Кант и эпигоны
Отто Либман
Переводчик Валерий Алексеевич Антонов
© Отто Либман, 2023
© Валерий Алексеевич Антонов, перевод, 2023
ISBN 978-5-0060-7318-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие редактора
Книга Отто Либманна "Юношеская книга", которую мы здесь переиздаем, долгое время не появлялась в книжной торговле, несмотря на ее глубокое влияние. Отто Либманн получал много просьб о переиздании, особенно в последнее время. И когда Кантовское общество включило в план своих задач "переиздание редких философских произведений", нам тоже было предложено сделать заново доступным имеющееся здесь произведение. Поначалу эта затея вызвала у автора некоторое смущение: с одной стороны, понятно, что его труд стал ему дорог. С другой стороны, он сказал мне: "Но ведь это все-таки юношеская работа. "И я должен был бы узнать основную черту его философской натуры по тому, как он ее противопоставлял, если бы она уже не говорила объективно с каждой написанной им страницы за то короткое время личных отношений, которое я приобрел с ним со времени моего назначения в Йену: самое громкое и безоговорочное применение "γνωθι σεαντον" к его личности, его собственному труду и деятельности. Так, его отношение к этому сочинению было почти образцово объективным: "Я, конечно, написал бы его сегодня совсем иначе, чем полтора века назад", не раз говорил он мне. И Кант сегодня, возможно, выглядел бы даже лучше, чем тогда, но и эпигоны тоже, говорит он. Но это ни в коей мере не должно повлиять на ту основную систематическую позицию, которую он выработал впоследствии. Напротив, именно с этой позиции он предпочел бы переработать свой первый труд с нуля и использовать для этого исторические достижения последних десятилетий. Однако, как бы ни свидетельствовало это желание о бодрости и свежести его духа, необходимо было также постоянно помнить о его слабеющем здоровье. Кроме того, новое издание было бы не перепечаткой, о которой мы просили, а новой работой.
Только после долгих критических размышлений, за несколько недель до своей смерти, он доверил мне издание своего труда, первые два печатных листа которого я смог дать ему ознакомиться. Нет необходимости указывать, что автор "Анализа действительности" и "Мыслей и фактов" не остался в том положении, которого он достиг в 1865 г., а продолжал успешно и плодотворно работать в течение более века. Однако именно поэтому мне кажется долгом почтения к личности Отто Либмана, а также долгом благодарности к делу его достижения, призвать сегодняшних критиков, особенно скорых на слова, быть несколько осторожными в своем отношении к юношескому творчеству Либмана и сказать им, что Либман, справедливо осознавая свое достижение, никогда не сможет найти более искреннего и честного критика, чем он сам. Поэтому мне хотелось бы описать хотя бы два основных момента, на которые в первую очередь была направлена самокритика Либмана в его работе "Кант и эпигоны".
Один касается содержания, другой только формы. Находясь под впечатлением последних бесед с Либманом я пишу эти строки ровно через неделю после того, как видел его в последний раз, я излагаю главное, по возможности следуя его собственным высказываниям, как бы биографически. Разговор с самим Либманом я начинаю с содержания, с тех моментов, которые затронули «дух трансцендентальной философии»: К числу особых радостей, которые Либманн испытал в последние недели своей жизни и свидетелем влияния которых на него был я сам, относится дань, которую Виндельбанд отдал ему при характеристике «философских направлений современности» (Große Denker II, p. 363 ff.). Если бы Виндельбанд сказал здесь, что «немного антропологизма от зачатков нового кантианства», то Либманн с такой же радостью признал эту критику вполне корректной, как и согласился с мнением Виндельбанда о том, что эта антропологическая позиция выходит за пределы самой себя именно благодаря «исследованиям Либманна в градиентных слоях априорного». Он думал, что сможет сразу же прийти к взаимопониманию с Виндельбандом1, переведя априори из сферы кантовского понятия «человеческий разум», в которой он его первоначально оставил, в сферу понятия «чистый рассудок», на которое он в конечном итоге, а именно в своих основных работах, действительно нацелился и которое даже в рамках кантовской системы придется все более строго отличать от понятия «человеческий разум» путем исследования.
И в подтверждение этого он указал на мои собственные замечания по поводу его (Либмана) трактовки природы как "объективной мировой логики", в которой, вероятно, антропологическое было вычеркнуто, а трансцендентное представлено в чистом виде. Тогда изменится и позиция Либмана по отношению к "эпигонам". Это одно момент содержания. И это подводит меня ко второму, формальному моменту. Однажды Либманн сказал мне, что самым досадным просчетом в намерениях его работы "Кант и эпигоны" было мнение, рассчитанное на похвалу, что он судил Фихте, Гегеля и Шеллинга по образцу Шопенгауэра. Он, видимо, полагал, что в этой книге достаточно четко охарактеризовал метод Шопенгауэра. (Действительно, "проступок" Шопенгауэра прямо характеризуется как "непростительный, бестактный, неуместный, даже неприличный". ) Но, вероятно, он был еще недостаточно ясен для широкой читательской аудитории, и поэтому на самом деле он должен быть еще более ясным по отношению к Фихте, Гегелю и Шеллингу, а также по отношению к Шопенгауэру. Мне также не хотелось подавлять это замечание для правильного понимания намерений Л
Я думаю, что в его духе и смысле поделиться этим фактически частным заявлением. В остальном я могу обратиться к фактическому изложению Либмана. Из него каждый, кто умеет читать философские книги, может увидеть прямо противоположный метод Шопенгауэра. Этому до сих пор иногда подражают. И сегодня, следуя рецепту Шопенгауэра, из работ Гегеля вырывают отрывки, чтобы выставить их, правда, без шопенгауэровского остроумия, на смех еще более остроумной публики. И даже если это было, если применить либмановскую характеристику привычки Шопенгауэра в отношении Фихте к еще более худшему поведению в отношении Гегеля, "непростительно, бестактно, неуместно, даже неприлично", то у Шопенгауэра это все равно было привлекательно новизной и остроумием, хотя и плохим остроумием. Но бездарное копирование Шопенгауэра это безвкусица вдобавок ко всему.
Отто Либманн действительно мыслил слишком масштабно и благородно для подобных выходок, в нем было слишком много философской серьезности и философского достоинства, слишком много стиля жизни, действительно, слишком много вкуса. А главное, в нем было слишком много того подлинного благоговения перед настоящим величием, которого требует Гете, слишком много благоговения перед тем, что он сам называл философской традицией. За исключением работы "Кант и эпигоны" и последней лекции о Канте (обе, впрочем, имеют ярко выраженную систематическую направленность), Либманн фактически не занимался историей; его собственным полем деятельности была систематическая философия. Но именно потому, что он умел оценить значение истории для системы философии, он оказался подлинным представителем той систематической философии, которой принадлежит будущее. Об этом красноречиво свидетельствует не только его трактат о философской традиции, но и сами его основные систематические работы.