Величественно подойдя, она остановилась напротив стоящих на коленях, воинов. Они сразу встали и поклонились. Никита решил не отставать от них, и последовал их примеру. Воцарилась полная тишина. И тут она заговорила на каком-то языке, который был очень знаком Никите:
Я, Клеопатра седьмая, Филопатра, царица Египта, рада видеть моих храбрых воинов. А вы рады мне, да?
Громкое многоголосое «Да-а-а» пронзило уши Никиты.
Я знаю, полилось из уст Клеопатры, вы всегда готовы бесстрашно сражаться за меня. Да?
Дружное ответное «Да-а-а» теперь высоко взлетело над береговой местностью. А царица продолжала:
Вы готовы отдать за меня жизнь. Да?
Никита громко выдохнул вместе с воинами: «Да-а-а».
Казалось, ей доставляет огромное удовольствие так беседовать с теми, кто восторженно смотрит на нее. И она запустила в них новым вопросом:
Потому что, вы любите меня. Да?
Ну, разве можно было замешкаться с ответом на такой вопрос, или совсем промолчать? Поэтому Никита сразу протяжно гаркнул, как и все стоящие рядом:
Да-а-а!
А дальше последовало то, чего Никита никак не ожидал. Словно щебетание диковинной птицы донеслось: «А готовы ли вы отдать жизнь за мою любовь?»
Воины молчали. Два воина, стоящие рядом с Никитой, удивленно переглянулись.
Новый вопрос ошарашил всех воинов:
Почему вы притихли? Вы же готовы отдать за меня жизнь в бою! И вы любите меня! Неужели вы не хотите отдать жизнь за мою любовь к вам?
Теперь уже стали переглядываться все воины, не зная, как отвечать.
А она лихо продолжала:
Цена моей любви жизнь! Кто готов отдать жизнь за ночь со мной?
Рядом с Никитой пожилой воин со шрамом на лбу, сделал шаг вперед, преклонил колено и склонил голову:
Я Флавий!
Женщина улыбнулась и закрыла глаза. А Флавий тихо зашептал Никите:
Какая разница, от чего умереть? От вражеского меча, или от своего палача? Воин всегда шагает по пути к смерти. Он где-то должен остановиться.
Женщина открыла глаза:
Ты самый смелый воин, Флавий. Ты всё понял?
Я всё понял, моя царица!
Тут Никиту пробила оторопь. Он сообразил, что сама царица разговаривает с ним, так же, как с другими воинами. С другой стороны от Никиты сделал шаг вперед молодой коренастый воин с задумчивым лицом.
Царица снова закрыла глаза. Второй воин только и успел шепнуть Никите:
Любовь превыше мудрости земной, и доблестей ценнее!
Царица одарила второго воина обаятельной улыбкой:
Кто ты, мой почитатель?
Второй воин тоже встал на колено, и склонил голову:
Я Критон. Значит, мне тоже можно?
Царица окинула взглядом всех воинов:
Сегодня ночью можно Флавию. Завтра тебе, отважный Критон! Ночью всё можно!
И тут Никита увидел, что царица смотрела между двумя ее избранниками, смотрела туда, где стоял Никита, да еще прямо в глаза его вглядывалась. Она опять улыбнулась:
У тебя храбрые друзья, да?
У Никиты пересохло в горле, но он смог пролепетать:
Д-да, моя царица!
У него подогнулись колени, и он бухнулся рядом с Флавием и Критоном, сразу на оба колена. Он сделал это, чтобы совсем не растянуться.
Царица не спускала с него проницательных и притягивающих глаз:
Ты встал рядом с ними, мой воин. Ты всё хорошо обдумал?
Нет, моя царица! из последних сил выпалил Никита.
У нее взлетели вверх брови, и Никита понял, что его всё равно убьют за пререкания.
Так да, или нет? нахмурилась она. Хочешь ты бесподобную ночь, или нет?
Никита собрался с мыслями и начал осторожно объяснять:
Ночь-то я хочу! Но и без дней не могу! Про ночь я уже хорошо обдумал. А что там после будет, обдумать еще не успел.
Царица продолжала терзать Никиту своими неудобными вопросами:
Так да, или нет? Цена ночи твоя голова. Да? Или решайся, или отойди на свое место!
Все воины стали испуганно смотреть на мучающегося в сомнениях, Никиту.
