Рудневу с Белецким пришлось ждать не менее получаса, прежде чем наконец появился коллежский советник, заметно взвинченный и угрюмый. Хмуро поздоровавшись и проворчав что-то на счёт ещё не до конца сошедших с лица Белецкого следов народного гнева, Анатолий Витальевич увёл друзей в свой кабинет.
В общем так, начал Терентьев без предисловий. Дело о смерти Вяземского у сыскного забирают. Мне велено до конца дня передать все материалы и более не сметь даже дышать в сторону этой истории. А также меня попросили в форме однозначного приказа и вам, господа, передать, что ваше участие в дознании ни в коей мере не требуется и, более того, любая ваша попытка частного разбирательства закончится для вас серьёзными неприятностями.
Кто же станет вести дознание? спросил Руднев, предугадывая ответ.
Отдельный корпус жандармов, ответил Анатолий Витальевич. Руководить расследованием поручено ротмистру Толстому Петру Кирилловичу, любимцу Джунковского.
Не тому ли самому Толстому, что отличился при штурме Лисьего замка и аресте заговорщиков Вер-Вольфа? припомнил давешние изыскания Белецкий.
Именно тому, подтвердил Терентьев. Пётр Кириллович человек умный и энергичный, но крайне честолюбивый и в средствах неразборчивый. Таких, как он, во врагах иметь опасно, а друзьях и того опаснее. Ротмистру Толстому чуть ли самим министром внутренних дел передана в деле Вяземского полная свобода действий. И воспользоваться ей он не преминул сразу же в том плане, что попытался потребовать от меня отправить в отпуска всех, кто вчера на место выезжал. Я его фантазию, конечно, пресёк, напомнив, что не пристало ему с его восьмым классом мне с моим шестым15 приказы-то раздавать. И он, хоть зубом и скрипел, рвение своё унял, особо что при Аркадии Францевиче Я это всё вам, господа, рассказываю, чтобы вы серьёзность момента уловили. Не знаю, что уж там за секретность такая, но жандармские всякого, кто осмелится в их приход сунуться, в порошок изотрут.
Ну, так мы и не станем соваться, неожиданно бодро заявил Руднев. А действовать будем исключительно в рамках своей зоны полномочий.
Это вы, Дмитрий Николаевич, чего такое задумали? всполошился Анатолий Витальевич. Под обвинение в государственном преступлении попасть хотите и меня заодно подвести?!
Вовсе нет! Никакого нарушения сделанного вам, Анатолий Витальевич, предписания! Вам ведь что велено? Передать дело о смерти их сиятельства князя Павла Сергеевича Вяземского. Ну, так и передавайте! А сами открывайте другое дознание о покушении на господина Дмитрия Николаевича Руднева.
Терентьев сердито стукнул кулаком по столу.
Дмитрий Николаевич, бросьте дурака валять! Вы же не хуже меня понимаете, что это жонглёрство словами.
Пусть жонглёрство! Но формально придраться к вашим действиям нельзя. Вы действительно обязаны назначить разбирательство по факту обнаружения яда в моем напитке.
Руднев пододвинул к столу коллежского советника стул, взял бумагу и принялся писать.
Вот, Анатолий Витальевич, пояснил он. Я прямо сейчас составлю заявление с просьбой поручить именно вам дознание по моему делу. В конце концов, персона я с именем, отчего бы статусом своим не воспользоваться и не потребовать для себя лучшего московского сыщика? Уверен, Аркадий Францевич ходатайство моё уважит, Дмитрий Николаевич поднял глаза на скептически хмурящегося коллежского советника и добавил уже совсем иным, куда как менее оптимистическим тоном. Анатолий Витальевич, оно ведь и правда, что мне может угрожать опасность. Белецкий верно вчера сказал: тем, кто Пашу убил, лишние свидетели не нужны. Уверены вы, что жандармским с их государственным размахом до таким мелочей дело есть? Да им и до Вяземского, как такового, никакого интереса! Не оставлю я этого дела, Анатолий Витальевич! По многим причинам не оставлю. И своя мне жизнь дорога, и убийство Павла Сергеевича покоя не даст. Пусть и не вернуть Пашку, но убийцу я его к ответу призову!
