Вдруг что-то тяжёлое бьёт её в спину. Юдей сдавленно вскрикивает и падает, вспарывая гравием нежную кожу на коленях и ладонях. Боль впивается в тело ядовитыми клыками. Женщина тут же вскакивает, оборачивается, готовая высказать налетевшему на неё студенту или преподавателю, да хоть самому ректору Йониму Гону всё, что она о нём думает. И застывает.
На дорожке, слегка покачиваясь, стоит огромный паук размером со взрослую сторожевую собаку. Восемь лап поочерёдно взмывают к небу, перегибаются в суставах и спускаются почти на уровень земли. Конечности крепятся к округлому брюшку хрупкими на вид сочленениями. Верхняя часть тела поблёскивает, будто сделанная из полированного кристалла, но нижняя часть, насколько Морав может разглядеть, отличается иссиня-чёрным цветом и щетинится мелкими волосками. Диковинное членистоногое не издаёт звуков, только покачивается то влево, то вправо.
Тихо, слышит Юдей собственный голос. Тихо
Движения паука становятся резче, он переступает каждой из лап, и безо всякой заминки взмывает в воздух. Юдей инстинктивно вжимает голову в плечи, почти падая на колени, но в последнюю секунду выставляет руки вперёд, загребает гравий и выпрямляется. По ладоням вновь проходится едкая боль, но женщина не обращает на это внимания. Ей кажется, что она слышит чавканье, но не понимает, кто может его издавать. Тёплая жидкость застилает левый глаза, и она машинально вытирает его тыльной стороной ладони. Яркая алая полоса на смуглой коже выделяется масляной краской.
«Кровь?» думает она и дотрагивается до лица ещё раз в попытке избавиться от вязкой влаги, но то ли рана так глубока, то ли задето одно из тех мест, которые обильно кровоточат, что всё бесполезно. Она неминуемо слепнет, а прямо перед ней вновь выплясывает паук. Теперь он чуть приподнимается, и Юдей ещё видящим глазом замечает, как несколько ярко-красных щупалец, растущих откуда-то из брюшка, показываются прямо перед ней. Они слегка погружаются в гравий, подёргиваясь, будто по ним проходят электрические импульсы. Щупальца чем-то напоминают неприкрытую человеческую плоть. Одно из них разительно отличается толщиной. Движения чудовища вновь становятся резкими. Юдей, не думая, срывается обратно к главному зданию. Человеческий разум удаляется в глубину сознания. Управление берут на себя инстинкты.
Воздух свистит, Морав резко падает на землю лицом вниз. Паук проносится над её головой, обдавая женщину густой вонью гнилого мяса. Юдей вскакивает, бросается к Южному крылу. На ходу она снимает плащ, накрывает им голову и тут же сдавленно вскрикивает. Жжение вгрызается в череп чуть выше виска. Сзади раздаётся звук, но Юдей не оборачивается: она видит ступени, прыгает на первую, затем сразу на третью. Всего их восемнадцать, а последняя, как помнит Юдей, начала крошиться пару дней назад. Визг за спиной похож на писк детских игрушек и карканье фейерверков. Перед девушкой открывается круглая площадка с массивной кедровой дверью в конце. Пальцы жадно обхватывают чёрную литую ручку, Юдей тянет дверь на себя, но замечает движение слева. Сильный удар настигает её, и женщина отлетает к высокому бортику. Камень под ней стонет, в ушах разрывается грохот. Юдей смотрит на руку.
Прямо на сгибе локтя повисает толстое красное щупальце, от которого во все стороны расползаются чёрные следы. На землю хлещет кровь. Конечность пульсирует и возбуждённо дрожит. Щёлкает дверной замок, и Юдей поднимает глаза на выходящего мужчину. Тот самый преподаватель в плаще, которого она не узнала, но с которым всё равно поздоровалась по инерции. Его лицо обмотано бинтами. Юдей в замешательстве кивает на свою руку и паука.
Закройте глаза, просит мужчина, откидывая полы плаща. Он достаёт диковинное оружие, похожее на пистолет, но, судя по всему, живое. Юдей готова голову дать на отсечение вместо дула у него широко распахнутая пасть с ослепительно белыми зубами.
