Прикуси язык! прошипел Эдигор. Он напрягся и хотел вскочить, но быстро взял себя в руки, глубже сел в кресло и вытянул руки вдоль подлокотников. Не прыгай выше своей головы, сын. В этом и беда твоя: ты слишком самоуверен и дерзок.
Но хотел возразить Торий.
Ты не королевских кровей! выпалил Эдигор. Он впился пальцами в подлокотники. Ты пока никто в Гайтигонте, ты всего лишь сын главнокомандующего королевской армией! Так что, сбей свою спесь!
Я не Торий растерялся. Его задели жестокие слова отца, да и крик его Торий слышал всего пару раз за свою жизнь, я вовсе не считаю себя я не о том Он почувствовал странную усталость, словно он весь день провёл на ногах, ни разу не присев. Он обошёл кресло и упал в него. Я любил её, как сестру.
Торий, мальчик мой, Эдигор подвинулся на край кресла и сомкнул ладони перед собой, я-то знаю, о чём ты, но перестань себя так вести некоторые считают, что ты зазнался. Конечно, ты не должен никому давать спуска, но спорить с королём или советниками ты пока не имеешь права. Даже я делаю это с крайней осторожностью. Твоя репутация только в твоих руках, а, точнее, в твоих поступках и речах. Эдигор тяжело вздохнул, видя, как глаза его сына наполняются слезами, а руки неуклюже лежат крест-накрест на его ногах, как будто они вовсе не его. Я лично попросил советника Аврига отвлечь тебя на весь день. И твой поход за останками в Серый лес тоже моих рук дело: утром, после того, как ты отправился, Совет и состоялся. Я был уверен, если ты узнаешь про казнь, ты сломя голову побежишь спасать принцессу. Но ты сам подумай от кого: от короля? От его решения? От древних законов? От согласия советников? Тебя бы самого вздёрнули за такую дерзость.
Эдигор встал и подошёл к буфету. Он открыл стеклянную дверцу и взял с полки хрустальный графин с розоватым бролом и два стакана.
Тебя могли казнить, Эдигор наполнил стаканы до середины и поставил графин на место. Ты мог подставить себя из-за своей горячности и попасть под суд. Он подошёл к Торию и протянул ему стакан. А ты всё, что у меня есть.
Торий сомнительно уставился на стакан: «Он предлагает мне выпить?! Серьёзно?!» Когда Торий неуверенно обхватил стакан пальцами, он заметил, что его рука подрагивает: «Так я ещё не нервничал. Никогда в своей жизни».
Сегодня можно. Пей, Эдигор устало сел в кресло. Думаешь, я не в курсе, что вы его потягиваете у Гириадона в покоях? Он отхлебнул из стакана. У него приятно завязало в зубах. Я только никак не могу вычислить его поставщика осторожный, гад.
Гириадон никому не говорит, Торий сделал большой глоток, прежде почувствовав тонкий аромат вишни и лимона. Он поставил стакан на подлокотник.
Вам, конечно, рановато пить, но в ваши годы, мы с принцами и не такое вытворяли, Эдигор повертел в руке стакан в его гранях заиграл свет.
Ты не рассказывал, когда приятная теплота побежала к желудку, Торий вдруг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего обеда в библиотеке.
Я другое хочу донести до тебя, Тор, Эдигор вытянул ноги и расслабился. Думаю, некоторых подробностей ты не знаешь. Хочу, чтобы ты понял, наконец, почему ты должен знать своё место. Да и моё тоже. Эдигор посмотрел сыну в глаза. Ты знаешь, что мать моя умерла, когда я был ребёнком; она работала прачкой, а отец известным в Стенах кузнецом. Я же рассказывал тебе?
Да, это я помню. Но, в остальном, ты не так много говорил о своём детстве.
Так слушай, главнокомандующий сделал большой глоток. Он шумно проглотил крепкий брол и причмокнул. Она умерла от холеры, мне всего девять было. Никогда не забуду лицо отца Он постарел лет на двадцать. После её смерти, он вкалывал за двоих, чтобы прокормить меня; и образование хотел дать, но понял, что ему это не по карману. К тому же я сам вызвался обучаться его ремеслу. И знаешь, наша жизнь стала налаживаться. Правда, местная детвора надо мной издевалась за мой замаранный вид, но я плевал на них: они и сами выглядели не лучше. Я был просто счастлив, Эдигор замолчал и уставился взглядом в сероватый мраморный пол. Честно. Счастлив, насколько мог быть счастлив ребёнок: я был свободен и полезен Но когда мне исполнилось тринадцать лет, отца не стало.
