Ты что паскуда натворил? оскалив желтые со щербиной зубы, прорычал старший.
Командир, падлой буду, рефлекс, оправдывался перепуганный напарник, у которого от страха увеличились зрачки.
Сволочь, рычал старший, двинув ему прямо в челюсть. Он почувствовал, как у напарника от удара треснули зубы.
Не суетись, осматриваясь по сторонам изучая местность, сказал старший, тряся напарника. Тащи его к оврагу, да карманы проверь, хладнокровно приказал он.
Напарник недоуменно смотрел на него.
Живее, прикрикнул он. В каком купе он ехал? быстро обратился он к девушке, которая остолбенев, стояла на месте.
Там, неуверенно показав рукой вдоль поезда, скорбно вздохнув, сказала она.
Неси сюда его вещи, да гляди в оба, не всполоши никого, продолжая раздавать команды, сказал он.
Девушка, ничего не соображая стояла на месте.
Живо! вынув из кармана нож, поторопил он ее.
Оглядываясь назад, она несмело поднялась в поезд. И девушка, и напарник беспрекословно делали то, что им приказывали.
Дверца купе, в которой ехал незнакомец, была открыта. Неслышно нырнув в купе, подкравшись на цыпочках, она без разбора схватила первый попавшийся потертый желтый чемодан, что стоял у столика, и также неслышно покинула купе. Из соседнего купе доносился грубоватый смех проводницы. Девушка с замиранием сердца остановилась. Как только голоса стихли, она прибавила шагу. Страх заставлял ее постоянно оглядываться. Зареванная, в вымазанных на коленях колготах и с дрожащими руками она выбежала из поезда. Всхлипывая, она смотрела, как напарник волочит по земле за куртку грузное тело незнакомца, поминая разом то бога, то черта.
Чего рот раззявила? На замке держи. Скажешь тетке, пусть ищет тебе замену, помахав перед лицом девушки ножом, говорил старший, вырвав у нее из рук чемодан и раскрутив его с такой силой, что сам оступился, зашвырнул в овражек.
Закопать бы надо, нерешительно сказал напарник, подбирая разлетевшиеся вещи из открывшегося в полете чемодана.
Никто сюда не попрется, ветками закидай, на обратном пути порешаем.
Алишер Рахимов, вертя в руках паспорт, прочитал напарник, выбравшись из овражка.
Дай сюда, отрезал старший, спрятав паспорт во внутренний карман своей грязной куртки.
Он лежал в открытом всем ветрам овражке. Длинное тело его наполовину прикрывали зацветшие ветки степного миндаля. На его лице не было и следа страха и смятения. Его черные мохнатые брови были насуплены, а меж ними будто стрелой проскользнув, запечатлелась длинная глубокая морщина. Морщина гнева и достоинства. На его молодом лице отражалась решимость. Уже вдали шумел поезд, а по небу, что весной вовсе не редкое явление, словно небо листая, проплывал журавлиный клин. Неподалеку от грубоватой ладони его, лежало перо белого ворона
Глава 5
Тоскуя по мужу, возвращаясь каждый вечер с работы домой, Алла запирала дверь комнаты, и выходила из нее только на утро следующего дня чтобы вновь отправиться на завод. Она с нетерпением ждала его возвращения. Оставалось пару дней как, отгостив в родных краях Алишер должен возвратиться домой. Никогда раньше Алла не замечала, какой день длинный. С утра до вечера смену отстоять, а после смены начиналась тоска. После неосторожно сказанных слов соседки Татьяны, о том, что Алишер сбежал от нее к себе на родину, Алла перестала появляться на глазах у любопытных соседей. Она держалась стойко, но в душе ее царило беспокойство.
Ранним утром вторника двадцать шестого апреля Алла проснулась от звона пустого железного таза вылетевшего из рук Татьяны на плиточный пол и от ее оглушительного крика.
Алла, Алка, открывай! неугомонно тарабаня в дверь Аллы, кричала соседка, поставив на уши весь дом.
Накинув на худые плечи шаль, зевая, Алла босиком торопилась открыть дверь. Не успела Алла произнести и слова, как соседка схватила ее за руку своими ледяными от стирки ладонями и силком потащила на кухню, по пути раздвигая локтем сохнувшие, развешанные по всему коридору простыни.
