После недолгой паузы, сквозь которую до двух влиятельных персон, тихо разговаривающих между собой, доносились выкрики репортеров из зала и монотонный голос Марты Штеер, Герман Торри снова заговорил.
Вот уже год на меня пытается давить штаб ученых по исследованию космической радиации. Они заваливают обращениями и жалобами. В СПП, я уверен, тоже дотекли их сопли. Он снова улыбнулся и снова посмотрел на Дара так, словно не смотрел на него. А скоро подходит срок очередной утилизации ядерных отходов.
Квиний медленно закивал головой, соглашаясь и одновременно вспоминая суть этих обращений. Новый вопрос застыл во взгляде и выражении лица собеседника.
Мы можем использовать эту планету и с пользой для нас. Он специально говорил «для нас», чтобы Дариус почувствовал себя не просто бывшим владельцем своего имущества, а знал, что они все еще в одной команде.
Да? Квиний вздернул брови, но на самом деле удивлен не был, прекрасно зная Торри и то, как он способен извлекать пользу из ничего.
По правде говоря, предложение Колониальной Федерации о том, что они готовы забрать себе это, оказавшееся безжизненным, тело, Секретариату было даже на руку. Да пусть ковыряются, сколько хотят, среди ее камней, где самым распространенными минералами были кремний и кварц, если деньги девать некуда. Для них же этот булыжник мог оказаться нежелательным балластом, разделяющим Неополис и Всемирное Научное Сообщество, фанатикам которого обычно трудно объяснить тонкости инвестиционной политики в условиях, когда для привлечения средств, приходится выжимать их из инвесторов. А тут Торри сам предлагает отдать ему права на планету. Да еще и заявляет на весь цивилизованный мир о перспективе строительства на ней очередной научной базы. Хотя понятно, что делается это для того, чтобы успокоить брызжущих слюнями ученых из штаба по исследованию космической радиации и ублажить штаб изучения и освоения дальнего космоса.
Земля и орбитальная станция Порт, в среднем за год, вырабатывают почти шесть с половиной тысяч тон стронция и плутония, производимого из добываемого на обогатительных рудниках спутников Юпитера, урана-238. Правительства стран и технологические компании на Земле, орбитальная станция Порт за ее пределами, ждут от Колониальной Федерации выполнения ежегодного контракта на утилизацию ядерных отходов, которые уже почти пятьдесят лет благополучно вывозятся на Титан и сваливаются на его поверхность. Выход не самый может быть и правильный, но дешевый и доступный. Ведь нельзя просто взять и выбросить такое количество источника радиоактивного излучения в космос!
И все шло своим чередом. В определенных кругах все знали о таком выходе из положения, но предпочитали не обсуждать это вслух. Ведь энергии миру человека становилось нужно все больше и больше. Только вот ученые из штаба по исследованию космической радиации, начали бить тревогу, утверждая, что из-за резкого увеличения радиоактивной способности Титана, скорость его вращения на орбите Сатурна начала меняться. Изменения привели к пагубному воздействию на орбиты других его спутников и атмосферу самого газового гиганта. Казалось, ну и что. Какое кому дело до того, что происходит за полтора миллиарда километров от Земли? Но ситуацию усугубило массовое столкновение крупных тел в кольцах. Нарушение баланса гравитационного поля Титана в какой-то момент притянуло изрядное количество крупных ледяных камней и нарушенная орбита начала сминать и крошить все, что уступало по размеру и массе. Хаос длился почти месяц и в итоге, когда все прекратилось, когда орбиты тел очистились и обозначились, астрономы на Ганимеде заявили человечеству о сокращении видимой плотности колец Сатурна выше, чем на двадцать процентов.
Потом, как это всегда бывает, к мнению ученых начала подключаться общественность. На Торри и в самом деле оказывалось давление. Титан из года в год постепенно превращался в свалку полигон для вывоза и утилизации отработанного ядерного про-сырья. Хотя официально такой статус он получить не мог.
Торри и сам однозначно понимал, что рано или поздно человечеству придется добраться и до ресурсов Сатурна. Это пока Земле и Порту хватает того что дают спутники Юпитера, но их потомки, прибыв старателями через пару тройку столетий к кольцам, возможно столкнуться с ужасающими и смертельными последствиями выброса миллиардов тонн радиоактивных отходов.
Отвезем туда очередную партию радиоактивного дерьма. Он пожал плечами. Заодно и ее прихватим. Пусть это будет еще и научная миссия, а часть расходов покроем за счет контракта на утилизацию.
Внимание чиновников вдруг переключилось на только что заданный из зала вопрос.
Скажите, госпожа Штеер, а какова вероятность того, что экспедиция на Проксима b обнаружит там признаки жизни?
Глава 3
История насущных времен
Альберт Малагвинов, высокий худой человек в синей одежде врача, с забранными назад длинными седыми волосами, скрепленными на затылке в небольшой хвост, гибкими костлявыми пальцами отодвинул от кресла сканирующий аппарат, в котором сидел, а точнее полулежал другой человек. Потом он, не проронив ни слова, встал и, сделав пару шагов к противоположной стене, остановился. Дал голосовую команду включения освещения и, нахмурившись, принялся смотреть на своего пациента. Помещение налилось ярким белым светом. Человек, сидящий в кресле, зажмурился. Он был не молод, не менее худощав, только ниже ростом, с седоватой бородкой и четкими острыми чертами лица. Высокий человек взял со стола салфетки и протянул ему.
Ну? Вставая с кресла, он вытирал потекшие слезы, вызванные воздействием луча сканера, а теперь еще и ярким светом включившихся бестеневых осветителей. Каков вердикт?
Боюсь, я не могу сказать ничего хорошего, Грек. Врач пожал плечами. Повторное сканирование подтвердило диагноз. Его лицо было озадаченным.
Короче! Грек Маер встал и вдруг понял, что все в его глазах выглядит размытым.
У тебя аневризма. Альберт, покашлял в кулак. Лобная часть левой доли.
Это что еще такое? Закончив вытирать глаза, Маер высморкался в эту же салфетку, потом скомкал ее и выбросил в лоток для мусора, но не попал.
Оставь, я потом уберу. Врач махнул рукой. Грек, это очень серьезно! Его голос зазвучал настойчивее, видя, что его пациент не очень серьезно относится к такому диагнозу. Нужна срочная операция.
Операция? Пациент, проморгавшись, снял с напольной вешалки синюю форменную куртку, которая надписью и логотипом на спине, говорила любому образованному человеку, о принадлежности ее хозяина к членству в Профессиональном союзе пилотов и орбитальных строителей, хотел ее надеть, но вдруг замер. Что еще за операция? Что это такое, аневризма?
Плохой кровеносный сосуд.
Как плохой?
Очень плохой. Настолько плохой, что в любой момент может лопнуть и твой мозг зальет кровью. Врач развел руками.
Это чинится? Грек просунул руки в рукава и одним движением застегнул молнию.
Понятие серьезности для него заключалось несколько в ином значении, чем для человека знакомого с медициной. Если он ходит, может говорить, слышит и видит, а сосуд в его голове, может быть и может лопнуть, но ведь не лопнул Он, может уже лет пять так может каждый день лопнуть и, еще так лет пять будет мочь! Поэтому, услышав слово «может», Грек расслабился и собрался уходить. У него были сейчас и другие, более важные дела, чем позволить кому-то, пусть и другу, ковыряться в его мозгах. Может потом. Позже. После полета, старт которого назначен уже через сорок часов. А может и еще позже.