Ну а баба ента что? С мухоморами, то Жива?
Какая баба? А. Ещё как жива, то еле полозила, а то, говорят, мужика себе нашла, молодого, замуж выходит.
Едем за мухоморами. Решила Марья и хлопнула рукой по столу так, что все мухи с потолка повзлетали и закружили, зажужжали в возмущении:
Жжжжжмотина, жжжжжжиру ей жжжжжжалко, жжжжжамужжжжж хочет. Ужжжжжас.
Бабка махнула на них тряпкой. Договорились на завтра. И как их дома не отговаривали, упёрлись рогом, нужны мухоморы и всё тут.
Лишу наследства, пригрозила Степановна, и зять сник. И тут же воспрял духом, когда понял, что тёщу надо будет везти в лес. Понятно, что и забирать тоже придётся, но и сама перспектива, и подленькие мечты: забыть и не вернуться, тоже были приятны. До леса довёз. Сколько натерпелся по дороге, отдельная история. То им пить надо, то им писать приспичило, то просто подышать, воздух дюже хорош, то кошёлку забыли, то скорость большая, то наоборот, чего плетёсся. Но привез. А дальше ни в какую.
Вам надо, вы сами и ищите свои мухоморы.
Подлюга, что сказать. Но бабки поворчали, да и пошли. Идут. Кто кого перекряхтит. Кто за спину держится, кто за сердце.
Всё, Марьюшка. Помрём мы тут, чует моё сердце, помрём. Туточки и закопают, и шиш тебе вместо поминок и креста с батюшкой Марьяна вздыхает, а сама по сторонам смотрит, мухоморов охота. Не сколько их, сколько замуж, но одно без другого видно не сладится Смотрит, боровичок стоит, ладненький такой. А там еще один и ещё. Тут и Степановна увидела. Глаз загорелся, но смолчала. До чего жадная баба. Весь лес дай, так весь лес на себе и вывезет, и на базаре продаст. Но корзинки то взяли под мухоморы, иной тары нет.
Идут. Крепятся. Не рвут. А грибы, как сговорились. Лето дождливое вышло, вот и они вышли. На полянки да в овражки. Подосиновики. Подберезовики, и все хорошие. Не червивые. Бабки только вздыхают, сопят. Идут себе и идут. Дальше. Грибов жалко. Прям ужас. А мухоморов как на зло нет и нет. Уж и машины не видать. И зятя. Лисички попадаются, белые. На белых то и погорели. С криком: «Да гари оно все гаром!» бросились собирать грибы. Все снесли. Ни одного не оставили. И в корзинки, и в куртки, и в кофты набили, остались в одном бельишке, но довольные, страсть.
Очнулись часа через два только а и понять не могут, где это они. Кругом глушь. Дороги не видать. И машина непонятно где. Ну что делать, пошли. В зубах корзинка, в руках куртки с белыми, штаны с лисичками и так еще по мелочи килограммов на 10.
Степановна орет: Ой всё, не могу. Помирааааааю!
А Матрена:
Ну бросай грибы то. Бросай.
А та не бросает. Идут и идут, машины всё нет. Остановятся, передохнут и дальше идут, кричат, аукают. А вокруг лес да лес. Березки, ёлки, и уже к вечеру дело то. И уже тени.
Вдруг в кустах что-то как затрещит.
Волк! орёт одна.
Маньяк! голосит вторая.
А тень то уже из кустов вылезла, идет на старух, руки-лапы растопырила: Уууууу!
За это «уууууу» и получила мешком грибов по голове, и вторым тоже. Рухнула, не пискнув.
Ощупали, вроде человек.
Что делать то будем?
Степановна и говорит:
Тут бросим. Маньяк же. Не жалко
Как не жалко?! возмутилась Марья Ивановна, это ж не просто мужик пьяный, под забором, это ж целый маньяк. Еще как жалко. За него в милиции поди медаль дать могут. Не бросим
На кой тебе медаль, калоша ты старая?!
Как это на кой?! Выйду я во двор. Вся такая важная, платье зеленое, платочек красный, а на груди медаль: «За маньяка!» Митришна сдохнет от зависти!
Какая такая медаль «За маньяка»!? Такой сроду не было!
А я говорю есть!
А я говорю нету!
Тут «маньяк» очухался, стонать начал, ну его опять маненечко грибами то и приложили, затих. Грибы из мешков вытряхнули, ибо мятые уже, но итак с лишком осталось. Глядь, вроде как дорога показалась и машина
Их или нет? Да вроде знакомая. Радости было Добрались.
Но, а зять то где?
Не сговариваясь, подтащили мужика к машине, на дороге посветлее вроде. Глянули Точно. Зять. Свой, родненький. Степановна ему оплеух навешала:
Ты чего это, ирод, нас пугать вздумал?! А?! Чуть инхфарту не схватили!
