С этими словами он крутанулся вокруг себя, взмыл в воздух и прямо у Стефана на глазах распался на сонм летучих мышей. Мыши, крича и кружась, набрали высоту и пропали вовсе.
С реки доносился скрип весел, мерное всхлипывание воды и старинная песня про князя, променявшего владения на чьи-то черны очи.
«Перебудит всю округу», машинально подумал Стефан сам будто пробудившись ото сна. Он вспомнил, что хотел взять плащ, но домой не пошел, а свернул в часовню. Опустился на колени, осенил себя знаком, начал было молиться и запнулся. И не мог ничего сказать, только глядел в колеблющееся за дымом двух свечей лицо Матери и пытался представить себе, как смотрела на него настоящая мать. Беата.
Они с отцом поженились тайно князьям Белта не нравилась выскочка, дочь туманного рода, которого не сыщешь в книгах, без живой родни, пусть и с приданым. Но отца как рассказывали слуги по вечерам, часто осеняя себя знаком и поглядывая в темноту заиндевелых окон, будто кто околдовал. Да слугам и самим, грех сказать, полюбилась веселая горянка с черными косами оттого и покрывали влюбленных как могли, и лгали родителям. А потом Белта подговорил доброго отца и обвенчался с Беатой в пустой церкви. После уж поздно было родители сперва хотели проклясть, потом лишить наследства, потом побушевали и смирились. И не до того стало: Бяла Гура занялась очередным восстанием, и Белта куда чаще смотрел в глаза смерти, чем в глаза жены. Оттого, говорили, и наследник появился поздно но сейчас Стефан думал, что мать его знала о проклятии, оттого долго и не уступала
Должно быть, ее возраст пришел скоро после появления Стефана на свет. И ей не хотелось гнить заживо а кому захочется? Может, она и не так боялась отречься от Света, оттого что весь свет для нее сошелся на муже.
А затем случилось то, о чем Стефану долго не рассказывали. До первого тяжелого приступа.
Добрая Матерь глядела теперь устало: «И что с тобой делать, горе мое?»
«Помоги мне, сказал он, а слова молитвы забылись намертво. Помоги мне. Не дай сбиться с дороги».
Тихо было в маленькой часовне, пахнущей отлакированным деревом и ладаном. Трещали две одинаковые свечки.
Лодка как раз причаливала, когда он добрался до берега. Стефан помог взобраться изрядно намокшей и уже сонной Ядзе. Протянул руку брату. Вдвоем они проводили девушку до дому, намокая в росе. Ядзя помахала им рукой, приложила палец к губам и бесшумно, ступая на цыпочках пробралась внутрь.
Лодки, сказал он Мареку. Песенки Обидишь девочку сам драться вызову, Мать мне свидетель.
Да какое там.
Что, во Флории у тебя никого не осталось?
Ну-у протянул Марек.
Повеса ты и бесстыдник, заключил Белта.
Брата обижаешь Да ты и сам виноват. Я думал, ты пораньше избавишься от Войцеховского. Чего он от тебя хотел?
Насколько я смог понять, набивался в родственники. Он сказал, что знал мою настоящую мать.
Марек покосился, но больше ничего спрашивать не стал. Запнулся за корягу, помянул пса. Стефан привычно взял его за руку.
Надеюсь, никто не видел нас из окна. Иначе решат, что я прямо у отцовского дома встречаюсь со шпионом
Стефан, кроме шуток Ты думаешь, цесарь никого за тобой не послал?
Резонный вопрос. Он ведь смотрел оглядывался всю дорогу и, если бы кто-то ехал за ним, обязательно бы почувствовал. Странно, с одной стороны. А с другой
Цесарь мне доверяет, сказал он без особой убежденности.
До сих пор?
Они тоже старались не слишком шуметь, ступая по половицам. Тут все было как раньше, и как раньше привычная опаска, что вот сейчас отец появится на лестнице и спросит скрипуче: «И где же вас, голубчиков, носило?»
В доме резкие предутренние тени лежали на полу, на столе. Со второго этажа слышался могучий храп пана Ольховского.
Он действительно доверяет тебе настолько, чтобы отпустить в Бялу Гуру и не проверить, с кем ты там встречался и зачем?
