Задав этот вопрос, Василий Александрович не моргая уставился своими колючими глазами на Надежду Михайловну.
Свят-свят-свят! отшатнулась и запричитала няня.
Да что вы себе взревел Никита Панютин, вскакивая с места.
Сядьте, подпоручик, вопрос адресован не вам! отчеканил Корсаков не сводя взгляда с хозяйки дома. Гвардеец сделал шаг ему на встречу, сжимая кулаки, но вновь был остановлен тихим голосом Радке:
Никита, остановись! Надежда выдержала взгляд Корсакова и открыто смотрела на него в ответ. Василий Александрович, я клянусь всем, что свято я всегда была верна мужу и никак не способствовала его смерти. Генрих был старше меня на сорок с лишним лет. Старым и хворым. Никто не счел его смерть подозрительной.
Корсаков удовлетворенно кивнул и поднялся со стула.
Это все, что мне требовалось услышать. Благодарю за честность. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам. И вот, как мы поступим. Вы разбирали комнаты супруга?
Нет, ответила Надежда. Мне не хватило сил для этого. Там все осталось так, как если бы он был еще жив.
В таком случае, мне нужно будет осмотреть их. Далее я отправлюсь на Немецкое кладбище. Завтра утром вернусь, чтобы доложить о своих находках, а затем мы вместе подождем обеда и проверим, соблаговолит ли ваш супруг почтить нас своим присутствием.
***
Святые угодники! воскликнул кладбищенский сторож и, поскользнувшись, упал на спину, разметав в разные стороны брызги черной липкой грязи.
Хранитель нам больше не нужен, я правильно понимаю? иронично осведомился Жозеф.
Да, пожалуй его можно отпустить, согласился Корсаков. Сторож, истово крестясь, отполз в сторонку, поднялся, опершись на могильную ограду, и бросился прочь.
Они стояли посреди лютеранской части Смоленского кладбища. С неба продолжал хлестать острыми каплями холодный дождь, умножая распутицу и застилая глаза. Вокруг высились кресты и памятники от плохоньких деревянных распятий до торжественно-мраморных мавзолеев, от простеньких завядших цветов до остроконечных изящно украшенных кованых оград. Атмосферу уныния и запустения лишь подчеркивали лишенные листвы деревья. Кроме постоянного монотонного шума дождя не слышно было других звуков даже вечно каркающие вороны замолчали.
Перед Корсаковым и Жозефом разверзлась пасть мрачной ямы, частично заполненной водой. Но даже в таком виде сомнений не оставалось на дне могилы гроб отсутствовал.
Что ж, экзальтированные дамские чувства можно исключить, констатировал Василий Александрович.
Думаете, дельце по вашей части, Votre Excellence2? уточнил слуга.
Никогда нельзя исключать злонамеренных козней обычного человека, покачал головой Корсаков. Хотя следы вокруг могилы наводят на нехорошие мысли.
Да?
Земля размокла, поэтому утверждать наверняка не берусь, но видится мне, что тут работали не лопатой, а голыми руками, мрачно констатировал Василий Александрович.
Sacrebleu!3 воскликнул Жозеф и машинально схватился за грудь. Там, куда попала офицерская пуля двенадцать лет назад.
Не важно, сам Генрих Радке поднялся из могилы, или его гроб извлек кто-то из живущих, добра Надежде Михайловны ждать не стоит, продолжил размышлять Корсаков. Скажи, Жозеф, что ты думаешь о вдове?
Что я думаю или что мне удалось выяснить, Excellence? усмехнулся слуга.
И то, и другое. Пойдем к экипажу, расскажешь по дороге. Нечего нам здесь мокнуть, и, подавая пример, сам двинулся к выходу.
Примечания
1
Гвардейские полки славились идеальным внешним видом, поэтому новобранцев они отбирали, в том числе, по внешности. В преображенцы брали русых, в измайловцы брюнетов, а в семеновцы блондинов.
2
Ваше Сиятельство (франц.), принятое обращение к носителю графского титула.
3
Здесь «Черт возьми!» (франц.)