Не знаю, ответил я гораздо суше, чем даже хотел. Я не интересуюсь обувью.
А шо ж вас интересует? перешла на «вы» женщина. Она спустилась по лестнице, подошла поближе. Прикурить у вас будет?
Я прислонил автомат к стене, достал зажигалку, чиркнул. Огонек осветил склоненное женское лицо, сигарету, пальцы
Ой, спасибо, сказала женщина, выпустив дым первой затяжки. Огонек зажигалки еще дрожал. Снизу, от моих ладоней, женщина подняла на меня подсвеченные им глаза. Именно такое лицо я и ожидал увидеть сколько уже видел я их, этих южных красавиц, налетавших в столицу еще в те полузабытые времена, когда стояли они в очередях за сапогами, не рискуя налететь на выстрелы веером из подворотни напротив, на жестокую проверку Комиссии, на толпу одурелых двенадцатилетних бензинщиков Сколько раз обманывался этими сухими, точно и тонко прорисованными лицами, сколько раз попадался на эту комбинацию панночки и модели из хорошего журнала!..
И снова, во тьме последнего сникшего огонька зажигалки, поплыло передо мной это вечное лицо захватчицы: прямой короткий нос, обтянутые скулы, широко раскрытые, серьезные и ласковые глаза.
И шо ж сегодня на той площади будет? задумчиво, как бы сама у себя, спросила приезжая. Надо сходить
Сегодня понедельник, сказал я. Магия уже действовала, и вся моя доброжелательность вместе с так и не пропавшим бахвальством осведомленного московита пришли в движение, ринулись навстречу этому невидимому лику обмана. По понедельникам там многое бывает. Можем пойти вместе
А можно и вместе с легким и так складно ложащимся на комический напев ее фраз смешком начала женщина, но договорить не смогла. За дверью, прямо в переулке, прошумел автомобильный мотор, грохнуло и зазвенело, и тут же топот многих бегущих, крики: «Куда?! Стой, стой, сука!.. Ворюга! Торгаш!.. Стой!» Мгновенно схватив автомат, я поймал в темноте женщину за рукав рукав был скользкий, кожаный и взлетел вместе с нею на этаж.
Вот, дверь вы открыли, теперь до нас кинутся, задыхаясь, прошептала женщина. Здесь, на площадке, окно выходило прямо в переулок. В его синем свечении лицо женщины потеряло почти все от фотомодели и стало совсем ведьмачьим. Я отодвинул ее в простенок, перехватил автомат поудобнее и осторожно придвинулся к стеклу.
В переулке я увидел человек восемь. Насколько можно было разобрать, все они были в военном, в десантных бушлатах, в беретах, стоявших лихо торчком, но по разномастной обуви и брюкам было ясно, что это не регулярные части.
Афган, севшим от увиденного голосом шепнул я женщине и не расслышал ее ответа: то, что происходило в переулке, оглушило меня, и смотреть я не хотел, и смотрел не отрываясь.
Поперек переулка лежала перевернутая набок машина кажется, старенький «мерседес». Судя по развороченному перед нею асфальту, перевернуло ее взрывом гранаты, который мы слышали. Вокруг этой машины и суетились люди в беретах. Через оказавшуюся сверху дверь они вытаскивали какого-то человека. Похоже было, что человек не особенно пострадал во всяком случае, он и сам старался вылезти, и одновременно вырывался из тащивших его рук Его вытащили, двое держали его за локти, отведя чуть в сторону. Следом из этой же двери вытащили женщину. Ее тащили, как мертвую, она висела на руках, складывалась, голова без шапки и платка моталась. Вытащили и ее, посадили, прислонив к багажнику Тем временем двое, державшие мужчину, вывели его на середину переулка, к ним подошел третий, держа на весу, низко, на вытянутых руках, тяжелый пулемет. Двое шагнули в стороны, мгновенно растянув руки мужчины крестом, третий, не поднимая пулемета, упер его ствол в низ живота распятого, ударила короткая очередь. К стене противоположного дома полетели клочья одежды Женщина сползла вдоль багажника и легла на мостовую, будто устроилась спать, подтянув ноги калачиком.
Через мгновение убийц в переулке уже не было.
