Ну, а как же Фак ю!
Тьфу на тебя, балаболка, Рогожин махнул рукой. Тебя о деле спрашивают
Да я о деле и говорю. Ну, кто ещё будет так несерьёзно ругаться? Наши-то бабы, как загнут залюбуешься И главное: Аслан там, его-то я своими глазами видел, бабу к нему подвели
Командир, прапор пригладил свои шикарные усы, да какая нам разница, там американцы или нет!? Аслан столько крови нашим выпил, что грех возможностью не воспользоваться
Рогожин задумался. Затаив дыхание, ждём его решения порешить Аслана мечтали все. Когда ещё такая возможность будет? Его понять можно, приказ-то спасти журналистов. Ввяжемся в бой, а их там нет Как оно повернуться-то может, хрен его знает
Надо сделать так, чтоб ни одна сука на связь выйти не смогла, а у них спутниковые телефоны да не у одного?
Все вздохнули с облегчением. Решение принято, вопрос в реализации.
Дык. Тихонечко. Ночью. Ножичками
Окстись, Степаныч, кто резать то будет? Пацаны зелёные, сам знаешь, спящих резать это
М-да, прапорщик покивал головой, не просто это Если только Саня, он до ножа дюже жадный.
А чего Саня?! У меня вот рука не дрогнет, ну это понятно Ванька.
Молчи, сопля, рука у него не дрогнет. Видал я таких.
Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик, я решил вставить свои пять копеек.
О как Ну скажи умное чего-нить прапор усмехнулся в усы.
Давай Милославский, разрешил Рогожин, усаживаясь поудобнее возле дерева. Удиви.
Да удивлять то нечем. Понятно, что мы ещё зелёные. Но я вот как вспомню, как эти суки наших пацанов резали, так руки чешутся. Мы не подведём! Правда, парни!?
Мужики одобрительно загудели. В общем, начальство сдалось, решено было брать в ножи.
Операцию проводили под утро, на самый сладкий сон. Часовых сняли, в яму, где держали заложников, заглядывать не стали. Вдруг не спят, шумнут ненароком. Разделились и вперёд. Не буду рассказывать, как и что Но в живых остались только заложники. Тридцать два боевика и, самое приятное, Аслан. Хотя Аслан умер не сразу. Штаб то брали в последнюю очередь. И взяли его живым: очень товарищ прапорщик просили
Заложники оказались теми, кто нам нужен. И вот с ними как раз и случился конфуз
Журналистка рванула в один из домов, типа вещи у неё там. Заскочила в дом, а там сами понимаете картина ещё та Выскочила и давай блевать, а ведь кричали ей: «Стой!». Я вот даже по-английски.
Что вы за звери? Разве так можно с людьми? это она ещё тело Аслана не видела. Вы же не люди вы животные
Егор, чего она там лапочет? Рогожин повернулся ко мне. Переведи.
Перевожу, на что он кривится:
Они её в яме держали, не мы
Ну, они негодяи, а вот мы маньяки
И что нам, по её мнению, надо было сделать?
Говорит: арестовать, передать властям и судить
Она что, больная? Их почти в три раза больше было!
Она говорит, что мы варвары и всё такое Дура, в общем!
А может мы не успели? Их уже того! Рогожин почесал в затылке. Не переводи.
Да ясно. Юмор разумеем. Да и мужики вроде нормальные, хоть и помятые, киваю на ещё двух заложников мужеска полу.
Командир криво усмехнулся:
Хрен с ними, уходить пора
Легко сказать, уходить! Как тут уйдёшь, если ребята нашли склад с оружием и килограмм пятьдесят взрывчатки. К чему-то готовились сволочи Решили рвануть, ну вот такие мы загадочные, ни себе не людям Ну как ни себе, прибарахлились чуток: гранаток взяли и так по мелочи. Трофеи, однако. Ох-хо-хох Знать бы заранее, чем нам этот фейерверк выльется
Расскажу в общих чертах, сил нет вспоминать все эти подробности. Не знаю, откуда взялись «духи», может мимо шли, может к Аслану. Но на взрыв они среагировали. Первой жертвой стал Ваня. Не успели мы пройти и трёх километров, как ушедшие в головной дозор Саня и Ваня напоролись на засаду. Так вышло, что Иван первым увидел прицелившегося в Сашку «духа» и закрыл его собой. Саня открыл бешеный огонь и попёр врукопашную. Одного он застрелил, а двух
Береги себя, брат, не держи зла! с уголка рта Вани стекала струйка крови, но глядя на коленопреклонённого Саню, он попытался улыбнуться.
Зачем ты это сделал, зачем? Что доказать хотел? Сашка наклонился над умирающим напарником. Зачем?..
Дурак ты, Саня, я за друга смерть принимаю! Это лучшее, что я сделал. Я тебя там ждать буду, Ваня поднял замутнённый взгляд вверх. Только ты не спеши, внуков вырасти. Обещаешь?
Да! Сын будет, Ванькой назову.
Спасибо дру
Так погиб Иван. Закрыл собой человека, которого ненавидел. Умер с улыбкой на лице, осознавая, что спас ДРУГА!
Когда мы, прочесав близлежащие кусты и ощетинившись стволами подошли к месту скоротечного боя, Саня плакал над телом своего врага-друга. Посмотрев на нас глазами, полными слёз, произнёс:
Он закрыл меня
Мы молчали; слов не было. Наша первая потеря оглушила нас и только сейчас многие поняли, что война не игрушка здесь теряют друзей! Мы стояли потерянные, не зная что делать. Пока не вмешался Степаныч:
Хорошо погиб! мы все разом повернулись, уставившись как на чумного. Что смотрите, может, кто знает более достойную смерть, чем закрыть грудью боевого товарища? Степаныч перекрестился. Самопожертвование! Он теперь там, тычок пальцем в небо, вместе с такими же героями. Гордитесь, что служили вместе с ним, а ты, Санёк, погибнуть теперь не имеешь права
Соорудив носилки, положили тело Ивана и понесли. Скорость продвижения упала. В начале нас тормозили гражданские: и так не великие ходоки, а тут ещё плен, плохая кормёжка, усталость. Теперь добавилась необходимость нести тело. Оставить его мы не могли, ведь если его найдут раньше, чем мы вернёмся, даже представить страшно, что сделают с ним
Так мы и шли, пока боковой дозор не обнаружил врага. Завязался бой. Вот откуда столько их взялось, как прорвало! Ну, точно, что-то готовилось. Прижали нас по взрослому, с гражданскими не оторваться. Воевать? Никаких патронов не хватит. Их почти сотня, а нас одиннадцать: три гражданских, и тело нашего товарища. Саня предложил остаться задержать, но Рогожин на корню зарезал инициативу. Это понятно. Эмоции в таком деле первый враг сгинет зазря.
Товарищ старший лейтенант, позвольте мне остаться!
Милославский, ты что, с дуба рухнул?
Никак нет! Командир, вы мне пару рожков ещё подкиньте и гранаток побольше. Смотрите, место какое: не обойти, не объехать только в лоб! Вы же знаете меня, если надо, днём с огнём искать придётся. Я постреляю, побегаю, растяжек наставлю. Замедлятся, никуда не денутся. А я потом схоронюсь. Хрен найдут.
Ой, сладко поёшь, сержант! Рогожин вытер рукавом лицо. Только это ведь не игра, где можно переиграть. Жизнь она одна, брат. Сгинешь за понюшку табаку.
Всех ведь положат, а мне сорок минут продержаться, а там вертушки придут. Ну а погибну, хоть за дело. От пули оно почётней, чем от передоза.
Какого, на хрен, передоза? Ты чего, сержант, перегрелся?
Меня охватила весёлая ярость. Я приблизился вплотную к лицу Рогожина:
Я мажор, командир, папенькин сынок, вся моя жизнь сплошное паскудство. Я только здесь человеком себя почувствовал, рядом с этими парнями. И если сдохну, чтоб они жили, значит так надо. Но я выживу, назло всем выживу, я рванул душащий меня ворот «комка».
Чего ж ты не при штабе-то служишь? и ехидно так: Мажор.
Сперва по глупости, а потом назло отцу, но я не жалею
Ладно! Но с тобой останется Тунгус, его тоже днём с огнём
Когда группа собралась уходить, я окликнул Рогожина:
Если не выживу, напишите отцу, что я умер Достойно.
Кивает мне:
Твой отец может гордиться тобой! Только не мастак я писать. Ты уж уважь командира, выживи
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Удачи, мужики! старший лейтенант Рогожин крепко пожал нам с Тунгусом руки. До свидания!
Последние слова сказаны, и мы смотрим в спину уходящих ребят. Парни оглядываются; в глазах сожаление. Ведь каждый из них рвался остаться здесь, но не судьба. Ибо шанс задержать бандитов и остаться в живых есть только у меня и моего напарника. Хотя нет! Командир! Вот он бы смог, но его обязанность увести группу и заложников. Тяжело мужику. Оставить двух своих «любимчиков» практически на верную смерть Да уж, «любимчики»! Ибо то, что было нормально для всех, для меня и Тунгуса было плохо! И пахали мы больше и бил нас больнее, а всё потому, что мы особенные. Не такие как все у нас есть дар. У командира, кстати, тоже Но нам до него ещё далеко! Как новорождённому щенку до матёрого волкодава!