Что? не поняла девочка.
Покачай! и Виталька принялся раскачиваться у нее на коленях. Давай поиграем в козу!
Девочка улыбнулась. Как это?
Мальчик недоуменно посмотрел на нее «как же она может не знать такой простой всем известной игры»?!
Шла коза рогатая за малыми ребятами принялся декламировать он и еще шустрей раскачиваться у нее на коленях.
Шла через мосток, хватила осины листок, топнула, пожевала, да с моста и упала. Бух! радостно воскликнул мальчик и сделал попытку провалиться между коленями девочки.
Поняла, поняла! сказала она. Ладно, давай сначала, только садись поудобней.
«Уронив» Виталика три раза, девочка вдруг загрустила и прекратила игру, а потом и вовсе прослезилась.
Нетерпеливый Виталька продолжения игры так и не дождался.
Давай, Зина, давай! воскликнул он, снова заерзав.
Отстань тихо сказала ему девочка, и умолкла.
Виталька повернулся и увидел, что девочка плачет.
Не плачь, Зина, не плачь! и он принялся участливо гладить ей руку.
Я не Зина! сказала, наконец, девочка. Я Соня. Потерпи немного, я устала, а как отдохну, мы с тобой опять поиграем. Хорошо?
Хояшо! согласился Виталик.
Их разместили под Вологдой, в деревне Красотино.
После выхода из поезда Виталька уже не отходил от Сони, да она и не возражала. Даже, напротив, держала его за руку.
Их определили в одну избу. А спустя некоторое время, когда расселение было почти закончено, к ним привели еще одного мальчика.
У вас места побольше сказала хозяйке сопровождающая да к тому же корова своя, может и этого заберете?
Заберу, заберу! согласилась хозяйка и, взяв несмелого паренька за руку, повела в избу.
Мальчику было семь лет и звали его Димой. Хозяйка, Алевтина Борисовна, женщина лет пятидесяти, встретила детей очень приветливо . А когда узнала, что все они потеряли близких во время настигшей их по пути бомбежки, расплакалась.
Первым делом она напоила их молоком. Пили до отвала, кто сколько мог! И даже когда сварилась картошка в широком чугунке, с пылу, с жару, Виталька осилил только половинку. Да и Соня с Димой после молока от нее оказались.
Ну и едоки! покачала головой Алевтина Борисовна. Чего ж тут съели-то?
Нам и этого много. По взрослому сказала десятилетняя Соня. Мы в Ленинграде почти голодали, вот и отвыкли от еды. А тут столько сразу, да еще молоко вволю!
Алевтина Борисовна снова всплакнула после этих слов.
Ах, вы мои сердечные! Ну, уж я вас отпою молочком то! Сена у меня, слава богу, в запасниках много!
После еды Алевтина Борисовна примостила в кухне корыто, вытащила из печи два больших чугуна с горячей водой и послала Соню с ведром за снегом. А потом они по очереди мылись. В избе было две комнаты, кухня, и довольно просторные сени. Детей Алевтина Борисовна разместила в большой комнате. Соню на отдельном соломенном топчане, а мальчиков на кровати.
Вот так и будете спать теперь то!
А Вы одна здесь живете? поинтересовалась Соня.
Какой одна! Это только сейчас. Так -то у меня муж есть, да двое сынов, Сеня и Андрюшенька. Сеньке восемнадцать, а младшенькому семнадцать. И она тяжело вздохнула. Все трое на фронт отправились! Вот так -то, милая моя. Так что, жить нам тут с вами покуда одним, до скончания войны.
Глава 9
Настоящее время.
В кабинете майора Камушева проходило совещание оперативников по делу об убийстве профессора Ларионова. Лейтенант Рокотов докладывал о результатах своей беседы с сотрудниками кафедры философии МГУ, где работал профессор, и где они с лейтенантом Забелиным, провели вчера почти полдня.
Результатов, в общем-то, никаких и не было. Сотрудники характеризовали Виталия Михайловича исключительно, как человека добропорядочного, интеллигентного и совершенно несовременного.
Что значит несовременного? спросил Камушев.
Это значит, что он не был рвачом, хватающим дополнительно сверхурочно оплачиваемую работу, а если и делал это, то бесплатно, как раньше, в советское время, не претендовал на занятия с платными студентами, которые в университете шли нарасхват, не брал взяток на экзаменах. Одним словом, завистников, при таком отношении к делу, у него быть не могло. Однако, с другой стороны, конфликты с некоторыми из молодых преподавателей у профессора случались. И в последнее время, именно один такой острый конфликт как раз имел место. На кафедре работает некий Валентин Романович Полищук старший преподаватель философии, с ним-то у профессора и возникали постоянные стычки. А рассказала нам об этом в подробностях сослуживица Ларионова, доцент Наталья Олеговна Варенцова. Этот самый Полищук, оказывается, был недавно студентом Ларионова, и причем, студентом нерадивым. После окончания университета он, не трудно догадаться каким путем, попал в аспирантуру и написал кандидатскую диссертацию под руководством некого профессора Смальцева, и впоследствии им же был рекомендован на кафедру в качестве преподавателя философии. Конфликтная ситуация между ним и профессором Ларионовым возникла на почве неквалифицированного преподавания
Полищука. Профессору поручили его курировать на первых парах, как и многих других новичков, приходящих на кафедру. И вот, через некоторое время Виталий Михайлович явился к заведующему кафедрой и сообщил, что этого курировать не собирается! Сказал, что таких надо не курировать, а гнать взашей из университета.
А что, эта самая Варенцова их разговор за дверью подслушивала? ухмыльнулся Камушев.
Нет. Профессор потом поделился с ней информацией. Сообщил Рокотов.
Ну, и?
Зав кафедрой, конечно же, никого гнать не собирался, однако профессора от кураторской деятельности освободил. И все какое то время шло тихо и гладко, но надо же было случиться такому, что однажды, во время болезни Ларионова, в замену к его студентам поставили Полищука. Выйдя на работу и пообщавшись со своими студентами после такой замены, а она длилась аж целых полтора месяца, профессор рвал и метал. С тех пор между Ларионовым и Полищуком воцарилась совершенно неприкрытая неприязнь друг к другу.
А буквально за два дня до смерти профессора, между ними вспыхнула очередная конфликтная ситуация. Сообщила Варенцова. От чего она произошла, никто из сотрудников не знал потому, что в комнате преподавателей они находились вдвоем. А в ссоре их застал доцент Заболотный, который первым тогда вошел в помещение.
И что он рассказал? попытался выяснить у нее Рокотов из за чего они ругались-то?
Ничего! пожала плечами Варенцова. Он сказал, что после того, как вошел, конфликтующие тут же умолкли, хоть наличие скандала и определялось по раскрасневшемуся, злобному лицу Полищука и замкнутому, бледному профессора Ларионова.
Но, как бы там ни было, утверждает Варенцова, до такого она имеет в виду убийство, дойти никак не могло! закончил Рокотов.
Могло, не могло, об этом уж не ей судить. Сказал Камушев.
Да уж, в нашей практике и не такое бывало! согласился с ним Рокотов. Помните, Андрей Константинович, дело Кузнецовой?
Помню, Саша, помню. Устало сказал майор.
А что там было? поинтересовался недавно поступивший на работу в отдел Олег Смуров.
Одна сотрудница НИИ убила вторую за то, что та публично оклеветала ее, уличив в воровстве каких-то важных документов. Она явилась к ней домой с оружием, которое похитила у своего мужа, чтобы припугнуть и заставить опровергнуть ложь. Словом, дело началось с малого, а закончилось убийством. Как знать, может и здесь произошло нечто подобное. Оно ведь как зачастую бывает случается то, на что и не подумаешь никогда! развел руками Рокотов.
Ну, а с самим Полищуком разговаривали? поинтересовался Камушев.