Ладно, хватит страдать, сказала я вслух. Беккер ждет статью к семи часам, а у тебя пока нет ничего, кроме набросков.
Рив Беккер мой друг и начальник, главный редактор газеты «Мнение». Мы познакомились, когда я пришла на собеседование, держа в руках папку со своими публикациями в студенческом журнале и маленьком новостном издании города Калмси. Высокий, подтянутый, с постоянно взлохмаченными, чуть вьющимися темными волосами и внимательным взглядом зеленых глаз, Рив оказался старше меня всего на десять лет. Он успел хорошо зарекомендовать себя в профессиональном сообществе, но занял ответственную должность сравнительно недавно, поставив цель любой ценой сделать газету лучше. Он жестко и методично вносил изменения в работу редакции: безжалостно увольнял репортеров, халатно относящихся к обязанностям и не оправдывающих ожиданий, самостоятельно нанимал новых сотрудников и уделял особенное внимание их обучению, расширял тематику статей, искал новые формы подачи материала. Он убрал со страниц все рисунки, шаржи, карикатуры, оставив только строгие, но качественные фотографии и много текста. «В моей газете нет места для кривляний!» сказал он, закрывая юмористический раздел, и «Мнение» превратилось в издание для серьезных людей. Но превыше имиджа, известности или заработка Рив заботился о правдивости и обоснованности публикаций. Все знали, что у него пунктик на эту тему и что он вытрясет всю душу из своих подчиненных, если будут сомнения в достоверности сведений. «Вы обращаетесь к людям напрямую, внушал он нам на планерках, ваши слова запоминают, обсуждают с соседями и пересказывают в очередях. Это накладывает на вас огромную ответственность! Каждый раз, прежде чем начать писать, подумайте, какую информацию вы хотите принести в этот мир!» Я думала, писала и хотела быть похожей на Беккера. Казалось, он не знает усталости, живет исключительно своим делом, частенько ночуя в редакции прямо за рабочим столом, но с ним газета без труда переросла формат простого источника новостей, вдвое увеличилась в объеме, стала самой читаемой в Лардберге и его окрестностях, а постепенно захватила и другие города. С каждым годом телевидение и новостные порталы в сети приобретали все большую популярность, но мы крепко держались на плаву. Я искренне считала, что только благодаря стараниям Рива Беккера и подобных ему трудоголиков печатная пресса продолжает интересовать людей, но в глубине души знала: немалая заслуга в нынешнем успехе газеты принадлежит мне.
Беккеру понравилась моя манера изложения материала, поэтому, не откладывая в долгий ящик, он перезвонил и предложил место, но предупредил: работать на него сложно, и если я не желаю развиваться как журналист, то попрощаемся мы еще быстрее. Я рассмеялась и охотно согласилась на его условия. Энергии было хоть отбавляй: прежде всего, я жаждала признания, а кроме того, безумно влюбилась в своего шефа с первого взгляда. Я порхала по редакции, словно у меня выросли крылья, представляя будущее, полное романтики и славы, однако неделю спустя парочка репортеров поделилась слухами о насыщенной личной жизни главного редактора да посоветовала не слишком надрываться, ведь безотказных Рив моментально по уши заваливает поручениями. В тот день я узнала, что любить начальника дурная затея, а мой энтузиазм заметно поутих. Остальное довершил вспыльчивый характер Рива Беккера, который настойчиво помогал умирать неуместным чувствам. Когда Рив бывал недоволен результатом, то критиковал жестко, не стесняясь в выражениях, и не раз я покидала его кабинет со слезами на глазах. «Опять разобиделась? спрашивал он потом вместо извинений за свою грубость. Но иначе ты не научишься! Поверь, никто не будет работать хорошо, если его гладить по голове да уговаривать постараться. Вот, посмотри сама, текст получился в разы лучше, чем та ерунда из твоего черновика. Видишь разницу? Колоссальная! А ты всего-то приложила чуть больше усилий и разобралась в проблеме. Разве это трудно сделать без моих напоминаний?» Да, поначалу трудности преследовали меня, желание уволиться из газеты возникало от одной сердитой команды Беккера: «Переделать немедленно!», но успокоившись, я наблюдала за ним, пыталась понять ход рассуждений, предугадать замечания. С этим человеком я могла получить бесценный опыт, поэтому, стиснув зубы, выслушивала язвительные комментарии, молча кивала, громко соглашалась, когда он того требовал, и убеждалась в очевидном: мне до него расти и расти.
