Ты, Белецкий, когда станешь его гнев поддерживать, смотри, прилюдно на немецкий не перейди, усмехнулся Руднев. Ты ж ругаешься исключительно по-немецки!
Белецкий состроил оскорблённую мину.
Дмитрий Николаевич, я говорю на восьми языках, а ругаться умею на двенадцати! Уж как-нибудь смогу скрыть свою немецкую сущность Не беспокойтесь!..
Подождите-ка, Белецкий! перебил Терентьев. Мне тут пришло в голову, как вашу немецкую сущность для пользы дела применить можно!
Белецкий подозрительно посмотрел на коллежского советника.
Не уверен, Анатолий Витальевич, что мне ваша идея понравится, в чём бы она ни заключалась, решительно заявил он. У меня и без того ещё рёбра не зажили!
Терентьев отмахнулся.
Друг мой, предприятие абсолютно безопасное для ваших рёбер! заверил он. Я предлагаю вам стать участником своеобразного немецкого клуба.
Что?! потрясенно переспросил Белецкий. Вы с ума сошли, Анатолий Витальевич! Немецкий клуб? В наши-то времена! Чем я вам так насолил, что вы смерти моей хотите?
Да погодите вы, Белецкий! Это не совсем клуб Так, приватное общество единомышленников, объединенных вокруг старой доброй контрабанды
Контрабанды?! Белецкий совсем растерялся.
Да, а что? невозмутимо пожал плечами коллежский советник. Почётное криминальное ремесло. Интернациональное. Вам, как человеку, говорящему на восьми языках, это должно быть близко по духу
Вы издеваетесь?!
Анатолий Витальевич рассмеялся.
Так, саму малость, признался он. Но не сердитесь, друг мой! Сейчас я всё объясню, а вы уж решайте, принимать моё предложение или нет Есть у меня один информатор-немец. По паспорту Анкэль Рихтер, но уже второй год предпочитает называть себя Ануфрием Ануфриевичем Судейкиным17. Он владеет небольшой галантерейной лавкой в Китай-городе и в большом авторитете у тамошних торговцев, почему ему, собственно, и сошло с рук переименование из Рихтера в Судейкина. Популярность Ануфрий Ануфриевич заработал своими полезными связями, через которые уж сколько лет успешно организовывает для своих братьев по цеху поставки всякого необандероленного (устар. безакцизного) товара: от одеколонов и сукна до сигарет и коньяка. Причём бизнес свой господин Судейкин всегда вёл и продолжает вести без оглядки на национальный вопрос. Дела прощелыга этот, естественно, проворачивает не в одиночку. Он входит в этакий преступный синдикат, объединяющий контрабандистов и спекулянтов немецкого происхождения по всей Матушке-России. Когда начались гонения на немцев, вся эта шайка с невероятным усердием стала сотрудничать с властями, помогая выявлять германских шпионов и провокаторов. За такое гражданское самосознание им обеспечивается негласная защита, а кроме того, на их сомнительные торговые операция смотрят сквозь пальцы. Наглеть, конечно, мошенникам не позволяют, но и не совсем уж прижимают. Так вот, Белецкий! Я предлагаю вам стать одним из членов этого почтенного общества и попробовать узнать через их связи что-нибудь о заговоре Вер-Вольфа, так сказать, из первых рук. Рекомендацию, самую что ни на есть надежную, вам даст господин Судейкин, обязанный мне по гроб жизни и крайне зависящий от моего к нему хорошего отношения.
Белецкий с Рудневым переглянулись.
Анатолий Витальевич, заговорил Дмитрий Николаевич. У меня два вопроса. Во-первых, зачем внедрять Белецкого в этот, как вы выразились, клуб, если его члены и без того сотрудничают с властями? Почему просто нельзя спросить о заговоре того же Рихтера-Судейкина?
Спросить, конечно, можно, поморщился коллежский советник. Только откровенность бюргеров имеет свои понятные приделы. Они охотно сдают всякую мелочь, а о серьёзном предпочитают помалкивать, здраво опасаясь, как бы оглобля их самих вторым концом не приложила. Они ведь хоть и немцы, но русские, а потому точно знают, что у нас на Руси из покон века первый кнут всегда достаётся доносчику Какой у вас второй вопрос, Дмитрий Николаевич?
