Второе основание доказательства, которое особенно подробно разрабатывает Кант, заключается в том, что мы познаем свойства пространства и времени a priori, т.е. независимо от всякого опыта, что было бы невозможно, если бы пространство и время были чем-то существующим вне нашей способности восприятия. То, что и сегодня находятся серьезные мыслители, объявляющие науку о пространстве и времени, т.е. математику, наукой опыта, показывает, насколько трудно избавиться от предрассудка, что пространство и время это атрибуты вещей самих по себе.
Опять же Джон Стюарт Милл в своей системе дедуктивной и индуктивной логики, которая по праву стала столь известной, пытается доказать, что аксиомы геометрии являются эмпирическими утверждениями. Но если внимательнее присмотреться к его доводам, то можно обнаружить скрытую в них уступку в том, что понятие пространства является априорным. В 5-м параграфе 5-й главы он заявляет:
«Основание геометрии, таким образом, опиралось бы на непосредственный опыт, даже если бы опыты (которые в данном случае сводятся лишь к внимательному созерцанию) производились только с тем, что мы называем нашими представлениями, т.е. не с фигурами в нашем уме и не с внешними объектами. Во всех системах экспериментов мы берем некоторые предметы для того, чтобы они служили представителями всех тех, которые на них похожи; и в данном случае условия, позволяющие реальному предмету быть представителем своего класса, полностью (!) выполняются предметом, который существует только в нашем воображении. Поэтому, не отрицая возможности того, что, просто думая о двух прямых линиях и не видя их, мы можем верить, что они не могут заключать в себе пространство, я утверждаю, что мы верим в эту истину не только на основании нашего воображаемого видения, но и потому, что мы знаем, что воображаемые линии выглядят точно так же, как реальные, и что мы можем делать выводы от них к реальным линиям с такой же уверенностью, как от одной реальной линии к другой реальной линии».
Разве не все уступлено этими словами? Действительно, самый откровенный материалист, который в простоте своей принимает наши представления за верные образы вещей, никогда не станет утверждать о реально эмпирическом представлении, что оно полностью охватывает свой объективный предмет, так что, не допустив дальнейшего воздействия предмета на органы чувств, из простого представления, которое так или иначе имеет реально эмпирическое содержание, т.е. содержание, даваемое ощущениями, никогда не может быть закончено, даже если бы это было представление о самой простой капле воды. Более внимательное изучение с помощью органов чувств всегда научит нас чему-то новому и вновь новому, чего мы никогда не могли бы вывести из ранее полученной концепции. Совсем иначе, как признает Милль в процитированных предложениях, обстоит дело с представлениями о пространственных образованиях как таковых. Они уже готовы в нашем сознании, и осязание, рассматривание или прослушивание соответствующего материального объекта не может научить нас чему-либо о пространственных отношениях, что мы не могли бы вывести из этой идеи в любом случае.
Думаю, отсюда ясно, что наши знания о свойствах пространства и границах его частей не являются эмпирически приобретенными, а основаны на изначальной природе нашего рассудка. Конечно, это не означает, что опыт не играет никакой роли в развитии осознанного знания о свойствах пространства. Опыт, т.е. прежде всего изменяющиеся ощущения, дает возможность и заставляет сознание испытывать потребность прояснить то, что как бы дремлет в нем.
Наконец, весомый аргумент можно выразить в нескольких словах. Все предметы мира можно помыслить, кроме пространства и времени. Отсюда ясно, что они не относятся к вещам вне нас, ибо то, что я совершенно не могу помыслить, должно принадлежать самому мыслящему субъекту.
Если мы ясно осознали, что пространство и время это лишь необходимые формы, в которых вещи могут предстать в качестве объектов для нашего восприятия, то становится ясно, что все остальные предикаты, которые мы приписываем вещам и их отношениям, такие как расстояние, сила, инерция, масса, движение, также субъективно обусловлены природой нашего рассудка, поскольку все эти предикаты основаны на формах восприятия пространства и времени.
Мне кажется, что к этому же выводу можно прийти и другим путем, который, возможно, даже более реален, поскольку не требует отказа от укоренившихся иллюзий на первом этапе. В самом деле, если встать на наивную точку зрения материализма, принимающего за чистую монету, так сказать, чувственный мир, сконструированный разумом, то теперь мы приближаемся к этому чувственному миру с помощью разума, чтобы препарировать его, как это делает естественная наука. Физика вскоре учит нас, что, например, цвета не так уж серьезны, что тело кажется окрашенным в тот или иной цвет в зависимости от того, лучше ли оно отражает тот или иной вид колебаний тонкой среды. Та же наука показывает нам, что непроницаемость основана на силах отталкивания, на тепловом воздействии малых, очень быстрых движений мельчайших частиц друг на друга. Химия показывает даже, что самое однородное тело состоит из бесчисленного множества разнородных частей, которые под действием сил поддерживаются в равновесии в определенных положениях. Если довести естествознание до конца, то на наших глазах материя распадается на атомы, т.е. на абсолютно нерастяжимые эффективные точки, рассеянные в пространстве, которые своим движением и взаимным влиянием друг на друга порождают все явления.
Воздействие атомов друг на друга или их силы это только силы движения, притяжения или отталкивания, т.е. два атома имеют тенденцию либо приближаться друг к другу, либо удаляться друг от друга. Этим фактически исчерпывается вся сущность атома. Атом, в сущности, есть не что иное, как система бесконечно многих направлений, которые, подобно направлениям пучка лучей, пересекаются в одной точке, и действие двух таких систем имеет только один геометрический смысл, а именно: общая точка пересечения одной системы стремится приблизиться к точке пересечения другой или удалиться от нее.
Но нет ли в точке пересечения чего-то особенного? Ведь именно в ней, согласно общепринятой точке зрения, находится сам атом. Конечно, правильнее было бы понимать под атомом всю систему направлений сил и, следовательно, считать, что он присутствует везде в пространстве. В самом деле, разве нельзя сказать, что некоторый атом Солнца присутствует и здесь, на Земле, поскольку здесь он оказывает притягивающее действие, направленное к Солнцу.
На вопрос о том, можно ли найти в общей средней точке направлений сил атома, в центре притяжения или отталкивания, нечто иное, чем просто геометрическое, некоторые, вероятно, ответят, что именно там находится масса атома. Но если присмотреться к понятию массы, то оно тоже сразу же растворяется в чисто геометрических соотношениях. Мы приписываем одному из двух центров сил во столько раз большую массу, чем другому, во сколько раз меньшая скорость возникает в нем при взаимном действии, чем в другом. Например, мы приписываем Солнцу в 319 000 раз большую массу, чем Земле, потому что взаимное притяжение этих двух центров действия придает Солнцу за одну секунду в 319 000 раз меньшую скорость, чем Земле. То, что относится к общей массе крупнейших атомных комплексов, естественно, относится и к массе отдельного атома.