Так больше продолжаться не могло, и Никита, набрав воздух, выдохнул:
Да! Я потом остальное обдумаю.
Клеопатра залилась пронзительным смехом и пошла дальше
ГЛАВА 7. ПО СЛЕДАМ «СКОРОЙ»
На следующее утро Алла самой первой стояла возле справочной в приемном отделении районной больницы. Казалось, что журналу, в который что-то записывала медсестра, не будет конца. Наконец, журнал захлопнулся и Алла начала поиски следов носилок с Никитой:
Посмотрите, пожалуйста, как с Воиновым разбираются? Вчера вечером его на «скорой» вам привезли.
Нам? переспросила медсестра, словно собираясь возразить, но Алла сразу перечеркнула ее намерения:
Я сама с ними приезжала. Меня обратно отправили, сказали, что до утра разберутся.
И что, вы хотите, чтобы мы за ночь его вылечили?
Мне очень надо знать, лечат его, или пока только разбираются.
Тогда медсестра, словно поняв, что от нее эта женщина не отстанет, снова открыла свой журнал, и стала водить пальцем по открытой странице. Палец быстро остановился и последовал ответ:
Был Никита Воинов. Осмотрели его, энцефалограмму сделали. Но уже его нет.
Что значит нет? возмутилась Алла. Он не из таких, чтобы за ночь умереть! Вы получше свой журнал читайте!
У нас его сейчас нет! поправилась медсестра. Его прямо недавно в психоневралгию отправили, на полное обследование.
В дурдом, значит?
Не в дурдом, а в психбольницу. «Дурдом» слишком грубо звучит, а «психбольница» это для понимания культурных людей. Езжайте в город и там его ищите. Но сразу могут не пустить. Психов сразу пускают, а остальным людям всегда ждать приходится. Безропотное ожидание это признак высокой культуры. А те, кто постоянно пытаются что-то выяснить только работать мешают.
Алла уже не разбирала про чью культуру и работу верещит медсестра, её теперь влекло туда, где должны были работать более грамотные специалисты по молниям.
ГЛАВА 8. ДИСКУССИЯ ПРО ЛОЖКИ И ЦАРИЦ
Автобусы в город из райцентра ходили только четыре раза в день. Поэтому, когда Алла села в автобус, Никита уже сидел в больничной пижаме за обеденным столом, с забинтованной ладонью. Ложка, которую он медленно опускал в тарелку, на заправку супом, напоминала ему недоделанный кинжал. Поэтому он не торопился, каждый раз проверял, суп ли он зачерпнул, и только после детальной проверки, отправлял его себе в рот. Но в очередной раз отправить суп в рот Никите не удалось. Он поперхнулся, заметив, что седой человек, сидевший напротив него с недоуменным лицом, словно стал передразнивать его. Он стал поднимать свою ложку и тоже разглядывать ее со всех сторон, даже снизу.
Оба других соседа Никиты сразу перестали кушать, и заинтересованно уставились на седого человека. А когда тот потянулся лицом к Никитиной тарелке, словно анализируя, много ли там еще осталось, они сразу притянули свои тарелки к себе поближе.
Никите стало интересно, что же будет дальше, и он перестал кушать, а стал переводить взгляд с правого своего соседа на левого. Тот, что сидел слева, почти лысый, пожилой, невысокий человек восточной внешности и с впавшими глазами, стал перемешивать ложкой суп в придвинутой тарелке, словно это был не суп, а чай.
А сосед справа, сутулый, брюнет средних лет, стал перебрасывать ложку из руки в руку.
Пока Никита думал, надо ли ему тоже побросать ложку, или следует помешать ею суп, лысый степенно обратился к нему, показывая на разглядывающего ложку человека:
Ты, парень, бди! А то Цезарь всегда норовит чужой кусок оттяпать!
Брюнет сразу включился в беседу:
А у меня, Хеопсыч, если он стащит, я обратно стащу! Пока он стащенное к себе тянуть будет, я его съесть успею.
Хеопсыч, ничего не сказав, пожал плечами и стал еще быстрей перемешивать суп. Сейчас он анализировал, кого успеет съесть его собеседник.
Цезарь, о возможных происках которого предупредил Хеопсыч, перестал разглядывать ложку. Он поднял ее выше головы и величественно произнес: