Следующие несколько дней я Укриджа не видел, но получил известия о нем от нашего общего друга, Джорджа Таппера, на которого наткнулся, когда он в великолепнейшем настроении пританцовывал по Уайтхоллу.
Послушай, сказал Джордж Таппер без предисловия в каком-то ошеломленном восторге, а меня сделали помощником министра.
Я пожал ему руку. И похлопал бы по спине, но высокопоставленных особ министерства иностранных дел не хлопают по спинам на Уайтхолле посреди бела дня, даже если вы и учились с ними в школе.
Поздравляю, сказал я. Нет никого, кого я предпочел бы увидеть помощничающим при министре. Но слухи об этом уже доходили до меня через Укриджа.
А, да! Помнится, я сказал ему, что это носится в воздухе. Милый старина Укридж! Я только что повстречал его, сообщил ему новость, и он был в восторге.
На сколько он тебя укусил?
А? О, всего на пять фунтов. До субботы. К тому времени он должен получить большие деньги.
А когда-нибудь было время, когда бы Укридж не должен был получить большие деньги?
Я хочу, чтобы вы с Укриджем пообедали со мной, чтобы отпраздновать. Среда тебе подойдет?
Более чем.
Ну, так в семь тридцать, «Риджент грилл». Передашь Укриджу?
Не знаю, куда он подевался. Я его уже неделю не видел. Он тебе не говорил, где его искать?
Где-то в Барнсе. Как же это заведение называется?
«Белый олень»?
Вот-вот.
А как он выглядел? спросил я. Бодро?
И очень. А что?
Когда я в последний раз его видел, он думал на все махнуть рукой. Он претерпел кое-какие неудачи.
Перекусив, я немедленно отбыл в «Белый олень». Тот факт, что Укридж все еще пребывал под кровом этого постоялого двора и вновь обрел свой солнечный взгляд на жизнь, словно бы указывал на другой факт: предположительно, тучи, окутавшие будущее мистера Билсона, рассеялись, и его полотенце еще не повисло на канатах ринга. Что дело обстояло именно так, я узнал сразу же по прибытии. Осведомившись о моем старом друге, я был направлен в один из верхних номеров, из которого, как я обнаружил, приближаясь к нему, доносилась своеобразная дробь глухих ударов. Открыв дверь, я обнаружил, что производил эту дробь мистер Билсон. Облаченный в спортивные брюки и свитер, он усердно молотил по большому кожаному предмету, свисавшему с деревянного настила. Его менеджер сидел в углу на ящике из-под мыла и взирал на него ласковым собственническим взглядом.
Привет, старый конь, сказал Укридж, вставая, когда я вошел. Рад тебя видеть.
Молотьба мистера Билсона, которую мое появление не оборвало, затрудняла разговор, и мы удалились в тихую гавань бара внизу, где я сообщил Укриджу о приглашении помощника министра.
Я буду там, сказал Укридж. В одном на милого старого Билсона можно положиться безоговорочно: даже если спустить с него глаза, тренироваться он не перестанет. И конечно, он понимает, насколько это важно. Его карьера будет обеспечена.
Значит, твоя тетка взвешивает, не нанять ли его?
Моя тетка? О чем ты говоришь? Соберись с мыслями, малышок.
Ты же ушел от меня с намерением устроить его к твоей тетке надзирать за ее канарейкой.
Ну, я был тогда немного расстроен. Это все позади. Я серьезно потолковал с беднягой, и теперь он твердо намерен не подкачать. И даже обязан, раз ему представился великолепный шанс, вроде этого.
Вроде какого?
Нам представился замечательный случай, малышок, до чертиков замечательный.
Надеюсь, ты удостоверился, что противник холостяк? А кто он?
Тод Бингем.
Тод Бингем? Я пошарил в памяти. Да неужели чемпион в среднем весе?
Он самый.
И ты хочешь, чтобы я поверил, что ты уже организовал матч с чемпионом?
Не совсем матч. Дело обстоит так. Тод Бингем совершает обход ист-эндских мюзик-холлов, предлагая двести фунтов всякому, кто продержится против него четыре раунда. Ну, для рекламы. Милый старый Билсон спустит себя с цепи на него в «Шордич эмпайр» в следующую субботу.
Ты думаешь, он выстоит четыре раунда?