Та шо ж такое, шо ж это такое?! услышал я и снова обнаружил женщину, глядящую рядом со мной в окно. Шо ж оно творится в вашей Москве, шоб она уже сгорела!..
Надо уходить отсюда, сказал я. Через пятнадцать минут здесь будет Комиссия, они начнут обыскивать подъезды и чердаки, нам конец
Какая еще комиссия, женщина, плача, упиралась, я тащил ее с лестницы, какая комиссия, поубивают тут, в той Москве!..
Комиссия Народной Безопасности, неужели вы и этого не знаете? бормотал я на ходу. Идемте, идемте быстрей!
Мы приоткрыли дверь, но было уже поздно. С двух сторон в переулок въехали машины полицейский микроавтобус и черная «Волга» с красным мигающим огнем на крыше. Вспыхнули фары, захлопали дверцы, люди в серой полицейской форме и в штатских куртках выскочили и выстроились двумя цепями, перекрыв перекрестки. Автомат в моей руке блеснул в проникающем с улицы свете все еще примкнутым штыком
Все, сказал я. Все, сейчас они пойдут по домам
Женщина молчала, было слышно только ее дыхание, громкое дыхание потерявшего себя человека.
Погодите. Я сказал это слишком громко и вздрогнул. Погодите! А как вы попали сюда? Дверь же была забита
Да есть же там сзади другая. Женщина вспомнила, рванулась, и я, не выпуская ее кожаного рукава, рванулся за ней. Как же я забыл этот черный ход?! Хотя, кажется, раньше он был заперт
Мы оказались во дворе собственно, это был даже и не двор, а просто другая улица, но здесь стояли железные помойные ящики, чернел остов давно разбитой машины это была изнанка некогда шикарного дома, выходящего на Тверскую. Снег здесь не полз под ветром, не змеился он уже лежал, скопившись невысокими волнами первых сугробов с наветренной стороны помоек и ящиков. У одного из подъездов богатого дома маячила фигура человек в красной нейлоновой куртке шагал взад и вперед, как часовой. Мы прошли близко, я увидел молодое лицо, совершенно седые длинные волосы бесполого существа, услышал бормотание: «Она выйдет а я тут. Она выйдет а я тут! Она выйдет а я»
Я вспомнил, что в этом подъезде жила некогда знаменитая певица, здесь всегда толпились безумные поклонники. Этот сумасшедший, похоже, бродил здесь с тех самых пор. Может, он и не знал, что кумир его давно уже поет для пассажиров парома, возящего в основном футбольных болельщиков между Англией и Швецией. Однажды какой-то буйный бритт швырнул в нее банкой из-под пива он был огорчен проигрышем ливерпульцев. «Би-би-си» передавало об этом с глумливым сочувствием
Мы уже шли по Садовой. Сзади остались черные руины «Пекина», миновать их удалось, к счастью, без приключений. Уже давно, с тех пор как гостиница рухнула во время первых артиллерийских боев, с тех самых пор развалины были обжиты подмосковными анархистами. Все лето здесь висела выцветшая тряпка с надписью «Да здравствуют Люберцы, долой Москву!», а однажды утром я видел, как красная кирпичная пыль, выдуваемая июньским ветром, ложилась на мертвеца, висящего в пустом оконном проеме уцелевшего третьего этажа. Это был парень из московских в своей униформе черной кожаной куртке. Черная же кожаная фуражка сползла ему на лицо. Он висел на блестящей стальной цепи так обитатели «Пекина» обозначили свое отвращение к его символу веры, к металлу. Шипы на браслетах, нелепо забинтовавших его вылезшие из рукавов запястья, блестели при свете китайских ресторанных фонариков. Пригородные палачи притащили их откуда-то и повесили в окне по обе стороны казненного. Они даже умудрились их включить, и бледный цветной свет был страшен утром.
А у меня мужа убили еще в запрошлом годе, продолжала женщина свой бесконечный рассказ. Хороший был мужик, руки на месте, всем нашим, с Красного Камня это ж у нас район такой в городе, машины ремонтировал, а они ж его и убили Прямо на сервисе и убили, монтировкой вдарили, деньги сколько тех денег было, может, тысяча, старыми еще, «горбатыми», так они взяли и ушли. Соседи