Каким образом вы предполагаете выдать Белецкого за контрабандиста?
У Терентьева азартно загорелись глаза, и он довольно потер руки.
О! Тут мы можем презанятнейший спектакль разыграть! У Ануфрия Ануфриевича в списках партнеров значится антиквар и букинист Паисий Спиридонович Лукашин. Этот ценитель искусства ничем не брезгует и ворованным торгует, и всякими нелегально ввезёнными редкостями. Мы его несколько раз прижать пытались, но уж больно скользкий гад! Большего, чем штраф, ничего ему навесить не получается. Сейчас у Лукашина тяжёлые времена. Из-за войны каналы поставок из Европы перекрыты, а торговать-то чем-то надо. Вот мы ему и подсунем одноплеменника и хорошего знакомого господина Судейкина вороватого смотрителя богатой частной коллекции Фридриха Карловича Белецкого А? Как?
Белецкий особого энтузиазма не выказал.
Я подумаю, Анатолий Витальевич, пообещал он. Ваша идея очень неплоха, но я в себе не уверен. Не по нутру мне такие игры.
Подумайте, Белецкий! Подумайте! Я не настаиваю! Но на всякий случай с Ануфрием о встрече договорюсь, елейным голосом проговорил Анатолий Витальевич, а после спросил Руднева. Дмитрий Николаевич, а у вас какие планы?
У меня на повестке дня шифр и свидетель, ответил Руднев и рассказал о произошедшем накануне вечером визите Шарлотты Атталь, о переданном ею портсигаре с таинственной запиской и обещании явиться сегодня с повторным визитом.
Вот даже как, задумался коллежский советник. Я-то, сказать по чести, всерьёз ваши цифры не воспринял. Решил, что это так, детишки забавлялись или слуги что-то помечали. А выходит, тут и впрямь тайнопись какая-то. Может, Дмитрий Николаевич, этот вопрос без разбирательства ротмистру Толстому передать? У них там целый штат дешифровщиков. Пусть они головы и ломают.
Передать всегда успеем, возразил Руднев. Сперва сами разобраться попробуем. Возможно, мадам Атталь скажет мне что-нибудь такое, что наведет меня на мысли.
Белецкий метнул на Руднева быстрый колючий взгляд и проворчал.
Несомненно наведет. Я даже догадываюсь на какие
Дмитрий Николаевич замечание друга проигнорировал, и все трое разошлись, сговорившись собраться вечером на Пречистенке для подведения итогов дня.
Глава 6
Дмитрий Николаевич оказался на Пречистенке первым, поскольку рассчитывал, что Шарлотта Атталь не забудет своего обещания и удостоит его новым визитом.
По дороге он заехал в книжную лавку на углу Неглинки и Кузнецкого Моста, на двери которой красовалась претенциозная вывеска: «Ираклий Семёнович Вершинин, магистр эзотерических искусств. Книги мистического и религиозного содержания в продаже и с возвратом. Консультации и лекции по спиритизму и метафизике».
Хозяин магазина, импозантный господин возрастом за шестьдесят в старомодном, но добротном сюртуке, встретил Руднева радушно и усадил пить чай с сахарными крендельками и яблочным повидлом. Знакомство Дмитрия Николаевича и Ираклия Семёновича началось в те времена, когда Руднев был студентом, а ещё до этого почтенный магистр эзотерических искусств знавал отца Дмитрия Николаевича знаменитого исследователя алтайских земель Николая Львовича Руднева.
Как водится, поболтав сперва на темы отвлеченные, Руднев наконец перешёл-таки к вопросам, с которыми приехал к букинисту.
Ираклий Семёнович, начал он. Мне нужна ваша консультация по поводу чернокнижника семнадцатого века некоего Клауса Ютенштайна. Знаете о таком?
Вершинин потеребил седую испанскую бородку, что-то пробубнил себе под нос и наконец ответил: