Индийскую партию и «кое-что по мелочи» вымели начисто еще до середины декабря, утяжелив экспертное портмоне почти на восемь тысяч долларов страшные, если подумать, деньги. В шестнадцать раз больше его телефонного дохода в самый удачный месяц.
Нехреново! резюмировал Ровный, сведя баланс, и уволился из родной конторы к такой-то матери.
Дальше дело пошло куда натужнее.
Ровный быстро выяснил, что Петухов крайне мелкая рыба и общается в основном не с окончательными покупателями, а с дилерами более высокого уровня, а значит, главные финансовые ручьи текут вдалеке от его, а значит, и кирилловского кармана. Особенности русского предпринимательства, основанного на многократной купле-продаже, Ровный усвоил еще во времена недолгой квартирной пытки, поэтому не удивился и не испытал особенного огорчения.
Серьезно огорчал факт кислого информационного обеспечения нужные книги продавались только на счастливом Западе, а библиотеки, даже могучая Публичка, то и дело вертели кукиш. Пришлось долго носить коньяк, чтобы припасть к мудрости профильных собраний, например, эрмитажной библиотеки, куда простым смертным ход заказан. Юный интернет в те годы помогал плохо и мало, исключительно по юной своей нескладности.
На Петухова он работал недолго.
Точнее, на одного Петухова.
Вскоре появились нужные связи, клиенты в лице дилеров и даже настоящих коллекционеров. Хоть заниматься приходилось всем подряд (от картин до самоваров), свой первый удачный опыт с индийскими саблями Ровный вспоминал с нежностью, навсегда прикипев к теме сердцем.
Потом, когда появились деньги, он аккуратно попытался перейти в высшую лигу возить «старье» самостоятельно, что удалось вполне.
Сержант Петухов не обижался на такую неразборчивость однополчанина, справедливо полагая, что жить всем надо.
А Кирилл лет так через несколько сделался известен в тонком слое антикваров. Экспертом он слыл осведомленным, а барыгой не жадным. Великих миллионов заработать не удалось, но на спокойную жизнь хватало.
Он даже подумывал вновь перебраться в исторический центр, но вдруг обнаружил, что на загаженных берегах Суздальского озера ему вполне комфортно. Так и пророс антиквар Ровный на крайнем севере культурной нашей столицы.
К сорока годам он превратился в настоящего аборигена, подъезд величал парадным, бордюр поребриком, палатку ларьком и даже выучился рафинированному питерскому акценту.
Ровный оглядывался на жизнь и не мог взять в толк, как так вышло, что страна, которой полагалось окончательно развалиться при рождении, все еще живет и даже, если верить новостям, ведет какую-то внешнюю политику. Молодежь отказывалась читать, издательства выли от обвала книжного рынка, но он никого не осуждал, вспоминая клинописную табличку времен Хаммурапи, которая гласила: «Настают последние времена, младшие не почитают старших, кругом царит разврат и падение нравов, и всякий дурак норовит написать книгу».
Себе же он казался застрявшим меж двух времен, то есть при словах «негр преклонных годов» мог вспомнить не только Моргана Фримана, но и Маяковского.
Шумно грохнул юбилей, оросив пейзаж водкой, русский космос поглотил без следа марсианскую ракету «Фобос-грунт», возвестив всему миру, что космос больше не русский, антиквар же высадился у знакомого дилера юное дарование сулило дело «на миллион долларов» ну это как водится.
Нет, Миша, я тебе не помогу, сообщил он, обозрев богатства, попиравшие паркет квартиры возле метро имени Чернышевского.
За окном зверствовал бог Ярило с удивительным для питерского июня энтузиазмом, а из-за барной стойки пахло котлетой там колдовала жена юного дарования.
Какая, в сущности, глупость устраивать студийное жилье, особенно в историческом помещении! Оно конечно, профессор Преображенский завещал принимать пищу в столовой, а не на кухне. Но разве это повод превращать в кухню всю квартиру? Как ни поверни, а доминантой будет функциональная составляющая самого низкого уровня.
Например, кухня.
А сломай перегородку с сортиром и все помещение превратится в сральник.
