Pardonnez-moi, Madame! смущенно извинился он. Je n'ai pas entendu (фр. Я не расслышал)
Вы рассеяны, Дмитрий Николаевич, как и все творческие люди, мягко улыбнулась мадам Атталь.
Мне этот недостаток свойственен больше, чем остальным, покаялся Руднев.
Француженка рассмеялась.
Тогда осмелюсь напомнить вам, сударь, что вы обещали мне показать свою мастерскую.
Да, конечно, мадам! Идёмте.
И Дмитрий Николаевич провёл Шарлотту в свою святую святых, куда без его дозволения не смел войти даже Белецкий.
Мадам Атталь сперва восторженно замерла на пороге, а после, затаив дыхание, стала обходить мастерскую, разглядывая законченные работы, наброски и эскизы, время от времени трепетно прикасаясь к ним.
C'est magnifique! (фр. Это чудесно!) восхищенно произнесла она наконец. Vous dessinez l'amour, monsieur Rudnev! (фр. Вы рисуете любовь, господин Руднев!)
В своём творчестве я касаюсь и иных тем, возразил Дмитрий Николаевич, кивнув на большое неоконченное полотно, на котором рыцарь в белых доспехах бился со сверкающим золотой чешуёй огнедышащим драконом.
Нет-нет! упрямо тряхнула каштановыми локонами француженка. Это всё равно про любовь! Про любовь к богу, к отечеству В русских много любви! У вас как это?.. просторное сердце!
Широкая душа, улыбнулся Дмитрий Николаевич.
Да! Именно!
Шарлотта подошла к полотну с белым рыцарем и стала внимательно его рассматривать.
Пространство картины было поделено на две части: светлую, где был изображён рыцарь, и тёмную, служившую фоном для дракона. Первая была пасторально проста лазоревое небо с жемчужной цепочкой облаков, изумрудная трава с нежными пятнами ромашек и васильков, березовая рощица на горизонте. Драконья сторона была куда как интереснее голубизна неба здесь резко уходила в густую темную синеву, обрывающуюся у края картины черным провалом неизведанной и волнующей бездны. Во мраке космоса вились скопища звезд и огромные алмазные созвездия будоражили воображение своими странными очертаниями. Твердь темной стороны представляла собой нагромождение гематитовых торосов, сверкающих острыми, как лезвия клинка, гранями. А у подножья черных скал вились похожие на щупальца неведомых тварей стебли диковинных растений.
Герои полотна тоже производили абсолютно разное впечатление. Блистающий золотой чешуйчатой шкурой монстр, изрыгающий пламень и широко расправивший огромные перепончатые крылья, давал ощущение мощи и неукротимой силы. Фигура же рыцаря на его фоне выглядела хрупкой и уязвимой. Воитель стоял, высоко занеся над головой меч. Одна его нога заступила на тёмную сторону и по колено была увита коварными и очевидно смертоносными щупальцами. Во всей позе паладина отчетливо ощущались непомерная тяжесть поднятого оружия и усталость от затянувшегося неравного боя.
Исход сражения, вопреки жанру, виделся совсем неоднозначным.
Это ведь не про то, как трудно победить зло, пришедшее извне? Так? спросила мадам Атталь, пристально глядя на автора картины.
Так, мадам. Это про то, как трудно сохранить внутри себя добро, ответил Руднев.
Вы философ!
Отнюдь! Просто так уж сложилось, что мне пришлось повидать немало людей, потерпевших поражение в такой битве.
Да, задумчиво произнесла француженка. Я знаю. Вы как это по-русски?.. enquêteur (фр. следователь).
Devrais je dire detective. (фр. Правильнее сказать, сыщик.) уточнил Дмитрий Николаевич. Я занимаюсь расследованиями, но не состою на службе.
Не состоите на службе? удивлённо подняла брови Шарлотта. И многим из тех, кто на ней не состоит, ваш царь вручил орден Святого Владимира? Я разбираюсь в русских орденах, monsieur Rudnev, и видела его у вас вчера на шее.
