Есть, но оно ведь тоже разным бывает. И не факт, что примут я ведь теперь она руками себя обняла. И эх, почему все так нелепо вышло, а?
Кто бы умел ответить.
Я напялила венок на вихрастую Васяткину макушку, а он и не подумал протестовать, но лишь крепче вцепился.
Примут, Ксюха погладила подругу по плечу. Кого, как не тебя-то?
До старой усадьбы мы добрались к полудню. Сперва вышли к аллее, тоже старой, ибо разбивали её еще в те незапамятные времена, когда в усадьбе жили люди.
Или не люди.
Тут уже точно не скажешь. Главное, что с той поры клены выросли, раздались, переплелись ветвями, и некогда нарядная звонкая аллея сделалась сумрачною. Под сенью из было влажно, что весьма пришлось по вкусу мошкаре.
Дорога вывела к столбам, к которым некогда крепились ворота. Ни сами они, ни ограда не уцелела, а вот столбы вполне себе, разве что кирпич потрескался, да из двух химер, некогда украшавших их, уцелела лишь левая. И то наполовину.
За воротами начинался сад.
То есть когда-то эти дебри первозданные были вполне себе приличным садом. Теперь же где-то там упреждающе заухал филин. И Васятка присел. Шмыгнул носом и поглядел на нас.
А мы прятаться не станем? тихо спросил он.
От кого?
От некроманта!
Зачем? удивилась Ксюха и бодрым шлепком размазала комара, что присел на белую Ксюхину руку.
Ну не знаю. Для порядку, Васятка снова носом шмыгнул. А ведь этак и простудиться недолго, вода-то в бочаге темная, а если родники подземные питают, то вовсе ледяная.
Придется тетке говорить.
Если только для порядку Марусь?
Я что, мне полог сплести дело недолгое, а вот с тропою сложнее. Старый сад был явно недоволен, что покой его потревожили. Он, пребывавший в некой непонятной полудреме никогда-то с таким не сталкивалась, встрепенулся, зашумел, загудел ветром в ветвях, пытаясь напугать незваных гостей. Да только мы не испугались.
Идите по следу, велела я, становясь на узенькую тропку, проложенную в зарослях шиповника. За прошедшие годы тот, казалось, разросся пуще прежнего, и шипы сделались длиннее. Темно-желтые, загнутые, они походили на звериные когти, и мне подумалось, что этот сад, он неправильный.
Насквозь неправильный.
А потом подумалось, что и правильно. Это ведь аномалия. А если бы сад был правильным, то какая аномалия тогда? То-то и оно.
Тропинка легла полукругом, будто и сад не желал подбираться близко к черному озерному стеклу. При дневном свете проклятый бочаг гляделся почти обыкновенным. Разве что слишком уж правильная форма, будто кто-то циркулем окружность вычертил. И вода черная, гладкая, что стекло. Даже на воду и не похожа.
Мертвая, тихо сказала Ксюха и себя обняла. Надо же
Нормальная, Васятка нос рукавом вытер.
Вот точно простынет.
Нет, Ксюха прикрыла глаза и качнулась. Силы силы из неё тянет, будто там, на дне лежит что-то, воду мучит
Светлые волосы Ксюхи задрожали, поплыли новорожденным туманом. И я ущипнула подружку.
Клад? с надеждою воззарился Васятка.
Ксюха покачала головой и вцепилась в Васяткино плечо с такой силой, что он охнул.
Лазал туда? спросила она.
И побелевшее вытянувшееся Ксюхино лицо было страшно. Хотя Васятка не испугался. Он у нас вовсе не пугливый.
Я только окунулся разочек, сказал и голову задрал. Я не трус!
Дурак, Линка отвесила подзатыльник, но по-сестрински, любя. Она-то всегда братца хотела, у матушки спрашивала, пока не поняла, что в иных семьях мужчины не родятся.
Судьба.
Потом на пруд пойдем, омыть тебя надо, сказала Ксюха, пальцы разжимая. И чтоб больше сюда не совался. Там очень дурное.
И плечами повела.
А я Ксюхе поверила. Кому, как не ей про воду знать. И раз уж такое дело, то
Это Тимоха его подбил. Взял на «слабо», а этот и рад доказать
Плохо, Ксюха нахмурилась.
Теперь она смотрела на воду, и я тоже. И чернота её уже не казалась густой, дегтярною, скорее уж наоборот. В черноте этой виделась глубина.