Да кто вас пугал, мама? Вы же сами кричали: Ау. Ау. Ну вот я и пошёл на встречу, думаю, заблудились. Тоже аукать стал. А вы меня стукнули что ли?
НЕТ! разом открестились бабки, энто ты сам об сук приложился, по темноте то.
Ладно. Сели, назад поехали.
А мухоморов так не нашли, вздохнула Марья уже дома, разбирая грибную добычу.
А, да и ладно, махнула рукой Степановна, с нашими характерами, нам ни одни мухоморы не помогут. Мы то поядовитей будем.
Старушки рассмеялись и стали солить грибы. И только медали «За маньяка» было очень уж жалко
P.S Да и не собираюсь я никого окучивать, я себе работу найду. Нормальную.
Ну-ну.
Ночь на кладбище
«После смерти жизнь только начинается» Бабайка
А как тебе вообще живется? спросила я однажды Бабайку, когда он был в особо благодушном настроении,
Что ты хочешь знать?
Ну вот вообще Тела нет, органов чувств нет, но ты же всё видишь, слышишь, ощущаешь.
Он задумался.
Сложно описать, но да, и вижу, и слышу. Единственно что, прикоснуться не могу, то есть могу, иногда, но это требует слишком много усилий. Не хочется тратить их на ерунду.
Ага. И поэтому ты тратишь их на то, чтобы дергать кота за хвост.
Это мелочи. А вообще Органы чувств мне не нужны. Это просто посредники между человеком и миром, а теперь их нет и все сигналы поступают напрямую.
Куда? В мозг?
Ну да.
Так у тебя и мозга то нет.
Действительно Бабайка потянулся и задумчиво почесал свою патлатую башку. Потом сорвался:
Да ну тебя к чёрту, Дашка. Всю башку сломала, мозг вынесла. Вот поэтому ты и не замужем. Кто такую язву возьмет. Я расхохоталась.
Ну а слабо тебе ночь на кладбище провести?
Не а. Не слабо. А тебе слабо?
И мне не слабо.
Врешь поди!?
Да сто пудов не вру!
Тогда как договаривались?
Ага!
Мальчишки ударили по рукам и разошлись.
Кому первому пришла дурацкая идея провести ночь на кладбище, уже не помнил никто.
Обычный мальчишеский трёп, вдруг стал подначивающим на "слабо".
А это уже аргумент. А это вам уже не фунт изюму. Уже не сольешься, иначе позор на всю оставшуюся. Все пацаны в деревне засмеют, и ни одна девчонка не глянет. На самом деле "слабо", и даже стрёмно было обоим. Но оба держались, как бравые петухи, выясняя чей хвост длиннее и гуще. По крайней мере, пока видели друг друга. Но стоило сопернику скрыться из вида, как оба опустили носы и поплелись по домам.
Вчера на местном кладбище хоронили бабку. Премерзкая надо сказать была старуха. Не то что скупая, скорее жадная до патологичности. Ни яблочка у нее не своровать, ни сливку, что через забор перевесилась, ни сдернуть. На любой маломальский шорох старуха выпускала пса. Старого, но такого же вредного кобеля по кличке Полкан.
Кусать он никого не кусал, но гонял изрядно. Штаны рвал опять же. А за рваные штаны приходилось расплачиваться поротой задницей, что любви к старухе, конечно, не добавляло. В деревне ее так и звали Ведьма. И вот на могиле этой самой ведьмы ребятам нужно было провести целую ночь. А кроме того подготовиться должным образом, да улизнуть из дома так, чтоб никто не заметил. А то, если заметят, мама дорогая, хоть не возвращайся потом.
Сереге, первому пацану было страшно вдвойне. Он то в отличии от своего друга Ромки, точно знал, что бабка колдовала Мать сама рассказывала, как ходила к ней корову лечить, когда та вдруг ни с того ни с сего перестала доиться. Вымя раздуло, а молоко не дает. Бабка так и сказала «порча». Снимать надо. Ну и снимали. Серега тогда мелким был, его из коровника сразу турнули. Только в щелку и смотрел, а там не особо что разглядишь. Только то, что бабка эта соседка, сначала корову обтирала чем-то, после ж шептала слова какие, и что интересное, Милка, корова их, обычно чужих к себе не подпускала, сразу рогом била, а эту вот пустила. И более того, голову ей на плечо положила, словно хозяйке любимой, а сама дрожит так меленько и вздыхает Вот что значит: ведьма. А корова потом всё равно издохла. Нет, не от вымени, пастух загнал. Напился, как сволочь, и ну гнать стадо по жаре, да без отдыха, после сразу в реку. Ручей даже, но вода там ключевая, холодная, вот коровы и запалились. Кого смогли, спаслиА Милку вот нетОх и ругался тогда ветеринар, ужас. А Серега ревел потом на сеновале. Но так, чтобы никто не видел. Взрослый же пацан. Восемь лет уже. А он по корове.