Рив действительно нагружал меня все больше, но он же выступал в роли последовательного, пусть и не всегда терпеливого, учителя. Через три года именно он предложил мне попробовать писать еще и под псевдонимом. Точнее, не предложил приказал. «Я не хочу постоянно печатать Марту Кержес, объяснил главный редактор, возбужденно барабаня пальцами по столу. Безусловно, ты добилась некоторого успеха и читателям нравишься, они узнают твой стиль, но как автор ты застряла в одной точке, строчишь по шаблону. Хватит, пора идти вперед. Представь себя совсем другим человеком, с другим характером, внешностью, привычками. У тебя другой образ жизни, другие задачи и цели. Представила? Тогда покажи мне, кто ты! Давай-ка, шевелись, начинай прямо сейчас! Вот мы с тобой встретились, я тоже не знаю тебя, впервые вижу, и у меня уже есть Кержес! Ну и чем ты лучше нее или лучше всех тех журналистов, которые хотят попасть к нам? Удиви меня, заставь снова нанять именно тебя!»
Если Рива захватывала идея, он отдавался ей целиком и начинал кричать, не заботясь о том, что сотрудники редакции слышат каждое слово через тонкие стены кабинета. Мне не оставалось ничего иного, кроме как под сочувственные шуточки коллег сесть за рабочий стол и создать себе новую личность. После долгих размышлений появился Марк Риверс, суровый интеллектуал, критически настроенный ко всему; его имя, сложенное из букв наших с Беккером имен, сначала выглядело обычной шуткой, попыткой уколоть шефа за дурацкое задание, но уже через три недели я подписала так свою статью. Эксперимент удался, читатели Риверса приняли, и вскоре он окончательно заменил на страницах газеты молодую журналистку Марту Кержес. Мне так работать было даже проще.
По выходным я любила запираться в квартире, сочиняя рассказы, но это пришлось бросить, едва в голове зародился сюжет для полноценного романа. Я стала одержимо писать днями и ночами, будто кто-то того и гляди отнимет все мысли, жалела каждую минуту, потраченную впустую на обед, дорогу или сон, а когда упомянула об этом в разговоре с Ривом, он с каким-то неожиданным облегчением хлопнул себя по лбу и захохотал, но, отсмеявшись, горячо поддержал мою идею. Скорее всего, именно тогда он окончательно понял, что я чего-то да стою, начал вести себя тактичнее, сдержаннее выражать эмоции, а потом и вовсе взял меня под опеку. «Нужно беречь юный талант!» провозглашал он, если я допоздна засиживалась за компьютером в редакции, и отвозил меня домой отсыпаться. Доброта не пропадала даром: я выкладывалась на все сто процентов, выполняя долг перед газетой. Так мы с Беккером преодолели основные разногласия, прониклись уважением друг к другу и даже сумели подружиться. Нас объединял страшный недуг: мы оба безнадежно помешались на печатном слове. Это было наше божество и проклятие; к нему мы взывали, его осуждали, но жить без него не могли.
Даже сейчас, работая по очередному заданию редакции, я улыбалась, вспоминая праздник в честь выхода моего романа. Беккер взял всю организацию в свои руки, а мне поручил веселиться и ни о чем не беспокоиться. Не знаю, чувствовала ли я себя хоть раз счастливее, чем в тот день, когда подписывала незнакомым людям экземпляры книги, принимала поздравления, отвечала на вопросы читателей. Кто-то постоянно обнимал и фотографировал меня, а еще мы пили шампанское, так много шампанского, что ближе к ночи Риву пришлось крепко взять меня под локоть и в очередной раз доставить домой. Когда я очнулась, уже перевалило за полдень; на тумбочке около кровати я нашла стакан воды и таблетку от головной боли, заботливо оставленные моим вчерашним рыцарем, а на подушке лежал листок бумаги, исписанный его размашистым почерком: «Ты мой любимый автор, Марта, и достойна быть знаменитой! Если снова начнешь сомневаться, знай, я всегда буду в тебя верить. Без вариантов».