Впрочем, работу можно было смело вносить в пассив, потому что «менеджер по продажам», помноженный на бесполезное образование, это тавро, совсем как у коровы в штате Техас. То есть на первый взгляд никаких перспектив. Да и на второй тоже.
Молодой президент на экране тайваньского «Панасоника» доходчиво рассуждал о вертикали власти, борьбе с коррупцией и поддержке малого предпринимательства, а Ровный никак не мог взять в толк: чему так радуется публика?
От старого самодержца, памятного пьяными плясками, новый отличался лишь трезвостью, спортивным телосложением и публичной прогулкой «по делам» на истребителе фирмы Сухого.
Сослуживцы называли президента «новой надеждой», миротворцем и стабилизатором. А Кирилл хмыкал, добавляя про себя, что оно конечно, стабилизатор, стабилизатор планирующей бомбы. Чтобы, значит, падало ровнее.
Впрочем, как отмечено выше, склонностью к морализаторству он не отличался, поэтому в политические дискуссии не вступал, а хмыкал исключительно про себя или, как писал Грибоедов, «в сторону».
Гораздо сильнее его заботило персональное все более туманное будущее.
Огромный трехэтажный ларек, выступавший на бизнес-сцене под псевдонимом торгового центра, отражал реальность, как зеркало, но не гладкое венецианское, а мутное, бронзовое из античных времен. Арендаторы разорялись, им на смену приходили новые, и не было решительно никаких гарантий, что фирмочка, приютившая Кирилла, не завернет ласты через неделю. Или через месяц. Придавят конкуренты или очередной «подарок» налоговой службы словом, были варианты, один другого поганее.
Надо было срочно соображать, и он соображал, что неизменно выливалось в малоприменимую с практической точки зрения формулу:
Надо валить, надо срочно куда-то валить!
И никаких более жизненных рецептов.
Именно тогда Кирилл обзавелся фатализмом глубиной с Марианскую впадину, а заодно встретил старого армейского товарища.
Случилось это на работе, где и проходила основная светская жизнь. Кирилл отличался нелюдимостью и тщательно взлелеянной мизантропией. Друзьями не обзавелся, модно тусоваться не любил и не умел, посему весь ассортимент лиц и встреч, отпущенный человеку, относился к рабочим будням. Так что встреча в данном интерьере была неудивительна.
Более того, у судьбы почти не было других шансов в смысле места и времени.
Кирилл сидел на стульчике за ненадежным столиком, который хотелось назвать моднявым (торжество алюминия и прессованных в братской Финляндии опилок русских сосен). Срок адамовой кары на сегодня близился к завершению, и он медитировал на вращающийся под потолком тетрагон с красной надписью «Евро-Стар». Почему именно «евро» и отчего вдруг «стар», было решительно непонятно на звезду европейского масштаба фирмочка никак не тянула.
Вдоль облитых стеклом стен прогуливались два гражданина, которых тренированный глаз мгновенно зачислил в ранг «некчемушников» собственное Кирилла определение. Пришли, поглазели, ушли, не поделившись деньгами.
«Некчемушников» он научился вычислять через неделю службы, поэтому отреагировал на их появление еще большим погружением в медитацию. И так глубоко удалось нырнуть, что появление натурального «кчемушника», сиречь клиента, Ровный пропустил.
В левый висок вонзилось уверенное:
Слышь, братан!
А чем могу помочь? к нему обращались кожаная куртка в зимней крошке, джинсы и ботинки спортивного фасона, а также два золотых перстня.
О-о-па! ответили перстни, и Ровный удивился.
Не сразу, вовсе не сразу он совместил образ тощего сержанта Петухова с современным его изданием, которое было раза так в полтора толще памятного.
Артем? секундная заминка, ибо, с одной стороны, то был именно Артем, но, с другой стороны, клиент явно не из бедных такой вот служебный комплекс.
Ну, ептель! пухлая ладонь в рыжих волосках прошлась по плечу. Ты чего здесь?
Работаю, ответил Ровный и засмущался. Ты Вы что-то купить? Э-э-э
Ну ты, Кира! Вообще, я не знаю! Ты мне еще «выкать» начни!
