Ты её в город сегодня одну привёз, няня с ребёнком в доме остались?
Да, оставались там.
Иди в её магазин и жди там. Если что-то прояснится сообщай мне сразу.
Хорошо.
Катя смотрит на меня с тревогой:
Что случилось?
Это был водитель Даши, она куда-то без него свалила. Коллеги её говорят, что после телефонного звонка, набираю номер Татьяны Георгиевны, якобы, что-то с ребёнком.
А ребёнок был по тому адресу, куда Серёжа приезжал?
Да.
Няня мне не отвечает, и я нахожу в списке контактов телефон Соболевой.
Собственной жене я не звонил ещё ни разу.
Я сейчас подключусь к камере, проверим.
Пока слушаю гудки в телефоне, нависаю над Катей и утыкаюсь вместе с ней в монитор.
Ну смотри, после того как Сергей ушёл, никто не приходил и не выходил до теперешнего момента.
А до?
Она перематывает.
За двадцать минут до того, как он позвонил в домофон, Татьяна Георгиевна с коляской вышла из калитки. И пошла в том же направлении, в котором затем двинулся Серёжа.
13. Макс
Посёлок будто вымер. Какая-то зона отчуждения.
В застывшем воздухе не слышно ни лая собак, ни чириканья птиц.
Только рёв двигателя моей машины, и эхо гудков в телефоне как вырезанный из оповещения о воздушной тревоге фрагмент.
Я доезжаю до дома не найдя зацепок.
Крон встречает меня у калитки, улыбаясь во всю морду. Рефлекторно глажу его громадную голову на бегу, и под всё тот же вой безответных гудков вбегаю в дом.
Здесь пустота. Детской коляски нет.
Нет ребёнка.
Подползающее чувство беспомощности я скидываю как звонок Даше.
Нужно позвонить Кате. Пусть поищет с помощью своей программы Соболеву.
Это не быстро, извини, тревога и сочувствие в Катином голосе неприятным сквозняком по моей голове. Нужно загрузить данные, а их обработка занимает много времени. С Серёжей было просто, потому что данные уже были в системе, я ведь давно следила за ним.
Разве ты не следила за Дашей? зачем-то спрашиваю я.
Мне обидно, что ты считаешь меня таким подлым человеком. Нет, Макс. Ни за тобой, ни за Дашей я не следила.
Прости.
Я понимаю, ты волнуешься. Сейчас займусь.
Снова остаюсь в тишине.
Можно пока пройтись по улице, стучаться в каждую дверь. Спрашивать соседей.
Телефон вибрирует.
Татьяна Георгиевна!
Да! Где ребёнок?
Максимилиан Александрович, простите меня, пожалуйста. Я очень виновата.
От этих слов меня пронизывает могильным холодом. Превращает в решето всё тело. И чем слабее становится голос в телефоне, тем сильнее искорёживается под тяжестью предчувствий структура сетки.
Где ребёнок?
Я должна была настоять, не подвергать Ваню опасности. Простите.
Где Ваня?!
Мужчина и женщина я их знаю забрали
Её речь всё слабее и бессвязнее. Превращается в бульканье кипящей воды, которое стихает, потому что огонь под кастрюлей затушили.
Я сам сбрасываю звонок, чтобы уже позвонить в полицию.
И тут через распахнутую дверь доносится радостное поскуливание Крона.
Кого ещё он может приветствовать так, кроме меня?
Выхожу в парадную.
На пороге стоит Соболева с люлькой в руке.
Я опускаю руку с телефоном и тяжело выдыхаю.
Ваня как ангел с фрески. Маленькие пальчики словно держат невидимые яблоки, руки раскинуты. Длинные тёмные ресницы почти доходят до начала возвышения пухлых щёк. Он спит сладко.
На Даше распахнутый плащ. И тонкое белое платье, в котором я видел её сегодня в лофте. Переливы на нём зарождающимся водоворотом она глубоко дышит налитой грудью.
Мои «не мои» здесь, живы и здоровы.
Ты что тут делаешь? она отступает.
То же, что и ты. Я здесь живу.
Сегодня не выходной.
Она оборачивается на лай Крона. Тот настороженно принюхивается к калитке.
Тебя твой Айлалэ привёз? шаг к ней, она снова отступает. Не делай вид, что боишься меня. Ты же видела мою машину у дома, и всё равно зашла.
Я не знаю, какая у тебя машина. И в принципе ничего знать про тебя не хочу. А зовут его Айдар.
