Намерено цепляет за больное? Вскрывает мою грудину и ложкой для мороженого погружается, расковыривает мышцу, что гоняет кровь по венам. Смакует, словно сироп, горечь, что плещется в моих глазах? Он же наверняка видит, как я измучена предательством, и так безжалостно тычет этим мне в лицо.
Оставьте меня, процеживаю я сквозь зубы. Плотно стиснув челюсти, скрываю крупную дрожь в подбородке.
Артем со вздохом кивает.
Поверь, Макс не заслуживает твоих слез.
И будто по команде новая порция соленой, горячей влаги скатывается по щекам. Я наблюдаю за удаляющейся фигурой и, больше не в состоянии удерживать внутренние терзания, выпускаю их на волю громкими рыданиями.
И плачу, плачу, плачу, сгорая от боли в одиночестве.
Глава 4
Поешь, доченька.
Я никак не реагирую, продолжая бездумно смотреть в стену.
Мама тяжко вздыхает, шмыгает носом и присаживается на край кровати.
Милая моя, прошу. Ну хоть пару ложек трясущейся рукой протягивает мне глубокую миску с крем-супом.
Аромат грибов и гренок ничуть не возбуждает. Аппетит наглухо замурован, и чувство голода кажется забытым, неизвестным. Нет ни жажды, ни усталости после бессонной ночи и литров выплаканных слез. Ничего нет. Душевной пустотой искоренилась нужда в базовых физиологических потребностях. Из меня будто вынули жизнь и оставили бесполезную оболочку.
Ксюш, а? мама ставит в сторону тарелку с нетронутой едой и подсаживается ко мне ближе. Ксюшенька, девочка моя, поговори со мной.
Гладит меня по рукам, щекам, волосам, смахивает слезы со своего лица и влажными пальцами вновь тянется к моему. Я едва ли могу ощущать ее прикосновения, будто трогает через толстенный ватный слой.
Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, но нет сил, чтобы в очередной раз заявить о единственном желании маме. Когда она все-таки покидает меня, приговаривая, что будет рядом, если понадобится, я и вовсе перестаю дышать. Глаза вновь наполняются обжигающими слезами. Чудится, что стены начинают смещаться к центру спальни, ускоряясь и ускоряясь. Пространства меньше, воздуха тоже В голове гремят чудовищные, хаотичные мысли будто взрываются петарды.
От того, что мама ушла, и я осталась в одиночестве, легче не стало. Как назло вспоминаются слова Артема о том, справлюсь ли я самостоятельно с осознанием предательства любимого человека.
Нет. Не могу. Не хочу. Не готова.
Где же ты, Максим? скулю протяжно, надрывно и утыкаюсь зареванным лицом в подушку.
Куда он ушел? Как мне быть без него? Как жить дальше? И зачем, если в груди пробита сквозная дыра, которую не заделать, не заполнить ушедшей любовью? Максим вырвал мое сердце. Так есть ли смысл вести существование бессодержательной оболочкой?
Сегодня мы должны были отправиться в свадебное путешествие и провести незабываемый медовый месяц на берегу лазурного моря, вдали ото всех. Отныне же каждой секунде без любимого суждено превратиться в страшнейшую адскую пытку.
Неужели этому не будет конца?..
Голоса за дверью гостевой спальни, где я расположилась, не найдя в себе сил находиться в комнате, подготовленной для нас с Максом, новоиспеченных супругов Золотовских, не смолкают. В перерывах между кошмарами, просыпаясь, различаю тревожное меццо-сопрано Елизаветы Григорьевны, слышу маму, которая ни на шаг не отходит от двери. Отец Максима глухо бормочет, что так и не сумел связаться со сбежавшим женихом. Тот игнорирует звонки, сообщения.
Пусть только попробует объявиться, паршивец, голыми руками придушу!.. сокрушается Золотовский-старший.
Тише, Саша! шикает на него, всхлипывая, мама Максима. Не нагнетай. И без того тяжело на сердце Ох Бедная Ксюшенька. Бедная девочка.
Чужая жалость душит крепче поступка Максима, хотя, признаться, приятно знать, что его родители на моей стороне. Знаю, что не оставят в беде и буду помогать всем, чем только смогут. Но этого чудовищно мало. Пусть вернут Максима. Пусть поставят его передо мной, чтобы посмотрел в глаза. Пусть заставят его объясниться. Тогда я, возможно, почувствую утешение. Тогда, возможно, я найду в себе силы двигаться дальше.