Выстоит четыре раунда! вскричал Укридж. Да он выстоит четыре раунда против типчика, вооруженного пулеметом и парочкой мотыг. Считай, что эти деньги уже у нас в кармане. А когда мы сварганим это дельце, во всей Англии не найдется боксерского заведения, где за нас не ухватились бы двумя руками и ногами. Тебе, старый конь, я под секретом сообщу, что через год я, думается, буду загребать сотни в неделю. Нагребу сначала тут, знаешь ли, а потом сигану в Америку и заработаю сказочное состояние. Черт меня дери, да я не буду знать, куда девать деньги.
А не потратить ли их на носки? У меня их почти не осталось.
Эх, малышок, малышок, сказал Укридж с упреком, так ли уж необходимо вносить диссонирующую ноту? Разве сейчас время швырять твои мерзкие носки в лицо старому другу? Более широкий дух, вот что я хотел бы видеть.
В среду я по приглашению Джорджа Таппера прибыл в «Риджент грилл», но с опозданием на десять минут, и зрелище Джорджа, стоящего с непокрытой головой у входа со стороны Пиккадилли, пробудило во мне виноватое раскаяние. Джордж лучший типус в мире, но атмосфера министерства иностранных дел усилила присущую ему с нежных лет тенденцию к педантичной точности, и он расстраивался, если его дела не следовали строгому расписанию. Мысль о том, что моя непунктуальность может омрачить этот великий вечер, заставила меня броситься к нему, рассыпаясь в извинениях.
А вот и ты, сказал Джордж Таппер. Послушай, это выходит за все рамки
Жутко сожалею. Мои часы
Укридж! вскричал Джордж, и я понял, что расстроил его не я.
Неужели он не придет? спросил я в изумлении. Мысль о том, что Укридж увернулся от бесплатного ужина, принадлежала к тем, которые сотрясают устои мира.
Уже пришел. И привел с собой девицу.
Девицу!
В розовом. С желтыми волосами, простонал Джордж Таппер. Что мне делать?
Я поразмыслил над его вопросом.
Даже для Укриджа это чересчур, сказал я. Но видимо, тебе придется угостить ее обедом.
Но там же полно людей, которых я знаю, а эта девица такая такая эффектная.
Я глубоко ему сочувствовал, но никакого выхода не находил.
Как, по-твоему, могу я сказать, что внезапно заболел?
Это больно ранит чувства Укриджа.
Я бы с наслаждением ранил чувства Укриджа, черт бы его побрал, горячо сказал Джордж Таппер.
И это будет жуткий пинок девице, какой бы она ни была.
Джордж Таппер горько вздохнул. Истинный рыцарь, он расправил плечи, будто готовясь к ужасному испытанию.
Ну, полагаю, сделать ничего нельзя, сказал он. Идем. Я оставил их пить коктейли в баре.
Джордж не преувеличил, когда назвал укриджскую добавку к празднеству эффектной. «Сногсшибательная» тоже подошло бы. Пока она шла впереди нас по длинному залу под руку с Джорджем Таппером (Джордж, казалось, очень ей понравился), у меня было достаточно времени изучить ее, начиная от лакированных туфель до массы золотистых волос под шляпой со страусиными перьями. У нее был громкий четкий голос, и она сообщала Джорджу Тапперу интимные подробности о внутреннем недуге, недавно поразившем ее тетю. Будь Джордж их семейным врачом, она не могла бы быть откровеннее, и я видел, как тусклый багрянец разливается по его скульптурным ушам.
Быть может, и Укридж заметил этот багрянец, потому что в нем на миг пробудилась совесть.
Вроде бы, малышок, шепнул он мне, старый Таппи немножечко зол, что я захватил с собой Флосси. Если у тебя появится такая возможность, поставь его в известность, что причина тому военная необходимость.
Кто она такая?
Я же тебе про нее рассказывал. Флосси, официантка в «Короне» в Кеннингтоне. Fiancée[4] Билсона.
Я посмотрел на него с изумлением:
Ты хочешь сказать мне, что играешь со смертью, флиртуя с девушкой Боевого Билсона?
Да ничего подобного, мой дорогой старичок. Укридж был шокирован. Дело в том, что мне надо попросить ее об особом одолжении, довольно-таки странном, и заговорить об этом с места в карьер бесполезно. Предварительно требуется некоторая толика шампанского, а мои финансы на шампанское не потянут. После обеда я пригласил ее в «Альгамбру». Попозже вечерком я загляну к тебе и обо всем расскажу.