Задерживаться в погребе казалось не вполне приличным. Он аккуратно приставил лестницу к люку, проверяя, чтобы она снова не рухнула. На земле виднелись капли крови Агаты, он затёр их ногой, а затем вылез из подпола.
Из комнаты по-прежнему доносился плач вперемешку с голосами: может, стоит отвести в больницу, чтобы зашили? В ответ Агаша начинала реветь ещё громче и басовитее. Лишь через полчаса слезотечение и кровотечение прекратились, и она сидела теперь, икая, в объятиях Катерины.
Ой, уже десять часов, надо позвонить Лёшкиной маме узнать, как там Владик, сказала Анька.
Да-да, и мне пора, поддакнул Игорь.
Сашке, по-видимому, не хотелось уходить. Он вертелся у стола, цапая с него то кусок колбасы, то селёдку и жалея, что воспоминания о невинной детской игре не вылились в хотя бы небольшую оргию. Услышав об уходе Игоря, и он вынуждено попрощался, чтобы раствориться на ведущей к воротам сумрачной дорожке.
Денис уезжать не собирался. Они заранее договорились с Катькой о повторной ночёвке на втором этаже.
Ты иди ложись, сказала Катька, наедине со мной она быстрее успокоится.
Денис поднялся в верхнюю часть дома. Снова поприветствовал детей на картине «Тройка». На сей раз их лица показались ему ещё более горестными. Они будто переживали за свою сверстницу, плачущую внизу. О, как трудно быть ребёнком в опасном ледяном мире, говорили их лица. Некоторое время Денис смотрел в окно на Запрудную, но ни силуэта собаки, ни других силуэтов на этот раз не появилось. Вымотанный дневными эмоциями он улёгся в постель и задремал довольно быстро.
Он не понял, сколько точно проспал; сквозь сон ощущалось лёгкое движение воздуха. Само собой в мозгу всплыло: Ника? Денис открыл глаза. Нет, призрака не было. На краю постели сидела Катька. Лицо её утопало в темноте, лишь распущенные волосы отливали красноватыми всполохами в слабом свете Луны. Без предисловий и намёков она спросила:
Можно к тебе?
И скользнула к нему под одеяло. Настоящий сон с Дениса слетел мгновенно, а вместо него накатило чувство, будто он спит наяву. Катькина прохладная кожа напоминала о прохладной воде пруда, белизна этой кожи о нежной коре молодой березы, просвечивающей сквозь темноту, крепкое тело о сильных ветвях лесных деревьев, а всё вместе опять же о детстве и лете. Как следствие у Дениса рождалось ощущение, будто он ребёнок, наконец-то допущенный ко взрослым таинствам. А ещё он чувствовал себя заменителем. Слишком явно видел он, как покраснела Катька, подходя к Игорю для поцелуя, и не обольщался на свой счёт. Какое-то время они механически ласкали друг друга, но продолжалось действо не слишком долго. А потом Катерина заплакала. Наверное, стыдилась, что сама вот так плюхнулась к бывшему маленькому дачнику в постель.
С Игорем-то у тебя было чего-нибудь? мстительно спросил Денис. Я ж помню, как ты краской заливалась при виде него.
Катерина издала сдавленный всхлип и кивнула, ударив Дениса подбородком в плечо.
Не сложилось?
Не-е-е, Катька помотала головой и теперь вмазала Денису уже в висок.
Постепенно она затихла и сказала гнусавым из-за заложенного носа голосом:
Да он ко мне никогда серьёзно не относился. Сын работников Внешторга и дочка заводских работяг даже не смешно. А я с самого начала всё понимала, только сердцу не прикажешь. Пусть, думала, хоть так
Денис удивился. Он всегда считал, что Катька совсем не нравилась Игорю. Порой в ответ на дружеские подколы тот цедил сквозь зубы: «Рыжие-бестыжие вызывают у меня брезгливость». Конечно, в такие моменты Катьки рядом не было.
Денис поглаживал её по волосам и думал: «Использовала меня сначала как автоматический удовлетворитель, а теперь использует, как жилетку». Катерина же, подобно многим женщинам считала, что теперь между ней и Денисом есть особая связь и ему можно поплакаться.