Марек подобрался к буфету, позвякал, вытащил бутылку ликера.
Следить могут разве что слуги, сказал Стефан. Но я взял только кучера, а ему кружка меда куда интереснее наших тайн
Если цесарь об этом прознает, мы покойники
Это он понимал прекрасно. И первым в покойники попадет Марек, которого и так должны были казнить лет семь лет назад. Оттого Стефан и удивлялся отцовской авантюре. Впрочем, старый Белта не стал бы звать ни его, ни Марека, если бы за поместьем следили. Здесь не Остланд; соглядатаев, если когда и были такие, отец наверняка прикормил и подкупил цесарь спит, не видит. Да и загляни сейчас в дом Белта шпион, что бы он узрел? Больных стариков, вдову и кучку молодежи, которой оружие в руки дать будет стыдно.
Вот такие у нас теперь заговорщики. Такая теперь свободная Бяла Гура.
Стефан снова проснулся поздно и удивился, что его не подняли раньше. Но, видно, отец решил не будить их с Мареком: брат, который в дороге вряд ли часто спал, так и не вышел из комнаты до вечера.
Стефан никому не сказал о ночном визите, но за обедом несколько раз ловил на себе подозрительный взгляд Вуйновича. Генерал следил за ним глазами, как, бывало, следят портреты, и от этого было точно так же не по себе. Наверняка Вуйнович, которого мучила подагра, бодрствовал и видел его гостя. Стефан мог только надеяться, что старик не заметил ухода Войцеховского зрелище могло оказаться слишком эффектным для больного сердца. Вуйнович и так расстегнул воротник старого мундира и время от времени тер левое плечо. Пожаловался, что душно, пришлось открыть окна, и весеннее солнце хлынуло в столовую вместе с ветром.
После Стефан слонялся по комнатам, не зная, чем себя занять. Ему представили наконец вчерашнего расфуфыренного он оказался последним из Стацинских, младшим сыном, которого миновали тюрьма и эшафот. Видно, из-за боязни, что его не примут всерьез, мальчик нацепил все самое лучшее. Взгляд его Стефану отчего-то не понравился и не понравились серебряные украшения, которые тот на себя нацепил.
Отец закрылся у себя в кабинете. Стефан постоял у двери, послушал, рука сама поднялась постучать, но он не осмелился. Может быть, думал он, бездумно облокотившись на перила лестницы, за тот раз ему придется расплачиваться всю жизнь. С одной стороны, это кажется несправедливым, с другой какой грех страшнее предательства?
Можно, конечно, сказать себе, что был юн и глуп.
Можно что влюблен.
* * *
Стефан до сих пор помнил запах ее волос и ощущение ее руки на своей. Он тогда собирался ехать в столицу, просить за Марека. Велел Дудеку вытащить свой лучший костюм, и в тот момент, когда он стоял над сундуком, рассеянно наблюдая за слугой, до Стефана дошло, что они проиграли. Полностью, окончательно. Он молча опустился в кресло, да так и сидел там, глядя в стену. Он не заметил, как тихо ушел Дудек, и не слышал, как вошла Юлия. Очнулся, только когда она позвала его по имени. Вскочил.
Она стояла перед ним прямая, тонкая, в темном платье.
Вы не пошли на службу, сказала она с мягким упреком. Как и ваш отец
Простите, проговорил он. Нам сейчас трудно найти, за что благодарить Мать
Старый Белта вообще почти не выходил из кабинета с тех пор, как узнал об аресте Марека.
Что ж, я отблагодарила ее за нас всех. Я поставила свечку Матери за то, что она была милостива и вернула вас домой
Стефан не знал, как объяснить ей: настоящей милостью для него было бы умереть рядом с Яворским. Или хотя бы оказаться в тюрьме вместе с братом.
Перестаньте сейчас же! звенящим голосом сказала Юлия. Подумайте о вашем отце. Вы хотели бы, чтоб у него сердце сейчас болело за обоих сыновей? По-моему, ему уже достаточно
Отец прекрасно знал, что его сыновья готовы умереть за Бялу Гуру. Он этого от них и ожидал. От обоих.
А я сказала она тихо. Вы думаете, мне хотелось бы вас оплакивать?