И как поголовье пополняется? Ехидно поинтересовался Диего. Санька хихикнула.
Может, воруют девочек в соседних племенах? Я как-то на этом не зацикливалась. А ихнюю царицу Ипполиту, жуткую красавицу
Без груди? Буркнул Россомаха.
Царице не обязательно себе что-то отрезать. Так вот Ихнюю царицу похитил для греческого царя Геракл. Я вам про него рассказывала. И она, между прочим, неплохо у него прижилась
Ещё бы. Фыркнул Диего. Я её понимаю.
А я нет, заявила Санька, если привык командовать, подчиниться тяжко. И всё равно будешь искать способ вернуться к прежнему.
Наверное, она всё-таки дома командовала. Примирительно сказал Хара. Как оно всегда получается.
Ты столько знаешь, заметил Диего, чуть придержав коня, и поехав вровень с Санькой, а слово «Асгард» тебе знакомо?
Странно, что ты спросил. Поколебавшись, сказала Санька.
Почему?
Это слово принадлежит тому же народу, что и руны на твоих костях. А ты его откуда знаешь?
Говорю же тебе: Солнце знает всё. Усмехнулся Диего. Что ещё ты знаешь об этом народе?
Я рассказывала вам про Беовульфа, и про Тора, и про Эрика Ясноглазого. И про Локи.
А в той земле ты была?
Да. Честно сказала Санька. Она совсем недалеко от Новгорода и Пскова, откуда родом Игорь и Ольга. Мы туда ездили по путё Она вовремя спохватилась, чуть не ляпнула: «По путёвке», закруглилась:
По пути из варяг в греки. В смысле, из греков в варяги. Всего четыре дня пути. Не сказала бы, что там очень красиво, здесь красивее. Но интересно
А вот, к примеру, эти знаки на костях. Прочесть ты их сможешь?
Да. Осторожно сказала Санька. В основном, смогу. Хочешь усовершенствовать систему гадания?
Я хочу Начал Диего, но тут Чен что-то воскликнул по-своему, указывая вперёд. В небе над лесом кружились коршуны, штук пятнадцать, спускались на землю и снова взлетали.
Падаль нашли. Скривился Россомаха.
Очень много падали. Негромко произнёс Хара. Диего спешился, отдал поводья своего коня Саньке, сказал:
Я посмотрю. И большая кошка мягким гигантским прыжком взмахнула на каменный уступ. Зашипела сверху на них, встопорщив усы, и исчезла.
Всего-то дохлый лось или медведь. Заявил Россомаха. Делов-то. А вернётся, и ещё какую-нибудь сказочку расскажет. Он всё не мог ему простить розыгрыша с женщинами.
Ехали медленно, настороженно прислушиваясь к каждому звуку, ожидая возвращения Диего, но тот не возвращался. Как все кошки, он был ленив: увидев, что произошло, и, поняв, что опасности никакой, он прилёг на камень над речной долиной и поджидал остальных, греясь на солнышке. Роскошный пятнистый мех блестел и переливался при каждом его движении. Когда остальные выехали на край обрыва, он лениво повернул голову, задрав вверх подбородок, сощурился и хлестнул хвостом, приветствуя их.
Отец наш Ветер Прошептал Хара. Перед ними было побоище. Именно так, и не иначе! Трупов было столько, что не видно было ни земли, ни снега. Коршуны, вороны, лисы, семья медведей устроили себе пиршество, и Санька порадовалась, что смотрят они на всё это издалека и не видят подробностей.
Поле, поле Пробормотала она. Кто ж тебя так?.. Слегка переврав Пушкина.
Значит, Бея с Укоком опять воюют. Заметил Россомаха.
Или уже нет. Возразил Хара. Интересно, кто победил?
Чьих убитых меньше, тот и победил. Сказал Россомаха. Кто своих раненых и знатных мертвецов с поля унёс.
Кто посмотрит? Они глянули друг на друга, и Россомаха покачал головой:
Мне тоже интересно, но не настолько. Смрад даже здесь чувствуется. Дня три уже, как они здесь лежат.
Укок победили. Диего успел перекинуться и стоял рядом со своей лошадью. Придётся делать небольшой крюк. Через Бейские земли сейчас идти опасно, мы на шорцев похожи. Свернём на юг, в горы. Дорога труднее, зато спокойнее.
