Олег виновато кивнул.
И я был начеку, тоном обвинителя произнес Тимофей. Только это и спасло вас с Мариной. А если бы она перерезала вам горло этой лампадой, что тогда?
Не преувеличивай, пробормотал Олег. Она школьная учительница, а не маньяк-убийца.
А это еще неизвестно, заявил Тимофей. Если бы ты видел, с каким зверским выражением лица она бежала по коридору к дверям вашей спальни, сжимая в руках лампаду, ты бы так не защищал ее. Даже мне стало страшно на мгновение.
Страшно? Тебе?! не поверил Олег. Не смеши меня! Да я скорее поверю в то, что бабка Ядвига раскаялась в своих злодеяниях и ушла в монастырь замаливать грехи.
Ну, я мог испугаться, не стал возражать Тимофей. Но разве это что-то меняет? Сдается мне, что бросившись ей под ноги, я уберег вас с Мариной от беды.
И мы искренне благодарны тебе за это, примирительно произнес Олег. Марина говорит, что ты наш ангел-хранитель.
Какой я ангел, фыркнул Тимофей. Скорее наоборот.
Однако лесть сделала свое дело, и его голос смягчился.
Мой тебе добрый совет, сказал он. Гони ее из дома, как паршивую собаку, вместе с ее дракончиком на шее. Знай твоя бывшая коллега не та, за кого себя выдает. Она двоедушна и лжива. Улыбается, а сама держит камень за пазухой.
Это она-то? не поверил Олег. Да Ирина Владимировна проста, как
Он замешкался, подыскивая сравнение.
А ты знаешь народную мудрость: простота хуже воровства? спросил Тимофей. И назидательно произнес: Народ зря не скажет, мой мальчик.
Когда Тимофей называл его мальчиком, Олег понимал, что продолжать с ним спор бесполезно. Старик все равно будет считать любые его возражения детским лепетом, не заслуживающим внимания. Впрочем, и спорить им было не о чем. Олег вспомнил, что он сам только что предложил Ирине не только покинуть дом, но и совсем уехать из Куличков. И он сказал об этом Тимофею.
Вот и молодец, радостно произнес старик. Наконец-то вижу перед собой не мальчика, но мужа.
Тоже мне, Марина Мнишек нашлась, тихо, чтобы не услышал старик, пробурчал Олег.
Тимофей любил, когда Марина по вечерам читала ему вслух какую-нибудь книгу, и часто сам просил ее об этом. Не далее как третьего дня это был «Борис Годунов» Пушкина. И теперь из старика, как из рога изобилия, сыпались, к месту и не к месту, цитаты из полюбившейся ему поэмы. Иногда это было забавно, иногда обидно, как сейчас. Вроде бы Тимофей и похвалил его, но в то же самое время и осудил, дав понять, что обычно Олег ведет себя, как мальчишка. А ведь это не так, он давно уже вырос, и даже стал жрецом Велеса, пусть и не совсем по своей воле, а подчиняясь обстоятельствам
Но на этой мысли Олег прикусил себе язык и подозрительно посмотрел на Тимофея: не подслушал ли старик ее. Это было бы чревато попреками в неблагодарности и нотациями, на которые Тимофей и без того никогда не скупился. И Олег был вынужден безропотно их сносить, потому что перед смертью дед завещал Олегу не только свое движимое и недвижимое имущество, но и Тимофея, как бы странно это ни казалось.
Но это совершенно не тяготило бы Олега, если бы его дед, Святослав Вячеславович Полоцкий, не был волхвом и жрецом Велеса. И потому доставшийся ему в наследство Тимофей, бывший старинным другом его деда, был искренне убежден, что Олег должен продолжить то дело, которому все представители рода Полоцких служили верой и правдой чуть ли не тысячу лет. И он часто напоминал об этом Олегу.
