Аленька, любимая, наконец-то мы, не таясь, можем насладиться нашей любовью.
Рикки (она всегда называла меня только этим именем) если б ты знал, как я мечтала об этих мгновениях счастья. Что только я не передумала в твое отсутствие. Каждый день разлуки становился для меня все более невыносимой мукой. Мне казалось, что я тебя потеряла навсегда. Мне уже жить не хотелось. Я и дня больше не выдержала бы без тебя. В день твоего приезда я с утра забралась на самый высокий склон и высматривала тебя. Я сразу узнала вас с Кучумом. Но не успела добежать, как ты зашел к отцу. Я проревела все долгие часы ваших переговоров.
Милая девочка, надеюсь ты простишь мои прегрешения в разлуке. Но сам отец требовал от меня опыта жизни. Поверь моя любовь всегда принадлежала только тебе.
Я обо всем догадываюсь и верю тебе. Это нисколько не умаляет нашу взаимную любовь. Уж, я это чувствую. Она вся светилась любовью и нежностью. В ее поцелуях я тонул как в сладком омуте.
Но произошло что-то невероятное именно в этот момент. Мне показались ее поцелуи неестественными и, что вся ее любовь какая-то игра. Я не мог найти объяснения этим ощущениям. Да и не придал им особого значения. Возможно, ее первый опыт так в ней проявился. Может так и бывает всегда в первый раз.
Но некоторая холодность и отчужденность все-таки сохранились и потом. Нет. Аленька не стала совсем чужой и равнодушной ко мне. Но невидимая тень все-таки, проскользнув в первой брачной ночи, продолжала сопровождать меня все последующие месяцы нашей жизни. Моя красавица добросовестно исполняла роль хозяйки дома, любящей и заботливой жены. Но был утрачен тот неведомый стержень, который связывает души и сердца любящих людей.
Как бы там ни было, я ждал рождения ребенка. Это должно было разрешить все мои сомнения. Ребенок должен быть не просто дитя любви. Он должен стать божественным знаком.
Но, увы, родился очень симпатичный и здоровенький, но совершенно обыкновенный, мальчик. В день его рождения произошло необычное природное явление: над прериями зависли многоцветные перламутровые облака, которые пролились кратковременным розовым дождем. И струи дождя, почему-то, были солоноваты. Малыша так и назвали «Соленый Дождь».
Превратности судьбы завели меня в тупик. Необходимо было решить дилемму: плыть по течению любви (первой любви в моем нынешнем сознании), стать мужем и отцом, наслаждаться неведомым доселе счастьем обладания прекраснейшей девушкой на свете, моей драгоценной Аленькой или, все-таки, стряхнуть с себя гипноз сомнительной любви и продолжать поиски любви вечной.
Совесть терзала меня недолго. Нельзя потерять то, чего не обрел. Земные страсти удел смертных. Пусть Аленька останется в моей памяти как стимул в последующих мытарствах, как искорка тепла и света, согревающая душу приятными воспоминаниями. Единственное, что необходимо сделать это минимизировать трагедию разлуки с Аленькой. Брошенная возлюбленная всегда несчастней, чем вдова. Значит в ее сознании я должен погибнуть героем. И остаться в ее памяти навечно как первый, как самый любимый, как самый желанный.
Весть о моей гибели пришла Аленьке издалека. Она не видела мое бездыханное тело, не билась в истерике безвозвратной утраты. Просто я покинул оболочку ни в чем не повинного юноши вдали от стойбища племени. И весть о моей гибели дошла до соплеменников много дней спустя. Я постарался создать картину геройской смерти в неравной схватке с целой бандой искателей легкой наживы. Редкий индеец доживает до преклонных лет. Так что и моя гибель в прериях выглядела вполне естественной и закономерной.
Божественные идеи, в которых главным приоритетом всегда была забота о благоприятном мироустройстве, не предполагали личных переживаний, душевных эмоций. Однако опыт земной жизни не мог не повлиять на мое подсознание. Видимо для того мой великий отец и дал мне земную волю. Я впервые почувствовал угрызение совести, сопереживание близким, их боль утраты. Но большее, что я мог сделать для Аленьки и своего сына, это отдать их жизнь под надзор Божественной Службы Угарита. А это значит, что им гарантирована долгая счастливая жизнь на земле.
