Следует отметить, что вторая тенденция в раскрытии темы воскрешения свойственна именно западной литературе, возможно, потому, что картина мира, сложившаяся в западной культуре, имеет более позитивистский характер, а менталитет западного человека более эмпиричен. Как бы то ни было, одной из первых к теме воскрешения мертвой материи обратилась английская писательница Мэри Шелли (17971851) в романе «Франкенштейн, или Современный Прометей». Обращение к теме воскрешения не духовного, а физического, не с помощью Божественной силы, а методами науки позволило писательнице поднять вопросы «о пределах познания, допустимости вторжения в тайны живой материи, изучение жизни и природы за гранью известного науке <> сложный комплекс нравственно-этических, философских, социальных, психологических проблем» [5] и развенчать «самонадеянность человека, посягнувшего на роль Бога» [6] Акт воскрешения производит человек, талантливый ученый, но, оживив тело, он, в силу своей человеческой сущности, бросает созданного им человека на произвол судьбы, чувствуя, несмотря на живую плоть своего творения, отчуждение смерти. Таким образом, взяв на себя функции Бога, герой романа не справляется с ними, будучи равен тому, кого он воскрешает: человек воскрешает человека, находясь с ним в одной плоскости, в то время как Бог находится над миром. Пытаясь узурпировать функции Бога, человек уподобляется скорее Сатане, который пытался сделать то же самое и с тем же результатом породив адские кошмары.
Роман «Франкенштейн» на протяжении уже двух столетий продолжает вызывать интерес к себе как у читателей, так и у писателей, а тема воскрешения мертвой материи дерзким ученым, святотатственно проникшим в неизведанные тайны и надругавшимся над законами природы, заняла прочное место среди сквозных сюжетов мировой художественной литературы.
Г. Ф. Лавкрафт, тоже разрабатывающий тему воскрешения, представитель западной традиции, продолжающий линию Мэри Шелли и ее доктора Франкенштейна [7].
Творчество Лавкрафта в целом характеризуется жанровым разнообразием: исследователи относят этого автора и к неоготике, и к фэнтези, и к horror, и к научной фантастике; в то же время многие его произведения невозможно ограничить рамками одного какого-то жанра. Вопрос жанрового своеобразия Лавкрафта представляется чрезвычайно сложным и в силу того, что пока мы не располагаем четким теоретическим определением каждого из этих жанров; также исследователи не могут прийти к единому мнению, считать ли их самостоятельными, или подвидами друг друга.
В центре повествования американского писателя находится ученый, стремящийся оживить мертвую материю, создать гомункула или победить смерть и терпящий неудачу. При этом Лавкрафт не просто воспроизводит классический сюжет, но привносит в него новые черты. В своем творчестве писатель не менее четырех раз обращается к теме воскрешения мертвых, и каждый раз обыгрывает ее по-новому: «Херберт Уэст врач-реаниматор», «Холод» (1926), «Жизнь Чарльза Декстера Варда» (1927) и «Эксгумация» (1935). В рассказе «Херберт Уэст реаниматор» впервые становится предметом художественного осмысления феномен зомби, восходящий к магическим представлениям последователей культа вуду и ставший в наши дни неотъемлемой частью современной массовой культуры. Первоначально зомби «в поверьях населения Западной Африки и Антильских островов: оживлённый c помощью колдовства мертвец, полностью лишённый человеческих чувств и выполняющий любые приказания своего хозяина» [8]. У Лавкрафта зомби тоже воскресшее тело мертвого человека без души и разума, однако оживленное с помощью науки. Бездушные зомби у Лавкрафта не являются послушными орудиями человека они агрессивны по отношению к живым людям. В отличие от Монстра, созданного доктором Франкенштейном, образцы доктора Уэста по природе своей не способны к размышлениям, переживаниям, саморефлексии, им чуждо стремление к социальной адаптации.
В рассказе «Холод» сам врач становится объектом эксперимента и, прикладывая массу усилий, пытается поддержать жизнь в своем уже начавшем разлагаться теле. Он не только обрекает себя на вынужденное затворничество, чтобы скрыть свое подозрительное долголетие, но и на одиночество, поскольку его современники уже отошли в мир иной. К тому же он попадает в зависимость от холодильной машины, которая поддерживает жизненно необходимую для него низкую температуру в комнатах. Но даже это не избавляет несчастного экспериментатора от страшного конца. Еще до поломки агрегата доктор Муньос начинает чувствовать, что мертвые ткани не хотят держаться и начинают расползаться, что, естественно, отражается на его внешнем виде и сопровождается страшным зловонием. Вышедшая же из строя холодильная машина максимально приближает страшную развязку.
В «Истории Чарльза Декстера Варда» воскрешенный своим потомком салемский колдун Джозеф Карвен становится настоящей угрозой для всего человечества. В свою очередь воскрешенные чернокнижником, а точнее, восстановленные из праха люди являются источником его могущества и будущего порабощения человеческого рода.
Особняком в творчестве Лавкрафта стоит рассказ «Эксгумация», где повествование ведется «оживленным мертвецом», а не от лица свидетеля или участника событий, как в предыдущих произведениях. Здесь Лавкрафт прибегает к композиционной инверсии, тем самым видоизменяя сюжетостроение, традиционное для «страшных рассказов». Сначала рассказчику приходится пройти через то же одиночество, отчуждение и зависимость от внешних обстоятельств, что и доктору Муньосу из «Холода». Но в финале, узнав, что он давно мертв и представляет собой некий гибрид из собственной головы и чужого тела, герой одержим стремлением вернуться в смерть туда, откуда его святотатственно вырвала рука хирурга Эндрюса.
Мрачная атмосфера и пессимизм произведений Лавкрафта были в известной степени обусловлены временем их создания, когда обозначившийся на рубеже XIXXX веков кризис идей и ценностей особенно ярко проявился в первой половине XX века и породил в людях этой эпохи «чувство обреченности человека и бессмысленности его усилий придать гуманность и целостность своему бытию» [9]. Кризис христианских ценностей в Западной Европе особенно ярко выразился в трудах Ф. Ницше. «Бог умер», смело заявляет автор трудов «Веселая наука» (1882) и «Так говорит Заратустра» (18831885), потрясая тем самым основы западного сознания. Это отразилось на процессах, протекавших в мировой литературе, которая не только пыталась ответить на извечные вопросы бытия и определить предмет своего изображения, но и найти новые средства выражения.
Несмотря на своеобразие исторического и культурного процессов на американском континенте, писатели США XX века хорошо смогли это почувствовать и «отразить в оригинальной мифологии заката американской мечты, потерянного поколения общезападного кризиса цивилизации» [10] Особая заслуга американской литературы этого периода в том, что, не теряя национального своеобразия, «она стихийно предложила сравнительно новую трактовку общезападного кульутрологического сдвига того, сколь мучительно человеку Запада, своего рода Гамлету эпохи гибели богов, городов-спрутов, кровавых войн, индустриального производства, политической и бюрократической демагогии, всепобеждающей серости мещанства, испытывать выбитость времени из колеи и, разрываясь между прошлым и настоящим, другой страной и здесь и сейчас, бытием и искусом небытия, отчаянно, и даже бессознательно, искать идеального оправдания своего существования» [11].