Мне звонила Татьяна Георгиевна.
И что?
Она несла какой-то бред про то, что подвергла Ваню опасности и извинялась.
Можешь перезвонить ей и сказать, что она уволена.
Почему я должен её увольнять?
Потому что она больная пошла гулять с ребёнком и упала в обморок. Хорошо, что соседи были на улице, вызвали скорую и присмотрели за Ваней, пока я не приехала.
Что с ней?
Какая разница? Я утром сказала ей, что она может воспользоваться нашей аптечкой и отсыпаться, пока Ваня спит. А эта старая дура попёрлась на улицу.
Ты знала, что она заболела, и оставила их вдвоём с Ваней?
Не пытайся повесить на меня чувство вины, Арский. И займись поиском другой няни, помоложе и порасторопнее. И раз ты считаешь, что это так просто бросить все дела и сидеть с ребёнком, так оставайся с ним сам.
Она опускает люльку у дверного проёма. Создаёт живым ребёнком препятствие между собой и мной. И небрежно бросает:
А меня ждёт Айдар.
Ты правда думаешь, что я позволю тебе так сделать?
Соболева хмыкает и уходит.
Промозглый ветер шевелит Ванькины волосы и одеяло, которое укрывает его до самой шеи.
Я осторожно отставляю люльку подальше от двери.
И хотя Даша шла быстро, я успеваю настигнуть её у калитки прежде, чем она приоткроет её.
Моя ладонь упирается рядом с маленькой головой, создавая глухой звук от соприкосновения с железом.
В дом иди. Ребёнок должен быть в кроватке. А не стоять на полу как брошенный в коробке щенок. Это твой сын, Соболева. Ты обязана о нём заботиться.
Я ничего не обязана, цедит сквозь зубы. Аборт не сделала, и на том спасибо.
Наклоняюсь к её голове, и в самую макушку:
Когда-нибудь тебе станет очень стыдно за эти слова.
Дария, ты тут? шаги по ту сторону калитки.
Шепчу:
Иди в дом, а я ему сейчас отвечу на все вопросы.
Отхожу от Соболевой и берусь за ручку.
Теперь она упирается в калитку, обеими ладонями сразу:
Айдар, всё в порядке! Подожди в машине, пожалуйста. Я ребёнка переложу, и попробую ещё раз Крона в вольер загнать, не слушается.
А ну хорошо.
Шаги стихают, захлопывается дверь машины.
Даша так и стоит, прижав ладони к калитке, словно обожгла их, и железом охлаждает.
Она решительно разворачивается.
Я знаю, что она хочет просто назвать меня по имени. Я до сих пор помню, как смыкаются её губы прежде, чем она произносит «Макс». Мне не нужно видеть всю её, чтобы предугадать, чего она хочет: пошутить, поругать, предложить.
Сейчас она попросить хочет.
И ей достаточно едва заметного движения моей головы, чтобы считать: «Нет».
Даша заходит в дом. Я вижу, как её фигура с люлькой в руке исчезает в гостиной.
Захожу внутрь. Запираю дверь.
14. Макс
Значит, она собиралась остаться здесь на ночь с этим Айлалем.
Отчётливо представляю, как она перекладывает Ваню в кровать, спускается, запирает мою собаку в вольере, и проводит в мой дом своего ёбаря.
Ну правильно, сегодня в лофте я нарушил им все планы.
Он как вредная псина, который хочет переметить все углы на территории, чтобы застолбить эту территорию за собой.
Теперь слова Кати про куколда в действительности начинают меня бесить.
А кто же я ещё, если не могу запретить своей жене спать с кем она хочет?
Спустилась.
Я подошёл ко входу в гостиную.
Даша поставила пёстрый пакет на пол и посмотрела на меня.
Есть что-то экстраординарное в том, что мы просто сейчас находимся в одном помещении. Тем более второй раз за сутки.
Я переложила его в кроватку. Он обычно просыпается в двенадцать и в четыре ночи. В холодильнике осталась бутылочка молока. А лучше уже закончить со всем этим и она кивает на пакет у дивана. Мне предложили хорошие деньги за рекламу смесей. Я больше не буду кормить молоком. Так что погугли как разводить смесь.
Утыкается в телефон. Продолжает раздавать указания:
Сейчас я уеду. Вернусь завтра после обеда. Позаботься о том, чтобы тебя здесь уже не было. А с ребёнком находилась новая няня.