Первый неудачный опыт поиска моей вечной любви только возбудил во мне страсть охотника. Всего-то пять лет из отведенных семидесяти пяти. Не такая уж великая утрата. Оказалось искал не в том времени и не в том месте. Бывает. А сейчас я отчетливо ощущаю в себе не только уверенность, но и телепатический импульс точного вектора направления поиска.
Знать бы, что это опять коварные шутки Великого Магистра Зла.
7. Морская жемчужина
В одно мгновение, преодолев пространство и время, я уже парил над бушующими волнами Тихого океана. В голове мелькнуло: «Почему тихий»? Видел ли кто-нибудь его тихим? Он изначально создан Великим как естественный регулятор демографии для не в меру плодовитого Востока. Тут-то я и присмотрел маленький непотопляемый плотик с бездыханным телом молодого рыбака. Бурлящий океан жонглировал посудинкой как пушинкой. Но тело было наглухо пристегнуто к днищу, что делало суденышко и былого рыбака неразлучными. «Ну что ж. Пусть он и будет моей земной оболочкой» решил я.
Не олго меня трепала пучина. Над плотиком завис огромный летательный аппарат. По форме он напоминал перевернутую тарелку. Его днище излучало мощный энергетический поток. Шквальный ветер укротился до легкого теплого бриза. В зоне этого потока ревущий океан приобрел зеркальность полного штиля. И плотик неведомой силой стало плавно поднимать вверх. При соприкосновении с днищем аппарата я не почувствовал никакого контакта. И я и плотик как бы просочились в его полость. Состояние моего вновь приобретенного тела было ужасным. Вряд ли в нем осталась хоть одна целая косточка и хоть один функционирующий орган. Не попади оно в столь невероятные условия реабилитации, пришлось бы с ним распрощаться, не насладившись знакомством. А попало оно в какую-то барокамеру с особым микроклиматом и на него набросились полчища микродатчиков, инъекторов, анализаторов. Эти микрочудовища, как муравьи, окутали все истерзанное тело. А само тело плавно колыхалось в подвешенном состоянии. Вскоре я начал ощущать легкое покалывание и разливающееся по телу нежное тепло. Состояние напоминало выход из сладкого эйфорического сна. Это состояние продолжалось не слишком долго. У меня начали сгибаться пальцы, потом и остальные суставы. Наконец включился главный «компьютер», и я почувствовал себя полноценным живым существом. Мозг как в калейдоскопе с огромной скоростью прокручивал картину всей жизни бывшего обладателя уже моего нового тела.
К этому времени летательный чудо аппарат приземлился. Я себя чувствовал вполне сносно, но, тем не менее, переместился на землю все еще в чреве барокамеры. Стены ее были прозрачны и мне представилась картина окружающего мира.
А картина была впечатляющая. Что-то на земле произошло необычайное за время моих странствий во времени и пространстве. Небосвод был весь расцвечен нежным перламутровым сиянием. Как будто мощные люминесцентные светильники подсвечивали его через матовое стекло. От этого света не отбрасывалось никакой тени. Свет не слепил, а обволакивал все пространство равномерным спокойным потоком. Похоже, что он не только светил, но и прогревал так же нежно и ненавязчиво все вокруг. С возвышения посадочной площадки (что-то вроде аэродрома) открывался вид на населенный пункт. Я бы назвал его город. Хотя в моих представлениях город как-то иначе должен выглядеть. Здесь не было привычных прямоугольных строений, расчерченных улиц и площадей. Не было ни хаотично снующих автомобилей, ни упертых в своем стремлении достичь заданной цели пешеходов. Основным фоном панорамы была зелень в полном спектре ее оттенков. От бледно-салатового до насыщенного изумрудного. Это была естественная природная зелень. Присмотревшись, можно было различить рощицы, кустарники, сады. Над этой благоухающей красотой возвышались не давящие своим величием, но все же невероятно огромного размера купола из полупрозрачного материала. Они удивляли не только размерами, но и разнообразием форм, цветов и общего компоновочного дизайна. Странно. А где же вечные автомобильные пробки, толчея прохожих. Какой-то непонятный мир. Куда я попал. Наверно тоска дремучая здесь. Некому на ногу наступить в автобусе, нет кого толкнуть и покрыть «добрым» словом в давке за приглянувшимся товаром.