Перед мысленным взором Дениса вдруг встало лицо Агаши. Абстрагировавшись от волос, он попытался вспомнить его черты, и ему показалось, даже нет, отчётливо увиделось, что в них есть что-то Игорево. Денис стеснялся спросить Катьку насчёт дочки, но она сама сказала уже почти спокойным ровным голосом:
Да, Агаша от него.
Денис не знал, как лучше ответить, и издал мрачное:
Угу.
Катерина лепетала:
Пожалуйста, пожалуйста, даже не намекай ей! Игорь её знать не хочет. И вообще я никому не говорила.
Она резко перестала плакать и очень отчётливо произнесла:
Я его теперь ненавижу!
Денис не сказал, конечно, что ему, в сущности, нет никакого дела до Агаши, что у него вообще проблема в общении с детьми. В сердце, однако, что-то неприятно кольнуло.
***
На следующий день Немчиновка вновь не отпустила Дениса в Москву. Всякий раз, как он порывался сказать Катьке, что уезжает, язык не поворачивался во рту.
Денис решил позагорать на пруду. На дворе как-никак жарил июль. По дороге на пруд Денис удивлялся. Всего пару недель назад он приехал сюда почти уверенный, что обнаружит тут лишь жалкие ошмётки прошлого, а теперь узнал, что за новыми заборами в новых или даже старых домах по-прежнему живут друзья его детства. Кроме, конечно, Ники. Если только она не обитает где-нибудь в пруду, в жилище из зелёных водорослей, ночами прогуливаясь возле плотины. От первой мысли становилось уютнее, а от второй довольно жутко. Неожиданно случившийся интим с Катькой придавал всему этому новый пока непонятный оттенок.
Денис вспомнил, что есть ещё Вольдемар, живущий, по словам Катьки, отшельником и редко покидающий участок. Проходя мимо забора Вольдемара, Денис попытался разглядеть постройки, но за густо разросшимися яблонями и вишнями ничего не просматривалось. Вроде мелькнула между стволов старая зелёная терраса с белыми оконными рамами и всё.
Он расстелил полотенце под деревом недалеко от камышей. Зной, жара, по берегам пруда разноцветными горошинами рассыпались отдыхающие. Возле камышей копошилось милое утиное семейство. Запах воды и тины одурманивал Дениса, и картины прошлого мешались в его сознании с картинами вчерашнего дня. Ночью, когда Катька сама пришла к нему, он даже не успел подумать, зачем всё это и что потом, но теперь начал немного переживать: как вести себя с ней, захочет ли она повторения и захочет ли повторения он сам? В принципе, почему бы нет. Денис с удовольствием вспомнил сильное, но нежное Катькино тело. И даже мысль об Игоре, о том, что, отдаваясь Денису, Катька, возможно, представляла другого, не очень его смущала, потому как Денис брал реванш за то время, когда его считали маленьким смешным дачником, достойным лишь лёгкого чмока в щёку.
Привет! раздалось над Денисом.
Он лениво повернул голову. Над ним возвышались три Гулливера Анька, Лёшка и Сашка. Распростёртый на земле Денис вновь на миг почувствовал себя малышом, но они быстро расстелили пляжные подстилки и уселись сверху, оказавшись с ним на одном уровне. Принялись болтать о всякой всячине: о стройматериалах, еде, ценах, шмотках, о детях и их отсутствии.
Твоя дочь любит купаться? спросила Анька.
Он ответил нехотя, внутренне съёживаясь:
Не знаю.
Анька не обратила на ответ внимания.
Мой Владик очень любит. Но в этом пруду, сам знаешь, какая грязь, поэтому я и не привожу его сюда, чтобы он не расстраивался, потому что купаться в такой воде я ему не разрешу. Можно сыпь подхватить. Твоя дочь хорошо ест?
Хм-м-м данаверное.
У меня Владик плохо. Каждый кусок приходится запихивать.
Это с возрастом должно пройти так говорят, вяло откликался Денис.
Его страшно разморило. Он накрыл лицо белой бейсболкой и через неё пытался смотреть на солнце. Сквозь материю оно казалось болезненным багровым пятном. Денис закрыл глаза. Ему хотелось спать, но он знал, что спать на солнце плохо: проснёшься одуревшим, с тошнотой, с мерзкой тяжёлой головой. Дремота всё равно вязким коконом окутывала Дениса. Резко зазвонил чей-то телефон.