Париж!
Две недели, три города, дорога в столицу открыта, а уж как брюзжали деды, сыпя песок из суставов на окружающий пейзаж! Пока же сплошные победы, роскошный лагерь и ни одного пушечного ядра в их сторону, ни одной стрелы, ни единой доброй схватки, что, кстати, немного беспокоило Филиппа. Как еще отличиться перед наследником, если не в бою?
Боями пока даже не пахло.
Замок Нелль, который пришлось брать штурмом, де Лален в расчет не принимал, так как взяли его быстро, графский арьергард поспел, когда над стенами уже реяли знамена с косыми крестами Бургундии.
Филипп помнил, как армия покидала Камбре самый день отъезда.
Собственно, графская квартира располагалась в замке Шато-де-Линьи, в лиге от городских стен. Замок уверенно оседлал парижскую дорогу, грозя врагу мощными башнями. А вокруг раскинулся бескрайний лагерь графского войска. Так что последнюю неделю Карл провел именно там.
Ну и Филипп обретался неподалеку в комнате за стеной. Шамбеллан все-таки!
Утро началось с ослепительного солнечного луча прямо в глаз. Де Лален выругался, проклиная восточное расположение графских покоев. Побудки еще не играли, но, раз проснулся, пришлось кликать пажа, чтобы подавал умываться.
Выбравшись в замковый двор и всячески потянувшись, он увидел дядьку Уго, который упражнялся с большим мечом. Вокруг бегали куры, обалдевшие от такого буйства, у коновязей холили лошадей, а возле дядьки попирал солому человек в простом суконном дублете в компании еще одного, одетого куда богаче.
Мессир де Ла Марш! Доброе утро! поприветствовал Филипп, опознав спину в синем сукне. И вам доброго утра
Второй был незнаком, то есть лицо он помнил, но имя к нему никак не удавалось пристегнуть. Полузнакомец был молод и совсем недавно прибился к графскому двору.
Это ваш тезка, сеньор Ренескюр, новый камергер! пришел на помощь де Ла Марш, видя затруднение де Лалена.
Солнце еще не осилило замковых стен, во дворе было прохладно, и разговор сложился вполне легкий.
Сир де Ламье истинный Ахиллес, похвалил новый знакомый упражнения Филиппова дядьки.
Истинный, истинный, если б тот дожил до таких лет, усмехнулся де Лален.
Ответом были топот, шуршание соломы, покрывавшей землю во дворе, и воинственный свист меча.
Что же вы так, Филипп! Усердие, достойное всяческого подражания! это Оливье огорчился из-за неуместной колкости. Я счастлив, что этот меч будет на нашей стороне.
Кстати, Уго никакой не сир, потому что не рыцарь, сообщил де Лален и тут же устыдился собственной гордыни, ведь он по сей день переживал волнительные минуты обряда посвящения.
Невелика важность! Сталь простого рутюрье разит так же верно, как и сталь рыцаря, мне ли не знать! отмахнулся Ла Марш, который сам не мог похвастать блистательной фамилией и добился нынешнего высокого положения безо всяких протекций.
Да уж, ручка у него тяжеленькая Филипп невольно почесался, вспомнив частые трепки, что задавал ему дядька при помощи меча, секиры или обычной палки.
Я верно понял, что этот господин ваш учитель? спросил камергер, который был совсем юн ему вряд ли исполнилось восемнадцать.
Точно так.
Жаль, что я в свое время не попал в такие опытные руки.
Так за чем же дело? Ловите удачу за хвост, пока есть возможность! Филипп сложил руки рупором. Эй, Уго! Молодой человек желает взять урок! Не составишь ли ему компанию?
Де Ламье остановился, утер лысину рукавом и сообщил, что он не «эй», а лоботрясу и лентяю неплохо бы и самому взяться за меч. Филипп со смехом сослался на ломоту в спине из-за слишком мягкой перины, а сеньор Ренескюр попробовал вежливо уступить место старшему Оливье.
Биться без доспехов это глупо, сообщил тот. Новомодная германская блажь опасно и бессмысленно. Со всем уважением к вашему искусству, господин де Ламье, ничего личного.
Он отвесил манерный поклон в сторону Уго.