Да и дальше намного. Недовольно заметил Россомаха. И опаснее раз в сто.
Что предлагаешь?
Пройти через Бею. Если идти осторожно
Ага, возмутилась Санька, и опять всё потерять, как в Шоре, и мёрзнуть, и голодать, и лошадей лишиться! Нет, давайте, сделаем, как Диего говорит.
Россомаха неожиданно обиделся. Санька уверена была, что права, да и остальные её поддержали; Россомаха злился исключительно из ревности к Диего, а потому она с его обидой носиться и не стала, просто её проигнорировав. Они далеко обошли поле и к вечеру разбили стоянку уже там, где оно окончательно скрылось из глаз. Но коршуны свой специфический интерес к ним не утратили, парочка продолжала кружить над ними и здесь. Этот их интерес оставался какое-то время чисто умозрительным, пока Чен не достал продукты, из которых собирался приготовить ужин. Помимо всего прочего у них было и вяленое мясо, из которого Чен варил похлёбку, заправлял сухарями и приправами, и получалось съедобно. Выложив мясо в холщёвом мешке на камень, Чен пошёл за водой, где его постигла очередная катастрофа; остальные, уже не обращая на него внимания, ставили юрту. В это время коршуны начали целенаправленно сужать круги и снижаться. Не иначе, как по составленному заранее плану действовали: один низко спланировал над лагерем, пролетев мимо людей и чуть не задев крылом по лицу высокого Росомаху, а второй метко схватил холщёвый мешок с мясом и дал дёру. Мясо для него было тяжеловато, и он летел тяжело, низко, изо всех сил наяривая крыльями, а за ним с воплями мчался Чен, время от времени высоко подпрыгивая и пытаясь схватить мешок, но ворюга всякий раз от него уворачивался. Кончилось всё, как всегда, плачевно: на бегу Чен ухитрился наступить на изогнутую корягу, которая вторым концом смачно залепила ему по лбу, а коршун, перелетев овраг, нагло уселся на камнях напротив лагеря и принялся, придерживая мешок лапой, ковырять его клювом. Вместе с подоспевшим напарником они мигом разодрали мешок в клочья и, глумливо косясь на бывших хозяев, принялись жрать. Санька, утирая выступившие от хохота слёзы, побежала помочь Чену подняться. Тот встал, опять наступил на корягу, которая в этот раз шарахнула по затылку Саньку, и разразился проклятиями в адрес коршунов. Те жрали мясо и проклятия игнорировали. Россомаха, тоже загибавшийся от смеха, стрелять в предприимчивых птичек отказался; по его словам, такие наглецы имели полное право на существование.
А мяса я свежего подстрелю. Заявил он. Это не проблема! И Санька опять его полюбила, подлизалась, предложив свою помощь. Не злопамятный Россомаха тут же её простил. Он никогда не умел долго злиться, скучать или расстраиваться, за то он Саньке так и нравился. Они дружно приготовили для всех постели Россомаха срезал еловые ветки, а Санька укладывала их и накрывала, и при этом опять хихикали и толкались. Когда Россомаха пошёл охотиться, она долго мешала ему уйти и приставала, чтобы он пообещал ей впрочем, какие иногда глупости говорят друг другу флиртующие мужчина и женщина! Для постороннего это просто что-то запредельное, в смысле полной бессмысленности, ведь здесь значение имеет не то, что люди говорят, а то, как они при этом друг на друга смотрят, какими будут их интонации, как они будут друг другу улыбаться, и т д., и т п. В этом смысле Санька и Россомаха в этот раз побили все рекорды и за всё спасибо ворюге-коршуну! Страшно довольная, Санька занялась своим конём, предвкушая что-то Впрочем, что там она предвкушала, совершенно не важно, тем более, что делала она это зря.
Каждый вслед за тем занялся своим делом, дожидаясь ужина, и Диего, который сильно себя не утруждал, присел неподалёку от Саньки. Долгое время молча наблюдал за нею, пока она не поёжилась от его пристального взгляда, потом спросил:
Ты можешь мне сказать, почему у тебя всегда такое довольное лицо?
А я откуда знаю? Удивилась Санька. Обычное лицо. Что, по-твоему, я думаю о нём, что ли? И специально какое-то выражение на нём изображаю?