Будто
В зеркале.
В том старом зеркале, которое тетка убрала на чердак, потому как иные зеркала не след держать в доме, где дети есть. И еще скатертью расшитой занавесила. Только я я ведь все одно гляделась.
Тогда.
На Зимнюю ночь, которая самая длинная в году. И не только я, мы все гляделись и забыли. И про то, что видели, тоже забыли. А теперь вдруг вспомнила я ту густую непроглядную черноту, которая взяла да выплюнула искорки. Сперва одну, после другую, а там и третью. И искры эти закружили, заплясали, складываясь
Стой, на плечо легла рука. Не ходи, заморочит.
Ксюхина сила была ледяною, что вода родниковая. И я очнулась. Надо же и вправду нехорошее место.
Надо будет поговорить с Беспальным, сказала Линка. Пусть окоротит сыночка, а то ведь и вправду до беды недалече.
Ксюха кивнула.
Я пыталась, сказала я, хотя признаваться в собственной слабости и неудаче чтоб ведьма и не смогла с человеком договориться? было стыдно. Но он только сказал, что на всех управу найдет.
Тимоха тоже тут был? спросила Ксюха, которая все еще то ли любовалась бочагом, то ли пыталась взглядом пронзить толщу этих вод.
Ага
В воду лез?
Неа, он там, в стороночке стоял, Васятка зябко плечами повел. И указал на куст роз. А потом вовсе ушел. Ну, когда я в воду полез.
Кто-то еще был?
Неа
Что ж, хорошо. Может, и обойдется, но мне его тоже омыть бы. На всякий случай, Ксюха перевела взгляд на Васятку. Идем.
А некромант?!
Никуда он не денется, этот твой некромант
Тут в доме что-то грохнуло, затрещало, а там и с уцелевшей стены, которая тяжко опиралась на колонны, посыпались камушки.
Мы замерли.
Ненадолго.
Следом раздалась ругань, такая веселая, задорная даже. И мы выдохнули. Ежели некромант матерится, то, стало быть, живой.
Может Васятка не договорил, Линка прижала палец к его губам.
А некромант соизволил выглянуть.
То есть, сперва в оконном проеме, том самом, которое выходило на остатки портиков, показалась некромантова задница. К счастью, не голая, но весьма себе плотно обтянутая синей джинсовой тканью. Заканчивалась та чуть выше колен, выставляя на всеобщее обозрение мосластые волосатые ноги.
Так себе, заметила Линка.
Тощеват, Ксюха согласилась с нею.
Ноги елозили по древнему подоконнику, заставляя думать, что там, в доме, некроманта чем-то крепко приложило, ежели он решил выходить не через дверь, а через окно. Но вот, нащупав, как ему казалось, более-менее устойчивую позицию, некромант пополз дальше. И мы получили возможность полюбоваться узкою загорелой спиной.
И рисунком на ней.
Майка-то задралась по самые плечи.
Неплохой мастер делал, заметила Линка, прищурившись. Видишь? Глубокая резка.
Я не видела, но Линке верила.
Некромант, наконец, выполз, так сказать, всем организмом и застыл, верно, сообразив, что здание не настолько хорошо сохранилось, чтобы тут баловаться. Под ногами его захрустело, на землю посыпался дождь из мелких камушков и песка, а дом вздохнул.
Дом был тоже насквозь неправильным, это я чувствовала издали, а еще этому дому категорически не нравился человек, вздумавший нарушить покой этого самого дома.
Человек обтянул майку и посмотрел вниз.
Поморщился.
И снова выдал пару слов.
Не слушай, сказала я Васятке, запоздало закрыв уши ладонями. Только, чуялось, поздно. Братец не только услышал, но и запомнил, и попрактикуется, тут и думать нечего.
Некромант соизволил перевернуться, как в сказке, к дому задом, к саду передом, встал на четвереньки. И пополз. По узкому карнизу, что окружал дом. Некогда на карнизе этом дремали химеры, но теперь от них остались едва ли растрескавшиеся хвосты.
Он совсем больной, что ли? поинтересовалась Ксюха. А ничего так если спереди.
Спереди некромант был не то чтобы более упитанным, скорее уж мог порадовать девичьи взоры некоторой широтой до ребят из стаи дядьки Свята ему было, конечно, далеко плеч и подкачанными руками.