Слишком многое нужно сделать, увидеть, услышать, понюхать, потрогать и попробовать на вкус, чтобы тратить свою последнюю ночь на разгребание старого пепла, который больше никогда не вспыхнет. Он приказал убрать крышу. Автомобиль превратился в розовую мечту с подножками, выпуклыми и удлиненными сквозными крыльями и фарами, похожими на совиные глаза, с плавниками, решетками и серебряной фигуркой, жаждущей гонки по автостраде. Разочарованный тем, что проги не сменили станцию вместе со стилем авто на напевы и мелодии более старой, окутанной туманом эпохи, Камагуэй выключил радио.
Белые боковины[87]?.. тихо попросила сраженная Нуит. Вуаля! Вот и они. Нам осталось лишь отыскать пальмы и неспешно вдоль них проехаться.
Искомое обнаружилось чуть дальше. Два параллельных ряда пальм, каждая строго в пяти метрах от соседки; ряды сближались, деревья уменьшались, как на рисунке художника, изучающего перспективу, и дорога вела к колоссальному пастельно-розовому знаку смерти, оседлавшему бульвар.
За заросшими лужайками высились casa grande[88], шато и тюдоровские особнячки Бель-Эйра пустые, словно браки без любви, с окнами, которые риэлторы-оптимисты заложили камнями или заколотили досками, чтобы отпугнуть скваттеров. Дикие обезьяны пронзительно перекрикивались в ветвях деревьев, обвитых удушающими фикусами и тропическими эпифитами; дремлющие тектозавры плавали в заброшенных бассейнах, рассекая гниющие листья.
Ушедший Голливуд, проговорила Нуит. Тур «Как жили богатые и знаменитые». Смотри-ка! Камагуэй опоздал на долю секунды, следуя за ее пальцем. Уверена, это был оцелот.
Наверное, просто кошка.
В таком прикиде? Ты забываешь, chico[89], что я работала на этих улицах.
На киноэкране в голове Камагуэя: объектив с синим фильтром, медленное панорамирование. Рваные кружевные занавески, развевающиеся на теплом, как кровь, ветру из открытого окна. Много цикад; ночные птицы и мартышки-верветки поют хором. Бассейн блестит в свете луны, мебель в комнате наверху укрыта простынями от пыли, и на таких же простынях движутся в унисон потные бока, скользят блестящие бедра.
Некровиль медленно затягивал их в свою пасть.
Нуит.
Я тут.
Ради чего ты рисковала попасться сегуридадос? Тебя же могли убить за работу в мясных зонах.
Она прикоснулась кончиком языка к верхней губе.
У меня высокие моральные стандарты. Лучше двадцать или тридцать лет даже продолжая расплачиваться за реконфигурацию провести на бульварах, чем двести или триста в каком-нибудь борделе для contratistos[90]. Влиятельным proxenetas[91] это не нравится, я же ловлю мясо на их пастбищах. А это значит, что в меня иногда стреляют. Но вот что я тебе скажу, chico, вот так чудить в одиночку мой собственный выбор, понимаешь? Я сама решила. Такая карьера. Профессионалки вроде меня обслуживают избранных клиентов, которые могут себе позволить цены премиум-уровня. Твои пять тысяч баксов не так уж далеки от моей настоящей таксы.
Исчезающие ссадины, затягивающиеся без шрамов рваные раны.
Ты трансморф.
Суккуб, инкуб, оборотень. А ты думал, твоя тачка венец творения. Собратья в Святом Иоанне творят с тектроникой такие штуки, мой мясной малыш, что ты ушам своим не поверишь.
Нуит посмотрела в небо, густо усеянное осенними созвездиями.
«Больше звезд, чем на небе»[92], говорили они.
Камагуэй не понял.
Нуит, сколько тебе лет?
Достаточно, чтобы помнить времена, когда ни один джентльмен не задавал леди подобного вопроса. Столько, сколько было королеве Англии, когда там еще была королева. У меня два дня рождения. Ну, день рождения и день возрождения. Сколько мне лет, зависит от того, от какой даты считать. Если от последней, мне тридцать пять: Поколение Зеро. Перворожденная из мертвых или что-то в этом роде. Если от первой пожалуй, не будем обижать старую шлюху. Я помню Рейгана, пусть и не слишком хорошо.