Тот молча потер челюсть, рассеченную змеистым шрамом, вложил меч в ножны и прислонил его к стене. А затем поднял с земли пару шестов, которые, как и меч, доставали ему до подмышки.
Следующие минуты были заполнены деревянным треском и топотом башмаков. Юному Ренескюру не удалось выдержать ни одной схватки дольше трех ударов. Палка Уго неизменно настигала его шею, руки, а то и голову. Молодой человек совершал множество ненужных движений, много суетился, а итог бывал один шесты сплетались в соединении, и де Ламье одним взмахом отбивал чужое оружие, одновременно нанося удар или укол.
Сразу видно ветерана, Оливье аж причмокнул. Красота! Вжик, и ты уже на небесах! Но против хороших лат удар без замаха бесполезен.
Это как посмотреть, не согласился Филипп. Хорошие латы рубить и с замахом бесполезно. А для укола, скажем, под мышку никакого замаха не нужно.
Ну ты посмотри! вновь восхитился Ла Марш очередному туше. Всего одно движение отбив. А в конце дуги острием по горлу! Не зна-а-аю Германцы, конечно, красиво придумали, но какая, право, нелепица сражаться без доспехов. Кому такое в голову придет?
Этому искусству больше полутора веков, поведал Филипп. Сеньор Тальхоффер даже трактат написал: «Готский кодекс». Есть еще книга великого Лихтенауэра, но ей уж лет сто это рукопись, ее нигде не найти. Так вот, для боя в доспехах там свои тонкости.
Уж какие там тонкости! Бей да руби! Ваш покойный брат был великий мастер на такие дела. Не успеешь опомниться, как сшибет наземь или выдернет оружие из рук, и тогда держись! А уж какая сила была! Помню, как на турнире «Фонтан слез» он одним ударом секиры в шлем сбил противника с ног! Как жаль, что его нет с нами!
В это время стали звонить к заутрене, во двор потянулись люди, просыпался и лагерь за воротами. Филипп с удовольствием припомнил весь ход беседы, признал себя вполне куртуазным и, довольный, раскланялся с церемониймейстером и битым камергером. Последний, кстати, оказался не только сеньор де Ренескюр, но еще и Филипп то есть тезка. Тезка в палочном учении совершенно уцелел, хотя щеки горели, а в глазах пылала жажда познания.
Настало время выступать.
Ну что же?
Выступили.
К полудню мимо наследника в окружении двора потянулась армия. От Проте-де-Пари (из Камбре) маршировали отряды Сен-Поля, а из-за поворота на замок основные силы.
Войско было по-настоящему, по-бургундски красивым.
Конница сверкала шлемами, драгоценный бархат на бригандинах, парча налатников, знамена И совсем мало кирас.
Зато сбруя боевых коней поражала воображение. Некоторые седла стоили, пожалуй, как неплохой дом, где-нибудь возле Льежа. И совсем мало лошадей в броне, дай Бог стальной наглавник и форбух, защищавший грудь.
Карл в окружении охраны и ближайших вельмож красовался под большим знаменем с Андреевским крестом в пламенеющих кресалах. Прямо над ним сияло солнце, словно само небо салютовало походу.
По правую руку возвышался бастард Антуан настоящая железная башня в кирасе и массивном миланском арме. Латы напустили солнечных зайцев в глаза будущего венценосца, и тот против воли поморщился, закрывая лицо ладонью.
Антуан истолковал всю эту мимику по-своему.
Сброд, донеслось из-под откинутого забрала. Толпа бездельников.
Он скривил губы, утерев пот рукой, для чего освободил ее от оков рукавицы. Рука была что надо изрубленная, мозолистая, с буграми суставов, вовсе не похожая на ту изящную лапку, что приделал к его портрету божественный Рогир ван дер Вейден.
Ленивые говнюки прощения, конечно, просим, со всей солдатской прямотой отозвался Гийом де Конте, что занял место ошуюю Карла.
Вот, Гийом, с самого начала не слышал от тебя доброго слова! ответил граф. А между тем эти ленивые говнюки только что вернули все города, которые проворонил мой любимый батюшка. Заметь, почти без единого выстрела!