынул из них несколько флаконов. В одних на дне был порошок, в других какая-то жидкость.
Что это? опасливо поинтересовался коллежский советник.
Тест, лаконично ответил эксперт.
Остановив свой выбор на одном из флаконов, он сгреб остальные обратно в карман и, касаясь Рудневского бокала пальцами, обмотанными в салфетку, аккуратно отлил из него шампанское в выбранный флакон, после взболтал и стал ждать. Сперва ничего не происходило, потом золотистая жидкость помутнела и в ней появились сероватые хлопья.