Ворота некровиля приближались. Пока автомобиль не свернул на заброшенный бульвар, Камагуэй не знал, что некровиль то место, куда ему в самом деле надо. Теперь в целом мире не было места прекраснее.
Нуит, как ты умерла?
Язык забавная штука, Камагуэй. Пятьдесят лет назад этот вопрос показался бы бессмыслицей. Абракадаброй. Комбинация слов существовала, но описывала нечто невероятное. Сеет ли наша способность говорить о невозможном семена возможностей? Я устала, Камагуэй. Мне было восемьдесят три года, и однажды утром мое тело решило, что с него хватит. Не каждому дано умереть на скоростной автотрассе.
«Я знаю. Я пытался».
Quid pro quo[93], Камагуэй. В этом суть любой сделки. Итак, Нуит хочет знать: сколько лет тебе?
Двадцать семь.
Забавный возраст, вот и все, что сказала Нуит.
От сияния врат звезды померкли. Жизнь и сама была чередой врат, сквозь которые можно пройти только в одну сторону: детство, пубертат, взрослая жизнь, партнерство, карьера, деторождение, воспитание детей. Ни одни из перечисленных не были столь абсолютны в своих последствиях, как этот грозный клин из светящегося пластика. Камагуэй попытался представить себе, какими врата видит Нуит как возвращение домой, символ безопасности и защищенности? Ему они бросали вызов. Последние. Сорок семь часов три минуты.
Нуит, каково это умереть?
Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сеньор?
Розовая флуоресценция подсвечивала полицейского, склонившегося над дверью. Камагуэй транслировал через персоналку идентификаторы и контракт с Нуит.
Это и есть мертвая женщина, с которой вы заключили сделку?
Нюхачи и сканеры пробежались вдоль машины, замерли и полностью переключили свое внимание на Нуит.
Верно.
Хм
Нуит игриво улыбнулась полицейскому. Сканеры скользнули по крыше, дерзко обнюхали Камагуэя.
И ворота взвыли.
Камагуэй сидел, окаменев, в эпицентре урагана звуков; сигнализация надрывалась, из дорожного покрытия впереди машины выскочили стальные пальцы.
Убирайся отсюда к чертовой матери! крикнула Нуит на ухо Камагуэю. Дави на газ, мать твою!
Шины с белыми боковинами задымились, когда машина рванулась прочь из ловушки задним ходом. Сирены продолжали выть. Ошарашенные стражи порядка потянулись за оружием.
Ты следи за дорогой, я буду следить за ними, крикнула Нуит. Твою налево, чувак, что ты натворил?!
Камагуэй развернул машину, оставив на потрескавшемся бетоне черную полосу. Зеркала заднего вида демонстрировали сегуридадос, которые опустились на колено и прицелились; их оружие принимало новые, грозные очертания.
Что я натворил? Что ты натворила?!
Он проехал через пятиметровый промежуток между двумя пальмами и помчался по старому тротуару, кося высокую траву хромированными бамперами и надеясь, что деревья защитят от теслерного огня.
Я?! Я вообще не при делах, мясо. Это не из-за Нуит их миленькие детекторы тектронной активности заорали, как резаные.
Да о чем ты говоришь?
Правильно. Сюда. Сюда! За этими гасиендами лабиринт служебных переулков. Там мы им шнурки-то и свяжем.
С классическим голливудским визгом колес машина повернула под прямым углом и нырнула сквозь завесу испанского мха. Прозвучали предупреждения о близости препятствия: сжалившись над вздрюченной нервной системой автомобиля, Камагуэй переключился на полное ручное управление и продолжил мчаться по темному узкому туннелю из осыпающейся каменной кладки и нависающих древесных крон.
Ну так вот, объясняю, сказала Нуит. У ворот есть встроенная система раннего оповещения, которая позволяет обнаружить любого нелицензированного мертвеца, пытающегося войти или выйти из некровиля. И поскольку, благодаря твоей щедрости, я больше не нелицензированная, остается один главный претендент на эту роль.