Ох, с огнём мы играем, Руднев! проворчал коллежский советник.
Он принял у Дмитрия Николаевича подписанную бумагу, нацепил очки, прочёл и своим размашистым почерком завизировал: «Принять. Начать разбирательство безотлагательно. КС16 Терентьев А. В.»
У Аркадия Францевича до вашего заявления руки дойдут только послезавтра, объяснил Анатолий Витальевич. Сегодня он в Судебной палате допоздна будет, а завтра большое совещание у генерал-губернатора. Так что пока я, как его помощник, решения по таким заявлениям принимаю. Но может такое случится, что заключение моё окажется пересмотрено, и тогда уж не обессудьте. Аркадий Францевич человек интеллигентный и рассудительный, но иной раз и его заносит. Посадит нас троих под арест за самовольство и не поморщится.
Терентьев кликнул дежурного и передал ему Рудневское заявление, повелев немедленно направить делопроизводителю. Дежурный поручение принял и в свою очередь доложил, что коллежского советника ожидает судебно-медицинский эксперт.
Алвис Екабсович вошёл своей обычной разболтанной походкой, имея при себе помимо папки с отчётом, несколько каких-то здоровенных справочников, которые пытался удержать под мышкой, но которые там очевидно не помещались.
Вот, заявил лифляндец, вываливая на стол Анатолию Витальевичу всё своё библиофильское собрание и водружая сверху отчёт. Первичное заключение у меня готово, господин коллежский советник. Уверен, господа, мне удастся вас удивить.
Удивляйте, милостиво дозволил Анатолий Витальевич.
Начну с наименее интересного, вдохновенно принялся излагать доктор. Что касается дактилоскопии, то здесь полное фиаско. Отпечатки пальцев на бокале не совпадают ни с одним из предоставленных для сравнения.
Стало быть, не лакеи бокал трогали, заключил Терентьев. С этим понятно. Дальше что?
Дальше содержимое флакона, продолжил Петуш. Тут всё без сюрпризов. В склянке обычный кикер (жарг. кокаин). Качество не аптечное, но высокое, без муки. Его же я обнаружил и вашем бокале, Дмитрий Николаевич, в дозе абсолютно избыточной для верного убийства. Можно было и вполовину меньше добавить, исход бы был однозначный. Ни на одном из бокалов следов кокаина я более не обнаружил. Окровавленных осколков, как вам известно, найдено не было, так что я не могу ничего сказать на тот счёт, был ли наркотик в бокале погибшего.
Очевидно был, раз его им отравили высказался коллежский советник.
Алвис Екабсович звонко хлопнул в ладоши.
А вот тут-то, Анатолий Витальевич, и начинаются сюрпризы! триумфально провозгласил он.
Хотите сказать, Павел Сергеевич не от кокаина умер? спросил Руднев.
Хотя он совершенно не разделял научный восторг патологоанатома, с души его свалился камень.
Именно! доктор принялся лихорадочно перелистовать свой отчет и тыкать длинным тонким пальцем во всякие латинские термины. Вот! Ознакомьтесь!
Доктор, мы бы предпочли услышать выводы, а не разбираться в вашей зауми, раздражённо заявил Терентьев. От чего умер князь?
Формально, от остановки сердца, Петуш сделал нетерпеливый жест рукой, пресекая готовые сорваться с уст коллежского советника замечания. Выслушайте, господа! Их сиятельство умерли смертью вполне естественной. Если совсем простым языком, то у него загустела кровь и образовались тромбы в сосудах. Отсюда судороги, проблемы с ритмами сердца и дыханием, стремительный отёк лёгких и, в конце концов, летальная остановка сердца. Такая смерть совсем не редкость. Даже у молодых, вполне себе здоровых на первый взгляд людей, встречается предрасположенность к загустению крови и её повышенной свертываемости, что приводит к закупорке сосудов. Иногда негативный процесс развивается годами, а иногда скоротечно и чаще всего заканчивается смертью.