Так ведь работа. Не, серьезно, ты что-то хотел? Не на меня ж посмотреть!
Да это тут почему-то замялся бывший сержант Петухов. Труба нужна понтовая, а то мне «Нокией» перед людьми светить как-то неловко.
И он повертел в воздухе хрестоматийной коробочкой «Нокиа 3310» веселой голубенькой масти.
Запросто! обрадовался Ровный и распахнул закрома. Вот «Бенефон ESC», если прикипел к «Нокиа», только что поступили 7650-е, как раз понтовая штука.
Все ясно. Давай что подороже и пошли отсюда, а то как не родные, и, изобразив на щекастой пельменине, заменявшей лицо, радость, сказал, разведя руки в скрипнувшей коже: Мне ж тебя сам Бог послал! Братан!
Сделка была благополучно совершена, магазинчик пал на плечи напарника, а приятели осели неподалеку, в псевдопабе «Король Плющ» одном из отголосков ирландского эха, которым прогремел на весь Питер знаменитый «Моллиз».
Они сильно выпили и похвастались жизнью. Точнее, хвастался сержант Петухов, так как Кириллу хвастаться было особенно нечем.
Оказалось, что сержант теперь занимается антиквариатом (этакий карьерный выверт) и ему очень нужен, ну просто до зарезу, эксперт.
Ну, головой-то подумай! Ты ж историк! Ну!
Кирилл залпом осушил квадратную стекляшку с напитком системы «Джемесон» и сообщил, что он, вообще-то, архивист.
Ты дурак вообще-то! отозвался грубый Петухов и тоже прикончил виски.
Я не дурак, а трезво оцениваю возможности.
Возможности?! того аж подбросило. Возможности?! Да что ты знаешь про возможности! Сейчас время такое, братан, можно здорово подняться, это я тебе говорю. Только клювом щелкать не надо! Понимай!
Так я-то тут при чем? не желал понимать Ровный. Я архивист, а тебе нужны эти, искусствоведы. Ну Русский музей, Эрмитаж
Эрмитаж-хренаж, Петухов изобразил в дымном воздухе неприличный жест. Они, конечно, могут. Только долго! И дорого! Приходишь в эту их экспертно-закупочную комиссию, до начальника, до Файмисовича, не достучаться, волынят по полгода и денег хотят до х
По его словам выходило, что эксперт это ужасно важная фигура.
Эксперт должен уметь на одном листе А4 написать такие слова, «чтобы клиент обосрался и немедленно купил».
А печати мы любые нарисуем, закончил он. Это называется «экспертное заключение»: фото на принтере, пять абзацев научной ахинеи, подпись, дата все! Чего тебе такое сочинить? Трудно, что ли?
Нет, не трудно, сдался Кирилл. И каков гонорар?
Сразу скажу, немного. Десять процентов от стоимости вещи. Я занимаюсь в основном всякими саблями, допотопными пистолями и тому подобной лабудой. У меня сейчас партия из Индии тридцать шесть клинков и еще кое-что по мелочи в Эрмитаже мне на них рисовать бумажки будут, пока я не облысею. А надо быстро, за пару недель, потому что скоро декабрь, народ ринется покупать дорогие подарки на Новый год. Тем более у нас на дворе миллениум, мать его за ногу.
И сколько стоит партия?
Ну вот смотри, если настрочишь красивую бумажку, я в среднем возьму за сабельку два куска.
Долларов? осторожно спросил Ровный.
Нет, епт! Греческих драхм!
Это получается он мысленно умножил тридцать шесть на две тысячи, а после деления на десять обильно вспотел.
Петухов довольно поглядел на приятеля.
Ну что? Теперь допер? Или так и собираешься трубками вразнос барыжить, чучело?
Первый блин оказался против обыкновения вовсе не комковатым.
То ли город, наконец, сжалился над московским эмигрантом, то ли у Ровного проклюнулся талант к запудриванию чужих мозгов, то ли почти профильное образование пошло впрок?
Новообращенный эксперт, правда, небезосновательно полагал, что всему виной миллениум, начисто вывихнувший психику тюменских нефтяников, таможенных чиновников и прочих хозяев жизни в сторону лабильности.