Так или примерно так (теперь уже не выяснить в точности) подумал Ровный и вновь обратил взор на разложенную прямо поверх паркета арматуру. Тяжкий вздох и взгляд в модные очки.
Нет, Миша, тут я тебе точно не помощник, последние слова он выделил достаточно убедительным смысловым курсивом, надеясь на понимание.
Впрочем, напрасно.
Но почему? спросил Миша настойчиво.
Потому что. Ты лучше меня знаешь, чем я занимаюсь. Вот если бы ты нарыл коллекцию скажем, эсэсовских кортиков, тогда другое дело.
Гадость какая! воскликнуло дарование.
Да, мне тоже не нравится. Все эти вороны, как из Вар-хаммера, алюминиевые заклепки в общем, дрянь.
Ну так! В чем же дело! Это же шестнадцатый век красота! Рапиры, романтика!
С кухонного фланга вклинилась жена с мудрым предложением:
Мужчины! Как вы задолбали с вашими железяками! Вы есть будете?
Ровный плавно и согласительно взмахнул рукой, мол, всенепременно, и обратился к Мише:
Дело в том, что это рапиры. Кстати, семнадцатого века самая ранняя, я думаю, годов тридцатых. Но это к слову. Они старые, красивые и очень дорогие, понимаешь?
Так разве плохо?
Плохо! отрезал Ровный. Ты мне предлагаешь выкупить на двоих два десятка отвратительно дорогих убивалок, которые никому не нужны. Мы их замумукаемся продавать гарантирую. То есть денег я вложу много, а отбиваться они будут года два. И сколько ты наваришь с каждой? Копейки, потому что закупка очень дорогая. Неоправданно.
Слушай, Ровный, продолжал упорствовать Миша, сейчас не девяностые, сейчас люди хотят эксклюзива! Вот он, эксклюзив!
Кирилл слез с высоченного стула-жердочки, ухватил одну рапиру и подал ее хозяину.
Это не семнадцатый век это историзм, подделка времен императора Николая Павловича. Видишь навершие на резьбе? Вот то-то Я тебе уже говорил, повторю еще: народ хочет, чтобы круто, много и недорого. Вот кому нужны твои рапиры, да еще за такие суммы? Много ты их соберешь? Немного это трудно, требует хорошего вкуса, хорошего знания и много денег. Сочетание исчезающе редкое. Это раз. Два русские люди любят кого? Правильно, тех, кого лупили особенно люто. И желательно недавно. То есть фашистов и японцев. Ну или наши родные палаши с саблями: выглядит брутально, достать нетрудно, стоит подъемно. Можно завесить всю стенку, а потом хвастаться перед братвой все просто.
Мужчины! возгласила жена. Обед стынет! Ровный, тащи моего охламона, ты ж старый умный человек! А то он может возиться до ночи!
Я не старый, а в самом соку, отозвался Кирилл. В общем, Миша, диагноз такой: денег я тебе не дам бессмысленная затея. Если надо сделаю заключения.
Заключения блин, Миша был явно разочарован. Кому они нужны, твои заключения, если я коллекцию не выкуплю
Обратись к Петухову, посоветовал Ровный.
Пф-ф-ф! Авантюрист с хитрыми глазками! сказала жена, раскладывая корм по тарелкам.
Юля, твоему Мише как раз нужен авантюрист.
Вместо Юли отозвался мобильный телефон, растревоживший трелью карман рубашки.
Во! Вспомни его, а вот и оно! Ровный продемонстрировал обществу экран мобильника, возвещавшего имя. А вот и авантюрист! Здорово, Петухов! Что? О Господи, второе дело на миллион долларов за сутки я не выдержу! Нет, я у Миши Пивника. Нет, я трезвый, а в чем вопрос? Ну так круто, что не по телефону? Ну ладно, давай через пару часиков у тебя. Договорились.
Через пару часиков он понял, что авантюрист Петухов окончательно рехнулся от жадности, о чем и рассказал товарищу. Товарищ сидел напротив за столом, инспектируя ногти зубочисткой. Стол покоился в самом центре Петроградской стороны среди поддельного евроремонта, сделанного недавно молдавской рабочей силой.