Да не переживай ты! успокаивали его. Пока твоя очередь подойдёт, по-любому ещё кто-нибудь надумает!
Или, чтоб не кричать, кто-то из студентов подходил к другому и молча показывал ему небольшое расстояние между большим и указательным пальцем: «По-маленькому?» читался вопрос в его глазах.
Во! отвечал другой и показывал жест ладонью от пола до живота, обозначая, что он идет в туалет «по-большому».
А потом, мы действительно задаёмся вопросом: «куда девается чувство стыда у медиков?» Да уж. Все проблемы реализации физиологических потребностей нам пришлось испытать на собственной шкуре.
Наступил ноябрь. В нашей комнате было очень холодно. Чугунные батареи были чуть тёплыми, окна имели щели, через которые в комнату тянуло холодом. Проклейка щелей скотчем, бумагой или тряпками не помогала от окна все равно тянуло холодом, поэтому одно окно мы полностью затянули покрывалом. Спать приходилось в одежде. Зато утром, можно было не умываться холодной водой скинул с себя одеяло и уже бодрый!
413-я подъём! Услышал я среди ночи знакомый голос и громкий стук в дверь. Били ногой так, что дверь того и гляди могла вылететь.
Я поднялся и открыл дверь. Это был снова Фаза со своими шестёрками. Лицо его было искажено гримасой боли, на лбу проступили мелкие капельки пота, руки тряслись у Фазы была абстинентный синдром.
Денег дай! прошипел он. Видишь, «кумарит» меня!
У меня нет.
Да-ай! отчаянно крикнул он и махнул рукой, целясь мне в шею.
Я увернулся.
Его рука, не попав по шее, скользнула мне по левой половине грудной клетки. Я почувствовал какую-то резкую, жгучую боль и посмотрел в то место. Моя фланелевая клетчатая рубашка в области левого нагрудного кармана была разрезана и уже окрашивалась темной кровью. Оказалось, что Фаза замахнулся на меня лезвием.
Алик! Брось лезвие! Ты что, гонишь?! сказал его дружок Тимур и схватил Фазу за руку, пытаясь отобрать у него лезвие.
Лезвие от бритвенного станка выскочило из руки, звякнуло об пол. Тимур отпустил Фазу и потянулся за лезвием.
Дай! снова крикнул Фаза и ударил меня в лицо кулаком.
Удар я пропустил, потому что следил за лезвием. Во рту появился привкус соленой крови от разбитой губы. Я сделал шаг назад. Фаза, надвигаясь на меня, смотрел каким-то звериным взглядом.
Даже сейчас, я не помню, как мне в руку попался керамический заварочный чайник, подаренный мне сестрой, Видимо, он стоял на столе, слева от меня.
Удар этим чайником пришелся в область правого виска Фазы. Чайник разлетелся в дребезги, забрызгав стены и висевший на вешалке медицинский халат остатками заварки. Фаза, как подкошенный, с грохотом упал на пол. Он тут же попытался подняться, но снова упал. Я отступил ещё на шаг, ожидая нападения его шестёрок, но увидел, что в дверях появился кто-то еще.
В дверях стоял Родион.
Увидев мой взгляд, обращённый в сторону двери, шестёрки резко испуганно обернулись. Родион каким-то спокойным, изучающим взглядом осматривал произошедшее. Самый высокий из шестерок-старшекурсников был Родиону ростом по плечу.
Родя,тут это, короче, Димон Фазу вырубил! бессовестно, по-шакальи «заблеял» Тимур. Вот, видишь?
Фаза сидел на полу и стонал, держась за голову. Родион также спокойно посмотрел на Фазу.
Вы его приберите, куда-нибудь, уверенным спокойным голосом сказал он.
Шестёрки засуетились, как по команде:
Алик вставай! Пойдем. Пойдем-пойдем! Тебе холод к голове приложить надо. Пойдем!
Они подхватили Фазу под руки и вывели его из комнаты.
Родион прошёлся взглядом по пятнам заварки на стене и халате, посмотрел на пол, по которому разлетелись куски керамики от чайника, потом посмотрел на меня.
Снимай рубашку. Надо рану осмотреть. И положи уже ручку.
Я посмотрел на свою левую руку так, как будто она была чужая. В кулаке была зажата ручка от разбитого чайника. Я бросил её на пол.
На груди слева была небольшая резаная рана, с ровными краями и длиной примерно три-четыре сантиметра.
Он ему шею лезвием хотел порезать! наперебой начали говорить пацаны, до этого сидевшие молча.