В прокуренной кухне у окна на табурете сидел сосед Самуил, безразлично уставившись в точку на синей стене, закурив папироску. На подоконнике сидел кот, намывая лапкой мордочку.
Дядь Сёма, просила ведь, да не курите же вы в кухне, прикрывая шалью Аллы свой нос, ворчала Татьяна.
Что стряслось? Зачем ты меня притащила сюда? спросила Алла, подперев руками поясницу.
Да подожди ты с вопросами. Слушай вон, подведя Аллу к подоконнику, на котором вещало радио, сказала Татьяна, открывая форточку.
Ты двери чуток не выломала, чтобы я музыку послушала? начав выходить из себя, сказала Алла.
Что? Какую еще музыку? не понимая иронии Аллы, спросила Татьяна, сдувая со лба лезущую в глаза челку.
Бах кажется, отвечала Алла, глядя в упор на соседку.
Какой к черту Бах! Узбеков тряхануло8, не сдержавшись, выпалила Татьяна. Дядь Сёма, ну вы хоть скажите.
На шум в кухне начали подтягиваться соседи. Дядя Сёма молчал.
В пять утра. По радио сказали. Алка, не вру нисколько, приложив ладонь к груди, говорила Татьяна. Какие-то толчки вертикальные, город рушится, передали, что жертвы есть.
Алла побледнела. Сердце застучало так сильно, что с каждым его ударом у нее рябило в глазах. Подоспевшие на помощь соседки-старушки усадили ее на стул. Татьяна продолжала рассказывать, но Алла уже не слушала ее. Совершенно обессиленная, она, молча и горестно заплакала, точно смирившись со своей участью, ведь именно этим утром двадцать шестого апреля Алишер должен был выехать из кишлака в Ташкент, а из Ташкента в Москву. Дядя Сёма, одной рукой забрав с подоконника свою «Спидолу»9, другой подцепив свой табурет, не спеша, шаркая тапками, ушел в свою комнату.
Проходило время. От Алишера не было ни слуху, ни духу. Алла тщетно писала письма на родину мужа. Ответов не приходило. Стоя у станка, она думала только об одном, что он жив и что скоро вернется домой. «А если, но, сколько страха в этом «если»! Нет, надо ждать, работать до изнеможения и ни о чем не думать».
Ей было немногим больше двадцати, когда она покрыла голову черным платком и захлопнула перед собой двери радости. Внезапное явление природы, стихия, унесла ее мужа. Соседи убеждали ее в этом, коллеги же убеждали ее в том, что на родине у него три таких Аллы, и он просто сбежал
Нельзя тебе Алка одной сейчас оставаться, сопереживая убитой горем соседке, говорила Татьяна. Прости ты меня дуру, ляпнула ведь не подумав. У меня у самой мужик махнув в сторону рукой и ненадолго умолкнув, сказала она. А слезами горю не поможешь, о ребеночке думать надо.
Не знаю, как я теперь буду. Поеду я сама туда, говорила Алла слабым голосом, лежа на расстеленной тахте и смотря в потолок.
Куда-туда? спрашивала заполошная соседка.
В кишлак к ним, отвечала Алла, и глаза ее снова наполнились слезами.
Поедешь, поедешь. Как родишь, так и поедешь, утешала ее Татьяна, смахивая с глаз крошечные, как бисер слезинки.
Глава 6
Все тяжелее и тяжелее давалась Алле ее работа. У некогда задорной, порывистой и расторопной девушки опускались руки. И откуда только силы берутся? шушукались женщины между собой, крутясь около рабочего места Аллы.
Не обращай внимания на них, говорила Татьяна, периодически подходя проведать подругу.
Осуждают они меня, вздыхала Алла, поправляя черную гипюровую косынку.
За что же людям осуждать тебя? Ты что, разве преступление какое совершила? Ну да на каждый роток не накинешь платок, пусть шепчутся себе на здоровье, нам-то что? подбадривала Татьяна.
Вон, гляди, пальцем тычут, сказала Алла.
Так, то от зависти. Ты же с восьмого марта уже второй месяц на доске почета как лучшая работница висишь. А кому первой премию дали? пояснила Татьяна.