Политрук Федор Кольцов всем телом вжимался в стенку низенького оврага. Он тяжело дышал и ловил себя на мысли, что громкие и частые удары его сердца слышны не только ему, но еще и всем, кто мог в это время находиться с ним в одном лесу. То и дело он приподнимался и осматривался вокруг, но не найдя ничего, снова опускался и ложился грудью на холодную и влажную землю. Правая рука политрука крепко сжимала «Наган». Левой он облокачивался на траву и снова приподнимал голову для контроля обстановки. Но сколько он не проделывал это, густые заросли леса не выдавали ему абсолютно ничего и только доносившиеся до него страшные звуки, давали понять, что где-то впереди все еще продолжается некое огненное действие, участником которого он только что был.
Издали то и дело раздавались трели пулеметов и одиночные винтовочные выстрелы. Кто-то громко вскрикнул. Снова забил пулемет. Потом еще и еще. Громыхнул взрыв. Резким свободной движение руки политрук сдернул со лба фуражку, сдвинув ее на затылок и, быстро стянул пальцами пот к виску. Он нахмурился и крепко сжал веки, отмечая для себя, что слышит удары только немецких пулеметов, а в ответ им лишь изредка стучат одиночные выстрелы родных трехлинеек, интервалы между которыми становятся все больше и больше.
Ну, где же все, где все? Как бездарно, как бездарно! Все коту под хвост! Кольцов говорил полушепотом, почти про себя. Ну, как же так! Опять как прошлым летом началось. Теперь и тут, под Харьковом! он уткнулся лбом в нарукавную звезду политработника на гимнастерке, потом перевернулся на спину и пустым взглядом влажных глаз уставился в просвет неба между верхушками деревьев.
Где-то за лесом уже несколько минут не слышались выстрелы. Наступила тишина и, вдруг она была прервана звуками быстрых шагов и частого дыхания двух человек. Федор дернулся, приподнял голову и повернулся в ту сторону, откуда послышалось движение. Справа от него, метрах в двадцати, появились фигуры бегущих. Политрук мгновенно оценил обстановку, вскочил на ноги и, рывком выпрыгнул из своего укрытия:
А ну стой, кто идет! громко крикнул он, направляя «Наган» в сторону тут же остановившихся людей. Брось оружие. Кто такие? Документы. Быстро!
Фигуры повернулись в сторону Кольцова. Один и них положил на землю винтовку и медленно поднял руки вверх. Другой был без оружия, присел на одно колено и обернулся в сторону, откуда бежал и тоже поднял вверх руки.
Да свои мы, товарищ политрук, сказал первый, я из второй роты. Я вас знаю. Вы с нашим политруком товарищем Тимаковым дружите. На той неделе к нам в роту приходили, вместе политзанятие вели, «Красную звезду» нам зачитывали. Помните?
Федор сузил глаза, внимательно разглядывая стоящего перед ним с поднятыми руками солдата, перевел взгляд на второго:
Документы, я сказал! почти взревел о, заставляя их быть расторопнее.
Две пары глаз испуганно смотрели на политрука. Первый боец быстрыми движениями рук вскрыл нагрудный карман гимнастерки, достал из него красноармейскую книжку и комсомольский билет, сложенные вместе. Глядя на реакцию Кольцова, он начал протягивать их ему.
Положите на землю, пять шагов назад, Федор смотрел на второго.
Если первый выглядел как обычный пехотинец, полностью укомплектованный всем солдатским скарбом, имел при себе винтовку со штыком, а на голове стальная каска, на поясе подсумки, зачехленная малая саперная лопатка, то второй был ни чем не вооружен и, даже ничего не имел при себе. Одет он был в грязный замасленный и закопченный комбинезон танкиста и шлем на голове. Ни вещмешка, ни скатки, ни подсумков, ни фляжки с водой. Только ремень на поясе с воткнутой под него суконной рукавицей, вероятно носимой для выполнения каких-либо работ при обслуживании танка.
Танкист, у вас документы есть? строго спросил Кольцов, подумав про себя о возможной контузии бойца и, как следствие, отсутствии реакции на вопрос.
