Всё-таки удачное здесь место: ни справа, ни слева нас не обойти. Точнее обойти-то можно, но на это уйдёт много времени, так что только в лоб. Метрах в пяти позади меня, за камнями, залёг Тунгус. Пусть здесь и не слишком крутой подъём, но всё же Приникнув к оптике СВД, сосредоточенно отстреливает неосторожных Отлично! Прижимая к плечу пулемётный приклад, стреляю: короткими, злыми очередями. Главное, выиграть время сколько можно и дать парням шанс оторваться. Сколько же вас? Получите, твари! Сдохните!!!
Ванькин пулемёт снимал кровавую жатву, мстя за своего погибшего хозяина. Снайперка Тунгуса не отставала в этом кровавом пире Мы держались Потом, мой напарник отошёл назад и начал ставить растяжки. Закончилась последняя пулемётная лента Пора! Постреливая короткими очередями из автомата, отхожу назад, прикрываемый вернувшимся Тунгусом. Отступаем вдвоём: мой напарник закинув за спину СВД стреляет из «калаша». Не забывая подсказывать, как идти. Не зная где можно подорваться и раньше времени отправиться к предкам.
Ага! Вот и первая растяжечка «сработала»: после взрыва слышатся маты и стоны. Хорошо! Теперь замедлятся. Обязательно!
Растяжки позволили нам оторваться, а мы лепили новые. Где попало и как попало. А ведь у нас с собой не так много гранат всего двадцать штук Кто сказал: что натянутый кусок проволоки не нанесёт врагу урон? А остановиться, обезвредить, поматериться. Как понять: где обманка, а где настоящая растяжка? Пока не проверишь никак! Вот и ползут, теряя время и нервы. А ведь растяжки срабатывают, мы же мастера своего дела, появляются убитые и главное раненные. Ведь раненый это груз и психологическое давление. Его надо перевязать, а ещё он кричит и стонет При погоне: желательно не убивать, а ранить
Вот ведь беда: Тунгуса зацепила шальная пуля, а он пёр как танк и продолжал минировать. Когда же ноги стали заплетаться и он упал, то потребовал чтоб я его оставил, а сам уходил. Вот дурак Десант своих не бросает! Лучше сдохнуть!
Кое-как перебинтовав рану под правой лопаткой, взвалил снайпера на себя и пошёл. А он всё скулил и требовал его оставить, мол, он врага задержит. Ну что за идиотизм? Какой враг? В том лабиринте проволоки, который мы оставили позади, сам чёрт ногу сломит. А ведь там, не только проволока, но есть и проволока с гранатами, так что, хрен они нас догонят
Я пёр вперёд, твердя как заклинание:
Скоро придём, держись, брат. Ребята нас не бросят, а там больничка, тебя подлатают, медальку какую-нибудь дадут. Будешь сестричкам хвастать, главное держись, брат.
Не знаю, сколько я прошёл со своим грузом? Ребята потом чего-то прикидывали и решили, что не менее трёх километров. После того, как по бандитам отработали «летуны», тем, кто выжил, было не до нас. Наши парни закинули журналюг в вертушки и ломанулись за нами. То, что мы не разминулись, было маленьким чудом.
Нас нашли через два часа. Сняли с меня тело, да тело, ибо Тунгус был мёртв. Мёртв давно, и нёс я, и разговаривал уже с неживым человеком. Я выл, бил кулаками землю:
Я должен был успеть, должен я ненавидел себя: за то, что слабак, за то, что еле переставлял ноги, за то, что падал.
Егор, ты не мог успеть! Даже, если бы его сразу погрузили в вертушку не довезли бы. Без вариантов. Насмотрелся я, Рогожин тяжело вздохнул, присаживаясь на землю рядом со мной. Если сразу на операционный стол, тогда да, а так без вариантов.
Командир, а как его звали? какое-то спокойствие напало на меня. Всё! Кончилась истерика.
В смысле? на его лице было удивление.
Ну, Тунгус это ведь не имя. А, по-другому, как то и не знаем.
Антон, его звали Антон.
Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю, оказывается, был ранен в руку. По касательной, почти царапина, но эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, ещё завалил бы какого «бородатого». А так хоть успокоился немного. Но вот жалость во мне умерла. Совсем.
Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике, старший лейтенант Рогожин пытался выяснить моё душевное состояние:
Как себя чувствуешь, Егор? рулит, время от времени, посматривая на меня.
Да нормально, товарищ старший лейтенант! вздыхаю. Я сразу себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!
С мясом, Егор, с мясом!
Ой, да сколько там этого мяса-то было? и тут решаюсь. Это ведь вы меня в больницу законопатили?
Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..
Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю Вы боялись, что я кого-нибудь шлёпну?
Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:
А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, крутит в воздухе пальцем, скажем так «не русского».
Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:
Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю или пристрелил бы, или зарезал
Вот! А ты говоришь! и потеплевшим голосом. Я понимаю тебя но ты солдат, Егор и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своём.
Говорят потом привыкаешь, становишься равнодушней?
Нет! Каждый раз как в первый Каждого помню лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. Нельзя привыкнуть к смерти своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо Сделал работу и пошёл себе дальше
Сморгнув слезу, какое-то время молчит:
Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? с надеждой смотрит на меня.
Всё нормально, командир, не подведу Переболел, смирился, теперь не кинусь Но и жалости во мне не осталось Я не подведу! и, помолчав, добавляю: На мне ведь ответственность за ребят, что живы
Рогожин улыбается:
А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом спёрли у начштаба?
Помню! непроизвольно губы расползаются в улыбке. Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил
Тунгус? А я думал твоя идея!
Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были
Оплётка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.
Я знаю и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел Теперь помянем Ваньку и Антона
Тихий, весенний вечер: горит костёр, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек Встал и, прокашлявшись, начал:
Все знают происхождение этой бутылки? парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: Эх, не так она должна была быть распита и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил: Егор, Саня, может вы скажите?
А можно я спою? неожиданно предложил Саня. Песня тут родилась
Я не против, песня это хорошо
Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:
Простите если не слишком складно уж как смог
У могильной плиты, на потёртой скамье,
Грустный парень сидит и вздыхает.
Он почти что седой, хоть и сам молодой
Слёзы скорби с лица вытирает.
Что ты плачешь пацан молодой,
Или кто-то близкий, родной под могильной землёй?
Мать любимая или отец,
Дорогая сестра или брат-сорванец?
Да! Ответил боец молодой,
Близкий, родной человек под холодной землёй.
Я его никогда не любил,