В этом-то все и дело, Конте выругался. В этом-то все и дело, что почти без выстрела. Не думай, Шарль, что все так чудесно продолжится.
Да-да. Король ведет своих ребят к Парижу, а среди них есть отменные рубаки, поддакнул Антуан. Готов спорить, что здесь только двадцать на сотню умеют держать копье! Королевские жандармы с легкостью разгонят всю эту сладкую компашку, не дай Бог, конечно.
Ерунда! воинственно сказал Сен-Поль, оглаживая разыгравшегося коня. Они верны и отважны это главное!
Здесь каждый готов умереть за общее дело такая армия непобедима. Это я вам говорю!
Умереть? Пф-ф-ф! Это просто величайшее достижение военного искусства! де Конте с трудом удержался, чтобы не сплюнуть. Это просто черт знает какое достижение! Лучше бы они потратили кусочек верности на закупку кирас и поножей. Куда полезнее этих тряпок. Дойдет дело до осады они ж своими табарами жопы подтирать станут, помяните мое слово.
Сен-Поль главнокомандующий армии Лиги Общественного блага единственный из всех надел для парада лишь шлем, замаскировав отсутствие доспехов парчовым налатником. Глаза ветерана многих боев, Конте, говорили всем желающим, что он думает о таком командире.
За конницей шла пехота, много пехоты, на которую, если честно, была главная надежда. Роты вольных аршеров, фламандские пикинеры, а также пятьсот английских лучников, которых прислал сам Эдуард IV. Эти выглядели настоящими головорезами высокие, крепкие, как на подбор, увешанные оружием от пяток до глаз, не считая грозных своих луков, что покоились на плечах со спущенными тетивами.
За пехотой ехали пушки, тридцать пять штук лучший артиллерийский поезд во всей Европе.
От замка, путаясь в долгополом упелянде, прибежал каштелян, сопровождаемый дочкой. Ну кажется, это была дочка. А может, и любовница. Вполне годная такая девка в бархате, с румяной физиономией, съехавшим на ухо колпаком, в руках поднос, на подносе два кубка.
Ваша ваша светлость! польстил каштелян графу, который, как его ни поверни, был всего лишь сиятельством.
Каштелян был одышливый и толстый, смотреть на него было неприятно. Поэтому наследник и все собравшиеся стали смотреть на предполагаемую дочку.
Ваша светлость! Позвольте он подтолкнул спутницу, совершенно раскрасневшуюся от внимания, ухватил кубок, намекая, что второй для светлости. За вашу победу над Валуа! Сломите тирана во славу Бургундии и вашей будущей королевской короны! Это стоит любых усилий!
Хм-м-м-м граф подхватил кубок, разглядывая его на солнце, для чего поднял в самый зенит. Отлично сказано, любезный! Валуа стоит короны!
Золотистый огонь перекочевал в сиятельную глотку, а сиятельная длань хватила кубок о камень. Звон стекла, ехавшего из далекой Богемии, чтобы разлететься брызгами о бургундский камень, послужил сигналом, армия двинулась на Париж.
Под столицей наконец началась настоящая война. Это, конечно, для Жерара и прочей молодежи, ничего не нюхавшей ни пороху, ни двойного доспеха, ни караула с четырех до пяти, когда глаза слипаются, а латы кажутся тяжелее квинтала.
Гарнизон заперся накрепко.
В ответ на предложение графа сдаться королевский маршал Жоакен Руо ответил что-то очень куртуазное. Вроде «приди и возьми». Шарль приказал де Сен-Полю, чтобы тот повелел армии прийти и взять, пока хоть что-то дают, и началось!
Сир! На том берегу ручья две сотни арбалетчиков, стоят на переправе, сукины дети, мать их так, черт задери! прокричал Филипп, подскакивая к Сен-Полю, который не пожелал возглавлять лично ничего, кроме авангарда.
Де Лален вызвался в передовой корпус, а потом в дальний дозор, несмотря на безостановочное брюзжание Уго.
Горизонт грызли зубцами парижские стены, впереди лежали предместья, а вокруг растекалось мятежное войско. План был прост и надежен, как удар фальшиона[1] в промежность: авангард переправляется через ручей в центре и связывает боем силы гарнизона, фланги охватывают врага, опрокидывают и на его плечах врываются в город.