Да, сейчас. тот быстро достал из кармана, скрытой замасленным комбинезоном, гимнастерки целлофановый сверток и извлек из него красноармейскую книжку, бросил ее в сторону политрука и сделал несколько шагов назад, чтобы встать рядом с пехотинцем.
Оба бойца сели на корточки и одновременно посмотрели в направлении, откуда двигались минуту назад.
Федор не сводя взгляд с танкиста, разглядывая его, потянулся к лежащим на земле документам. Только сейчас он заметил на петлицах у того скрещенные пушки, а не танки. Этот факт вызвал у него вопрос:
Из какой части?
Да он из артполка нашей дивизии, товарищ политрук, наш он! первый боец ответил за второго, быстро перебегая испуганными глазами от Федора к танкисту и обратно.
Представьтесь, злобно произнес Кольцов, недовольный встреванием пехотинца.
Красноармеец Свиридов! бойко ответил тот, встал и вытянулся по стойке смирно и тут же снова присел.
Младший сержант Климов, вполголоса сказал ни то танкист, ни то артиллерист и, наконец, повернул взгляд в сторону старшего по званию. Увидев на лице Кольцова вопросительное выражение и сосредоточенное разглядывание своей внешности, тут же начал, я водитель с «Комсомольца», у меня в сцепку с передком было прямое попадание, ленивцы вырвало, гусеницы слетели, передок опрокинуло и меня чуть не перевернуло. Я из люка выскочил, а там масло хлещет, Климов замахал руками. Подбородок иго затрясся, из глаз хлынули слезы.
Федор стал рассматривать красноармейские книжки бойцов, но сумел увидеть содержимое только документа пехотинца. Он не мог сосредоточиться, то и дело привставал, вытягивал шею и оглядывался. В итоге ему ни чего не оставалось, как только сделать вид об ознакомлении с содержащимися текстами. Кольцов подошел к Свиридову и протянул обе книжки и комсомольский билет. Климов коротко взглянул на политрука, продолжая всхлипывать он вытер лицо грязным рукавом комбинезона, размазав сажу, пот и слезы по щекам и лбу.
За мной бегом марш! Федор не громко отдал команду бойцам и побежал в глубь леса, сделав это резко, не дав прийти в себя остановленным им бойцам.
Те двинусь за ним, не успев опомниться и спрятать в карманы красноармейские книжки.
Через несколько минут интенсивного бега Кольцов начал сбавлять темп, перешел на шаг и совсем остановился. Он наклонился, уперев руки в колени, и посмотрел по сторонам. Заметив, справа, неглубокий лесной овражек, в каком сам пребывал некоторое время назад, шагнул в него и продвинулся вперед, прячась от возможного своего обнаружения и давая себе и бойцам возможность восстановить силы и дыхание
Его остановил взгляд на лежащее на дне оврага скрученное тело в военной форме. Политрук подошел, наклонился над телом, разглядывая его:
Боец, произнес Федор, адресуя фразу лежащему, но тут же убедился, что разговаривать было уже не с кем солдат был мертв!
Побелевшее лицо с плотно сжатыми искривленными губами и немигающие открытые глаза. Руки были согнуты и плотно прижаты к бедрам и к груди. Рукава и весь перед гимнастерки в черно-красном кровавом пятне. Такое Кольцову уже не раз приходилось видеть на фронте у людей, получавших тяжелые ранения в живот.
С другой стороны в овражек спрыгнул младший сержант Климов и сразу подошел к убитому солдату:
Это старшина Васильев из первой батареи, произнес Климов присев рядом на корточки.
Не раздумывая, Федор машинально стал извлекать из нагрудного кармана мертвого старшины его документы, как делал это уже не раз, забирая красноармейские книжки, партийные и комсомольские билеты, неотправленные письма родным у павших в боях солдат. Затем он выдернул из-под его ног кожаную командирскую сумку, вскрыл ее и осмотрел содержимое. Еще раз наклонился над телом и сказал Климову: