Работала она в те далекие семидесятые годы в большом общежитии. Воспитателем. Одна поднимала на ноги двух маленьких сыновей. Денег на всё, конечно же, не хватало.
И когда пришел денежный перевод на 69 рублей 12 копеек от невразумительного по адресу и фамилии отправителя на имя давно выбывшего человека, она, очень нуждаясь в средствах, получила его. И потратила: как обычно, почти всё на детей, то, что осталось, на себя
Никто в итоге не пострадал. Не получил никакого ущерба. К тому же всё это быстро забылось. Но прошло время и напомнило о себе. Да еще как!
Когда Татьяна Алексеевна стала увольняться с работы и ходить, как положено, с обходным листом, вдруг оказалось, что утерян находившийся под ее ответственностью дорогой радиоприемник с проигрывателем.
Не переживай, успокаивали ее подруги, наш директор и не такие недостачи прощал!
Да, прощал. Но тут словно коса нашла на камень.
Всегда хорошо относившийся к Татьяне Алексеевне, знавший, как непросто ей одной воспитывать двоих маленьких сыновей, и потому постоянно шедший навстречу ко всему прочему еще и добросовестной работнице, директор неожиданно категорически отказался подписывать обходной.
Вы знаете, что я всегда хорошо относился к вам и родителей ваших уважаю, но тут ничем не могу помочь! сказал он, как отрезал. Факт остается фактом. Вы не закрыли комнату, где хранился приемник, и он пропал. Мне, что ли, теперь прикажете за него платить? Ну нет! Заплатите за приемник с учетом его износа это единственное, что я могу сделать для вас, тогда и приходите со своим обходным!
Сказал. Вызвал бухгалтера. Та подсчитала. Вычла, сколько смогла. И назвала сумму:
Шестьдесят девять рублей двенадцать копеек!
Большая по тем временам сумма совсем, без малого, целый оклад обычного служащего! А для Татьяны Алексеевны и вовсе просто огромная.
Но ничего не поделаешь. Директор, как ни заступались за нее все без исключения работники общежития и жильцы, оставался неумолим. Родители тоже предлагали позвонить ему уж им-то он бы не отказал. Но Татьяна Алексеевна решительно отказалась. Каким-то совершенно неведомым для себя чутьем она поняла, что всё это не просто так. И она обязана заплатить всё то, что потребовали.
Сначала от огорчения она даже не обратила внимания на то, что присвоенный ею когда-то денежный перевод и нынешняя недостача за пропавший приемник совпадали буквально до копейки. Но когда это до нее дошло, то была просто потрясена этим. Воспитанной, как почти все тогда, в атеистическом духе Татьяне Алексеевне стало даже немножко страшно.
Уже осознанно она посчитала всё случившееся с ней правильным и решила, что тут просто восторжествовала справедливость. Не нужно ей было брать чужого!
Пришлось после этого побегать по подругам, родителям: брать, занимать, выплачивать И получать намного меньше, чем было положено, расчетных
Теперь, спустя много-много лет, придя к вере в Бога, она понимает, что всё это было последствием нарушения ею духовного закона. Татьяне Алексеевне повезло: ей не пришлось платить своего, а только до копейки вернуть чужое. Ведь, по сути, она никого не обворовала и не обидела. Поистине справедлив до чудесного этот духовный закон!
Но вот что мне подумалось и тут уже не немножко, как в свое время Татьяне Алексеевне, а по-настоящему стало страшно.
А каково же будет тогда тем, кто без зазрения совести брал и берет чужое? Не возвращая. Не останавливаясь. Не каясь
Какой ответ будут они держать (и зачастую уже держат) здесь, на земле? А главное там, в Вечной жизни
Мать и сын
Подошла Мария Степановна после службы к священнику. Благословилась как положено. И со слезами на глазах говорит:
Батюшка! Отец Михаил! Помогите! Сын у меня погибает, а я ничем не могу ему помочь!
А в чем, собственно, дело? с участием посмотрел на нее священник. Он что, серьезно болен?
Да нет, здоров как бык! даже отмахнулась от этих слов женщина.
Тогда, значит, пьет?
Случается иногда, особенно по светским праздникам да когда дружки позовут. Но меру свою знает! Во всяком случае, пьяным я его, слава Богу, еще никогда не видела!
Гм-м задумался вслух священник. Тогда что же он у тебя блудит? то есть гуляет?
И это тоже бывает. Но хуже, батюшка, хуже
Да что может быть хуже, чем этот смертный грех, который уже и за грех принимать перестали? с упреком покачал головой священник и напрямую спросил: Он что у тебя наркоман?
Боже упаси! в страхе перекрестилась женщина.
Так что же тогда с ним?!
Я ж говорю: гибнет!
Ничего не пойму! А впрочем
Священник внимательно посмотрел на женщину, прищурился, что-то припоминая, и сказал:
Сына твоего я немного знаю, порой встречаю на улице. А вот в храме ни разу не видел.
Вот в том-то всё и дело
Мария Степановна прижала ладони к груди и зачастила:
Я старая, глупая, как у нас веру в стране разрешили, то и в церковь пошла. И молитвам на церковнославянском научилась. Правило утром и вечером читаю. Исповедуюсь, причащаюсь
Это я знаю, ты про дело, суть говори! слегка поторапливая женщину, кивнул священник.
Вот я и говорю. Я, грешная, по милости Божией, спасаюсь. А он, полную школу, а после нее институт окончивший, такой ум имеющий, что на работе эти, как их компьютерные программы составляет, ни в какую не хочет! Уж я и так с ним, и эдак! Каждую вашу проповедь, когда после службы домой возвращаюсь, пересказываю. Так нет сразу же начинает зевать и обрывает на полуслове. Книги духовные, с закладками в нужных местах, словно невзначай то на прикроватную тумбочку, то на стол перед едой он у меня, когда ест, уж очень читать любит подкладываю. Только он их всегда в сторону и за свои бульварные романы опять принимается. Я к нему и лаской, объясняя, как хорошо спасенным в раю, и с угрозами про ад. А он знай себе только смеется. В раю мне, говорит, пожалуй, скучно будет. Уж если тут того нельзя да это не делай, то представляю, что будет там, да еще на целую вечность. Нет, я лучше, если он и правда есть, в аду, со своими привычками и друзьями!
Женщина горько вздохнула и, безнадежно махнув рукой, продолжила:
Уж я ему объясняла, что это он так про ад говорит потому, что даже представления не имеет, каково там на самом деле. Ну, помните, как вы в проповеди говорили однажды: что самые жгучие, страшные, жуткие муки на земле не сравнить с самой малой мукой в аду! Что она гораздо нестерпимей, сильнее
Это не я, это святые так говорят. Я только повторил строго приподнимая указательный палец, уточнил священник.
Ну, а я, как уж могла, вас прошептала Мария Степановна и беспомощно развела руками. Ну что мне еще сделать? Каждый день говорю ему о вере и Боге, и никакой пользы! Скорее, даже наоборот
Так вот оно в чем дело!
Священник внимательно посмотрел на женщину и чуть приметно усмехнулся в густую бороду.
Ты ведь, Мария Степановна, совсем не то делала!
Как это? не поняла та.
Священник немного помолчал, словно вспоминая нужные, скорее всего, тоже почерпнутые у святых слова, и весомо сказал:
А то! Ты говорила с сыном о Боге. А надо было с Богом о сыне! Уразумела?
Да кажется Я попробую! кивая, проговорила женщина.
И вместо того чтобы, как обычно, заспешить домой, к сыну, купив самую большую свечу, медленно направилась к светлой чудотворной иконе Спаса Нерукотворенного
Что было дальше это уже отдельная история.
Главное, что через два-три месяца Мария Степановна снова, только на этот раз перед службой, когда вот-вот готова была начаться исповедь, подошла к отцу Михаилу. И они снова побеседовали. Но на этот раз не так долго. И не только потому, что священнику пора было читать подготовительные к таинству молитвы.
Всё дело было в том, что за ее спиной стоял, переминаясь с ноги на ногу и с непривычки осматриваясь по сторонам в храме ее сын.