Эдигор встал. Он подошёл к окну, отхлебнул ещё брола и посмотрел на голубое небо.
Я помню эту историю, осторожно заговорил Торий. А от чего он умер? Ты никогда не вдавался в подробности.
Потому что человек так устроен: со временем, он старается не вспоминать моменты, которые причинили ему боль, Эдигор допил брол залпом. В тот день он был простужен и, черт! не смотря на жар, всё равно поплёлся в кузницу, хоть я и просил его отлежаться. У него был заказ от короля Хардия. Он приказал отцу выковать четыре меча для принцев.
Четыре? с сомнением спросил Торий. Он сделал маленький глоток и посмотрел на отца.
Да, четыре, Эдигор пошёл к буфету и налил себе ещё брола.
Подожди: Зарг, Агидмус, Агтианор Торий стал считать, но не смог вспомнить четвёртого.
И Авейдар, добавил Эдигор. Он погиб ещё юнцом, мне тогда и пятнадцати не было.
Ах, да, забыл, прости. Он был самый старший.
Верно, Эдигор подошёл к креслу, сел в него и приложил стакан к виску. Так вот, я помню, как он еле стоял на ногах в тот день. Он был близок к обмороку, в конце концов, оступился и упал, и разбил себе лоб о каменный стол. Его нашли через несколько часов, без сознания, в луже крови. Лекарь, будь он проклят, вспомнил Эдигор с презрением, прописал настойку, которая продавалась только в лечебном доме. Этот лекаришка гайт был обязан иметь её с собой, или сам за ней сходить, но ради гонта не пошевелил своим задом. Он меня отправил. Но я читать не умел, так этот лис решил, что достаточно будет объяснить мне, как выглядит пузырёк, и что на нем нарисовано. Я взял все четыре гита из шкатулки отца и побежал за лекарством. Быстро бежал, Эдигор посмотрел на стакан и легонько взболтал брол. Очень быстро. Спотыкался на ровном месте. А когда добежал, оказалось, что монет недостаточно. Настойка стоила девять гит, целых девять гит но я не мог вернуться без неё. И вот, ночью, когда закрыли двери, и улица уснула, я разбил окно и влез в лечебный дом. Я нашёл ту комнату, в которой хранились лекарства, и украл нужный пузырёк. Но далеко я не ушёл меня поймал охранник и сдал хранителям уличного порядка. Хм, вроде гонт был, а сдал. Побоялся, видимо, что у него проблемы будут из-за нищеброда воришки.
Наутро меня обвинили в воровстве и бросили в камеру. Меня продержали три дня. Они не торопились выносить приговор: тогда были праздники, но я уже не помню, какие. Эдигор сделал ещё глоток. Он опустил на подлокотник стакан и постучал по нему отрубленным мизинцем. На четвёртый день они сообщили, что мне отрубят половину мизинца на правой руке, а это, как ты знаешь, означает позор. Мне стало стыдно, что теперь все узнают, что я вор.
Эдигор загнул пальцы и посмотрел на свой обрубленный мизинец.
Ты говорил, что это был несчастный случай, ошеломлённый Торий глазел на отца, не веря собственным ушам.
Что мне его случайно ученик отца молотом в кузнице отбил, Эдигор пошевелил пальцами и косо улыбнулся.
Отец, а король об этом знает? испуганно спросил Торий.
Да, Зарг в курсе. Я как-то разболтал ему по пьяни, потом пожалел. Но обошлось без последствий, он только хохотал долго и вроде забыл, Эдигор заметил на рукаве запутавшуюся в ткани соринку. Он выковырял её ногтем, помял пальцами и положил на подлокотник. Хардий сделал всё, чтобы об этом никто не узнал. Он щедро заткнул рты всем, кто мог проболтаться. И ты никому не болтай, принцам тем более. Не стоит. Это, конечно, никак не повлияет на моё положение, раз Зарг отнёсся к этой истории с юмором, но среди гайтов есть такие твари: им палец в рот не клади, дай только репутацию кому-нибудь замарать; как будто это их поднимет в положении, болваны.