Эта отдельная история, мадам, не стоящая вашего внимания, поморщился Руднев. Но, если вы позволите, мадам Атталь, я бы хотел задать вам ещё несколько вопросов в отношении несчастья, случившегося вчера.
Называйте меня Шарлоттой, попросила француженка.
Хорошо. Тогда вы называйте меня Дмитрием.
Дмитрий произнесла мадам Атталь так, будто пробовала звучание имени на вкус, и её бархатный французский акцент смягчил его звонкость. Хорошо, Дмитрий, спрашивайте.
Давайте присядем, Руднев указал даме на стоящий у окна старый кожаный диван.
Мне там не нравится, заявила француженка. Слишком мрачный вид из окна Этот бесконечный дождь!
За окном и впрямь было серо и тоскливо. Конец апреля выдался хоть и тёплым, но ветреным и дождливым, и сад Рудневского особняка, на который выходили окна мастерской, выглядел словно расплывшаяся в серых красках акварель, с проступающей кое-где робкой зеленоватой дымкой.
Тогда пройдемте в гостиную, предложил Руднев. Я прикажу опустить портьеры и зажечь лампы.
Ну, нет! передернула плечами женщина. Как это у вас говорят?.. При свечах до наступления темноты
Днём с огнём? предположил Дмитрий Николаевич.
Наверное, небрежно согласилась француженка и с дерзкой улыбкой указала на задрапированный подиум для натурщицы. Я бы предпочла сесть туда. Вы позволите?
Как вам будет угодно, Шарлотта, ответил Руднев и снова с досадой почувствовал давешнее волнение, которое вроде уж и вовсе в нём улеглось.
Женщина свободно разместилась на подиуме, небрежно поджав под себя ноги, словно девчонка. Дмитрий Николаевич первый раз задумался о том, сколько мадам Атталь лет, и та, словно считав его мысли, без тени жеманства сказала:
Мне тридцать один.
Смешавшись от её проницательности и открытости, Дмитрий Николаевич не нашёлся, что ответить, и, чтобы скрыть смущение, поспешно оглянулся по сторонам, ища место и для себя. Единственным вариантом был его рабочий табурет, и ему пришлось сесть на него.
Вы станете рисовать меня, Дмитрий? восторженно спросила француженка.
Руднев досадовал на себя всё больше. Эта женщина каждым своим словом и действием выбивала его из колеи, и он никак не мог справиться с этим, чувствуя себя до нелепости смешным.
В другой раз, мадам, сухо ответил он.
Шарлотта, поправила она.
В другой раз, Шарлотта. Мне действительно нужно спросить вас кое о чём.
Мадам Атталь вздохнула и сделалась совсем серьёзной.
Вы узнали, как умер le prince Paul? спросила она.
Да, Шарлотта. Его убили. И у меня есть основания предполагать, что это может быть связано с той деятельностью, которую князь вёл помимо обычной дипломатической рутины.
Я понимаю Paul действительно был шпионом?
Я бы сказал, что он в числе прочего выявлял врагов нашей империи, смягчил формулировку Руднев. Скажите, Шарлотта, он ничего не рассказывал вам о том, чем занимался последнее время? Может быть, называл какие-нибудь имена?
Положа руку на сердце, Дмитрий Николаевич не очень-то рассчитывал на то, что мадам Атталь сможет ему что-то рассказать. Он хорошо знал Вяземского, и прекрасно понимал, что образ легкомысленного повесы, падкого до дам и кутежей не более чем личина, которая позволяла его другу входить в любые двери и иметь неограниченный круг знакомств. Рудневу не были известны подробности службы Павла Сергеевича, но и того, о чём он лишь догадывался, имея собственный опыт дел, проходящих под грифом «Совершенно секретно», хватало, чтобы знать наверняка Вяземский был профессиональным первоклассным разведчиком. И такие, как он, не разбалтывают своих секретов ни за пьяным столом, ни в жаркой постели. Тот факт, что Шарлотта якобы разгадала в милом русском дипломате шпиона, говорил лишь о том, что Вяземский намерено стремился произвести на француженку такое впечатление с целью получить от неё какую-то информацию или, что ещё вероятнее, выйти через неё на каких-то её знакомых.