Приняв наследство, Олег попал в ловушку предъявленных ему обязательств. Сказать, что он страдал от этого, было нельзя. До этого его жизнь была скучна и бессмысленна, он прозябал в городе, работая заурядным школьным учителем истории. После того, как он переехал в Кулички и был посвящен в жрецы Велеса, его жизнь преобразилась, в ней появился смысл. И Марина, что было, пожалуй, даже важнее. Весь последний год Олег был счастлив и спокойно нес возложенное на него по завещанию деда бремя язычества, тем более, что, говоря по правде, оно было не столь и обременительно. Жрец Велеса это был, скорее, почетный титул, не требующий даже строгого исполнения языческих обрядов. Время от времени Олег заходил в капище, грустил, вспоминая, как они с Михайло развеяли прах деда над Зачатьевским озером, исполняя его собственную волю, высказанную в завещании, и протирал пыль с камня. После этого, мысленно пожелав Велесу долгих лет жизни и здоровья, где бы этот языческий бог ни находился, пусть даже только в воображении, Олег уходил с сознанием выполненного долга и взятых на себя обязательств. Этим его служение Велесу в роли жреца и ограничивалось.
Сам Олег считал это синекурой, но Тимофею он об этом не говорил, чтобы невзначай не обидеть старика. Никогда нельзя было угадать, на что мог обидеться человек, всерьез рассказывающий о своем знакомстве с чародеем и волхвом князем Всеславом Полоцким, родившимся и умершим в одиннадцатом веке от Рождества Христова
Глава 16. Злодейка
Чтобы Тимофей не вздумал и в самом деле забраться к нему в голову и начать читать мысли, что-то заподозрив по виноватому выражению его лица, Олег поспешил сказать:
Ты не мог бы пойти к Марине и сказать ей, что наша гостья хочет проститься с ней перед тем, как покинуть дом?
А это обязательно? недовольно спросил Тимофей.
Это всего лишь дань вежливости, сказал Олег. В современном обществе так принято. Ты же не хочешь, чтобы Марину считали невоспитанной женщиной? И назидательным тоном, очень похожим на тот, которым ему часто выговаривал старик, он произнес: Как известно, репутация создается годами, а потерять ее можно в одно мгновение.
Он знал, что старик, образно выражаясь, лег бы костьми за Марину, если бы это потребовалось. И уловка сработала. Тяжко вздохнув, Тимофей поплелся по коридору в кухню, где Марина готовила завтрак. А Олег, чувствуя облегчение, что снял с себя тяжелую ношу разговора с женой, которая считала, что его решение изгнать гостью из их дома поспешно и даже жестоко, несмотря на ее странное поведение, пошел в капище. Здесь он мог отсидеться, пережидая возможную бурю и ничем не рискуя, до ухода Ирины, наслаждаясь одиночеством и покоем.
«Тимофей заварил эту кашу, пусть он и расхлебывает», едва ли не со злорадством подумал Олег, закрывая за собой дверь комнаты, в которой располагался алтарь языческому богу. Иногда ему было не просто лавировать между Тимофеем и Мариной, как кораблю между Сциллой и Харибдой, воспетыми Гомером в поэме о странствованиях Одиссея. И тогда он скрывался в капище, куда войти не решались ни жена, ни старик, памятуя о строгом запрете и возможном гневе Велеса.
А Тимофей тем временем дошел до кухни и, немного посопев и попереминавшись с ноги на ногу, что всегда выдавало его плохое настроение, заявил.
Злодейка хочет проститься с тобой.
Марина, не знавшая, чем на этот раз недоволен привередливый старик, которого она, тем не менее, очень любила за его беззаветную преданность Усадьбе волхва и лично ей, поняла его не сразу.
Злодейка? с удивлением перепросила она. Ты это о ком?
О той, кого твой муж называет бывшей коллегой, выразился более определенно Тимофей. Он упорно не хотел называть Ирину, которую он искренне невзлюбил, по имени.
Тимофей, так нельзя говорить, попыталась его увещевать Марина. Ирина наша гостья, проявляй, пожалуйста, к ней уважение.
Можно и нужно, заупрямился старик, обычно легко и даже с радостью уступавший Марине. Она двулична и двоедушна. И как ее еще называть?
Но ты не разговаривал с ней и даже в глаза не видел до этой ночи, мягко укорила его Марина. Откуда тебе знать, какая она? Ведь может быть так, что на нее что-то нашло. Кратковременное помешательство, вызванное усталостью и новыми впечатлениями. И разве можно ее за это судить? Неужели тебе не известно: не суди