Пожалуйста, глаза, повторяет незнакомец. Она слушается. Даже сквозь веки вспышка опаляет зрачки, а уши закладывает от высокого протяжного визга.
Сильная судорога скручивает тело Юдей узлом. Она слышит крик, но не осознаёт, что рвётся он из её собственного горла.
ГЛАВА 2
Носилки прогибаются под весом её тела, будто чья-то рука качает детскую колыбель. Но умиротворение перекрывают чудовищные волны боли. Они рождаются где-то справа, поднимаются выше, до ключицы, и уже от неё одним мощным рывком расходятся по всему телу. Стонет позвоночник, ноют рёбра, надсадно бухает сердце. Блузка намокла и льнёт к телу. Удушающе пахнет влажным бетоном и медицинским спиртом.
Сердце отказывает
Не откажет.
Сознание раздваивается. Снаружи Юдей колотит от холода, но внутри всё горит.
Внутренние
Нормально. Держите.
Резкий порыв ветра обволакивает женщину нежным пузырём, слизывает испарину, превращает кожу в кристально-чистый голубой лёд, под которым полыхает инфернальное пламя.
Если бы ты успел
Но я не успел, холодно отвечает глубокий низкий голос, теперь твоя очередь. Она обращается?
«Обращаюсь? Я?» отстранённо думает Юдей, но мысли перечёркивает агония. Сотни кривых зубов впиваются в желудок, печень и почки, терзают глотку, прокусывают язык. Или это она сама?
Кровь!
Лёгкие?
Нет, язык. Почти откусила. Дайте кляп.
Чужие пальцы действуют быстро и профессионально. Во рту появляется что-то плотное, но мягкое. Безвкусное. Юдей кусает его на автомате, и неведомое вещество обволакивает зубы и застывает.
«Воздуха», думает Юдей. Лёгкие и носоглотку будто разъело ядовитым газом, и теперь каждый вдох расцвечивает страдания новыми красками. Она и подумать не могла, что бывает такая боль. Мысли путаются, дробятся на ничего не значащие обрывки, в них вплетается речь невидимых и незнакомых ей людей. Сознание погружается в глубокую тьму, испещрённую багряными протуберанцами.
Она в сознании?
Вроде того.
Секунда невесомости, и Юдей оказывается на твёрдом холодном столе. Треск ткани, клацанье ножниц.
Халат! Хэш, покинь операционную.
Вместе с тобой, Реза.
Тогда и ему халат!
Хэш, я здесь не останусь.
Тогда увидимся на обеде, мам.
Хорошо.
Голоса тонут в неразборчивом шёпоте, хлынувшем прямо в уши. Юдей не различает слов, но их звучание складывается в слепок идеи, которая пронизывает её насквозь и оборачивается холодной песней ненависти ко всем теплокровным, думающим, дышащим, чувствующим.
Агония выедает глубокие полости внутри Юдей, и их быстро заполняет этот шелестящий и неумолимый голос страшного существа. Она и не пытается ему противостоять, от неё первоначальной той Юдей Морав, которой она была ещё утром почти ничего не остаётся. Что-то уничтожает её, медленно и планомерно, кусочек за кусочком. Пока не включается свет.
Он пробивается сквозь веки. Расплавляет их, как тонкую преграду из рисовой бумаги, и рвётся дальше, проникая в мозг, в артерии и вены. Он вымывает шёпот из ушей и гонит тьму. Питает Юдей изнутри, превращает её в ангела и возвращает ей саму себя. Крик, рвущийся из горла, рождён не болью, но радостью.
Что с ней?
Не мешайте.
Доктор
Не мешайте!
Юдей выгибается дугой. Полости носа затапливает горячим и красным, первые капли скользят по едва видимым руслам вокруг рта, перемахивают через подбородок и стекают дальше, подгоняемые сёстрами.
Доктор.
Я прикажу вывести вас, если вы не заткнётесь!
Юдей бьётся в припадке. Она уже не понимает, кто она. Её сознание одним махом становится больше тела, вырывается наружу и захлёстывает комнату невидимым вихрем из агонии и наслаждения. Женщина заболевает и выздоравливает, падает и взмывает к небесам. Умирает и рождается заново. Что-то хрустит, но это её не заботит.