А сейчас я застряла в этом нестерпимом ужасе, загнанная в угол невыразимым трепетом перед будущим.
На вторые сутки ко мне пробирается незваный гость. Я отрываю налитую свинцом голову от подушки и устремляю сонный взгляд к широкой, ползущей по паркету полосе желтоватого света, ворвавшегося в темную спальню из коридора. Аккуратная фигура без стука проскальзывает внутрь, сопровождая приход громким шуршанием.
Спишь?
Я протираю глаза кулаком, приподнимаясь в постели.
Катя?
Проснись и пой, принцесса мрака, заявляет лучшая подруга, явно фальшивя бодрой интонацией. Я пришла возвращать тебя к социальной жизни. И начну с того, что прогоню тьму из этого помещения.
Она щелкает выключателем, и меня ослепляет яркая вспышка. Очертания спальни в арендованном поместье на берегу реки Сены возвращаются спустя несколько секунд. Я быстро-быстро моргаю, стираю рукой выступившую из глаз влагу и смотрю сквозь смутную пелену на неуверенно улыбающуюся подругу.
Я скучала по тебе, Катя разувается, бросает на одеяло гору вредных снеков и лезет ко мне с объятиями. Господи, Одуванчик, ты воняешь, смеется с хрипотцой, стискивая мои плечи. Тебе срочно нужно в душ.
Я вяло киваю.
Извини. Сил нет совсем.
Ничего, моя хорошая. Ничего, Катюша отстраняется и приглаживает мои растрепанные волосы. Я осторожно гляжу на подругу и чувствую вину за слезы, которые она сдерживает ради меня. Все очень переживают за тебя и терпеливо ждут.
Простите, опускаю безжизненный взгляд к своему сгрызанному свадебному маникюру. Мне жаль, что праздник испорчен
Не смей произносить этих слов. Ты ни в чем не виновата. Ты жертва. А Макс господи, Ксюш, как же я зла! Я ему шею готова свернуть! И сверну, воинственно и с яростью рычит Катя. Но сперва медленно и мучительно расцарапаю его сволочную рожу, а затем
Хватит, обрываю строго.
Подруга вмиг смолкает. Усиливает хватку на моих предплечьях и издает короткий, отрывистый вздох.
Я ненавижу его, Ксюшка. Пожалуйста, скажи, что ты чувствуешь то же самое.
Я стискиваю кулаки и мотаю головой.
Не могу этого сказать, Катя. Иначе солгу. Самой себе, тебе
Он же растоптал тебя, унизил на глазах у ваших семей, друзей!.. Разбуди же в себе злость, ну! Малышка, иначе ты сгинешь, голос подруги с дрожью срывается на шепот. Она наклоняется вперед, сталкивая наши лбы. Иначе не вывезешь.
Катя внушает со страстью и неподдельным желанием помочь, подбодрить, однако я не испытываю ровным счетом никаких эмоций. Моя душа изуродована, обуглена и отныне не пригодна для чего-то прекрасного, хрупкого, нежного.
Мне необходимо понять, почему он сбежал, я сглатываю острый ком. Ты видела Егора? Может, Максим хотя бы с ним разговаривал?
Катя с удручающим видом качает головой.
Этот урод всех оставил в неведении. Как сквозь землю, черт такой, провалился.
А меня вновь посещает мысль, что его самопровозглашенный старший брат в курсе причины побега моего жениха. Возможно, я все-таки обманываюсь, поскольку так сложилось, что Артем является последней зацепкой к истинному мотиву действий Максима. Если я не ухвачусь за этот сомнительный шанс и не постараюсь вытрясти из незнакомца правду, то не прощу себя, и покой буду грезить лишь во снах.
***
Покинуть безопасное пристанище, колыбель самой страшной в моей жизни боли, шаг отнюдь не простой, но я нахожу моральные силы, чтобы сделать его и двигаться вперед. Я отказываюсь зарываться дальше в дебри депрессии, гнетущего отчаяния и выбираю жизнь, обличая ее смысл в жажду отыскать ответ на гложущий вопрос.