В соседней комнате у девчонок нашлась перекись водорода, зелёнка, лейкопластырь.
Когда Родион обработал и залепил мне рану, то почему-то засмеялся.
Что, Родя? спросил я. Что тебе тут смешным кажется?
Да так, улыбаясь, ответил он. Просто получилось «чайником по чайнику»
Упал
Чайником по чайнику! засмеялись пацаны.
Родион тоже улыбался. Глядя на них, и я стал смеяться, держась за разбитую губу.
Ты где научился раны-то обрабатывать? смеясь, спросил я у Родиона. Неотложка только на следующий год будет.
Родион тут же снова стал хмурым:
На войне
Пацаны, что смеялись, сразу же заткнулись, а меня даже дыхание остановилось.
На войне? не своим голосом спросил я и, не моргая, уставился на Родика.
Такие вот дела, брат, сказал он.
Мы все молчали.
Так, всё! Отбой! резко скомандовал он, встал и направился в сторону выхода. Утром подъём в семь О-О!
Родя, а он не умрёт? спросил я ему в след, имея ввиду травмированного Фазу.
Родион остановился, повернул голову в сторону моего испачканного халата.
Умрёт, ответил он абсолютно серьезно. И я умру, и ты. Все мы умрём Но не сегодня!
Мне не спалось почти всю ночь. Мало того, что губа разбитая болела и голова гудела, так ещё и мысли в неё лезли всякие.
«А что, если он действительно умрёт? думал я. Ему ведь в область височной кости прилетело, а кость эта хрупкая, мы же по анатомии проходили. Os temporále она на латыни называется».
Терзаемый своими мыслями я думал, что сейчас подъедет к общаге скорая, потом милиция, меня увезут начнут допрашивать и тому подобное. Потом я подумал: наверное, Родион уже проведал подбитого Фазу, а если до сих пор он не пришел сообщить мне дурную весть, то значит, что с Фазой все относительно нормально.
А ещё, ко мне пришло понимание, что детство моё кончилось. Сурово, страшно и одномоментно. Всё. Началась суровая взрослая жизнь. Теперь только от меня зависит, как сложится моя дальнейшая судьба. Теперь я сам за себя. Пацаны, что проживали со мной в комнате и были очевидцами произошедшего конфликта, мне ясно дали понять, что надеяться надо только на себя. От осознания этого факта, мне стало ещё горестнее, чем от мыслей про раненого в голову, и во всю голову, Фазу.
Наконец, я заснул.
Димон! Димон! Димон! кто-то толкал меня за плечо.
Сердце моё бешено заколотилось, кровь ударила в голову, по телу поползли мурашки, появилась неприятная дрожь. Я, ещё не открыв глаза, подумал, что Фаза преставился и теперь мне конец.
Димон, вставай! Мы на анатомию проспали! Через десять минут звонок! Меня будил однокурсник по имени Вадим.
«Тьфу, блин! облегчённо подумал я, открывая глаза и вставая с постели. Анатомию проспали! Подумаешь, пустяк какой!»
Йо-о-о ма-йо-о, протянул Вадим, глядя на меня. Иди в зеркало посмотри на себя.
Если честно, то я уже сам ощущал, что с лицом моим что-то не так. Я подошёл к зеркалу. Под обоими глазами были синяки, один глаз почти полностью заплыл, губа опухла.
В комнату зашёл Родион. Посмотрел на меня.
Ну что, братуха? Хреново на белый свет одним глазом смотреть? спросил он и засмеялся. Ты сейчас на молодого Тамерлана похож!
Стало немного веселее.
Да не такой уж он и белый, этот свет! ответил я, вспоминая свои ночные рассуждения. Не пойду на занятия! Морда разбита, халат грязный. Не пойду.
Вот халат, протянул он мне чей-то халат. Надевай и дуй на занятия, пропускать нельзя. «Отработки» платные. Или у тебя денег не меряно?
Это была правда. Все пропущенные темы и двойки необходимо было закрыть, сдать. Это даже не обсуждалось. Как это так, если фельдшер не будет знать чего-то из преподаваемой программы? Поэтому отрабатывались все темы без исключения. Единственное отличие было в том, что если пропуск был по уважительной причине, то «отработка» была бесплатной, а если пропустил по неуважительной причине, то, соответственно, надо было идти в бухгалтерию, платить пять рублей за каждую «эНку», и с квитанцией идти к преподавателю, но не в любое время, а когда преподаватель назначит. К слову, на пять рублей в 1999 году можно было купить булку хлеба или пачку сигарет под названием «Балканская звезда» или просто «Балканка»