Сразу после заутрени граф бросил войска в огонь.
Солнце начало карабкаться с востока на запад, выбивая из пейзажа длинные жидкие тени на траву, а также пот из людей и коней. За спинами авангарда поднимался дым и воняло паленой соломой это лучники сгоряча запалили пару скирд.
За ручьем суетились людишки, спешившие убраться из-под удара. Лишь одна сплоченная группа двигалась в обратном направлении от тесных улиц деревни к переправе. До них было далековато, но шеренга огромных павез с лилиями на лазури, выстроившаяся вдоль берега, не позволяла сомневаться это арбалетчики.
Ты куда собрался?! крикнул в де Лаленову спину Уго. Вот сейчас вдарят из-за щитов!
Да уж, ближе подъезжать не стоит, подтвердил один из люксембургских жандармов, поворачивая коня. Мы ж в дозоре, а тут и так все ясно!
Филипп послушался и повел маленький отряд в расположение, что находилось за холмом, где была хоть какая-то тень. Там он доложился об арбалетчиках, на что Сен-Поль, багровый от жары и лишнего сала, сказал, что обожает арбалетчиков.
Стоят плотно, стреляют недалеко. А ну-ка поджарьте мне их! заключил он и отправил вперед четыре кулеврины под охраной роты лучников.
Кулеврины были страсть какие модные, с подъемным стволом на дугах и сменными каморами. На взгляд Филиппа, они здорово смахивали на кузнечиков, а в их полезность он не верил вообще.
И зря не верил.
Пушки развернулись в трехстах туазах от вражеской шеренги. Очень предусмотрительно, между прочим: арбалетные болты туда долетали плохо и совсем не прицельно. Извозные битюги ушли назад, а возле стальных с деревом кузнечиков завозилась прислуга.
Давай, мол, давай! Картуз, ядро, пыж. Прибивай, не стесняйся!
Из-за ручья полетели редкие болты, и тут в ответ громыхнуло: кара-бум-с!
Двойное облачко белого дыма: одно маленькое из затравки, второе солидное из жерла. Одинокий черный мячик перемахнул через головы арбалетчиков, выбив фонтан штукатурки из угла дома в доброй сотне шагов позади.
«Так я и думал бесполезное дерьмо!» решил было Филипп, успевший за дни похода прочно вспомнить некуртуазную солдатскую лингву.
В подтверждение из-за павез донеслись издевательские крики, а один шутник, чтобы не возникло сомнений в содержании триста туазов все-таки, выбежал на берег и показал бургундцам голый зад.
Кара-бум-с! рявкнула вторая пушка, подпрыгнув и откатившись.
Ручей расцвел водяным столбом, брызги засияли на солнце, а веселого француза как ветром сдуло. Прекратил гаденыш демонстрировать голубые внутренности, подхватил штаны и метнулся к своим.
Ду-дум-м-м!!! третья кулеврина.
Перелет!
Теперь ругаться стал уже начальник над этим артиллерийским свинарником. Мать же вашу, а! Нарожала мама-Родина говнюков на мою бургундскую голову! Банник в задницу без масла! Свинская богоматерь!
Пушкари вняли, завозились, переставляя шкворни на подъемных дугах.
Новые каморы влезли в пазы, как папа в маму. Пальники пали к затравкам.
Кара-кара-кара-бум-с!!!
Четыре ядра разодрали горячий воздух р-р-ры-м-м-м!
Одно почти причесало солдатские каски, второе вонзилось в илистый берег и там кануло, а два других, о-о-о!
Два других пришлись куда надо!
В стороны брызнули щепа, королевские лилии и лазурь со щитов, а за ними кровавые борозды павезьер и два арбалетчика в дымное мясо, только сопли полетели! Но королевские ребята оказались крепкие. Не побежали, даже стрелять не начали потому как бесполезно, а стрелы надо поберечь для тех, кто выстраивается позади пушек и вот-вот рванет на переправу.
Сен-Поль в самом деле отдал приказ, и жандармы с лучниками на флангах потянулись из-за холма в поле.