Куда спешишь? шепнул ему Митяй на выходе. Завтра горячую дадут, так и отмоемся хорошенько.
В том, что Митяй никогда не упустит момент, Лев не сомневался.
Бурого у нас не водится, но, как говорится, чем богаты, оправдывалась хозяйка, невзрачная и полноватая, выставляя противень на стол.
Если к биоконцентрату добавить гашеной соды, то после часа в духовке он распухал, становился пористым и упругим. Вот только соду в Гигахруще попробуй найди.
Горло бы смочить, сказал Лев Николаевич, старательно делая вид, будто его рот не полон слюны от запаха пирога.
Это мы мигом, отозвался Валера и достал из-под стола трехлитровую банку, полную плесени и мутной коричневой жижи.
Что ж вы, гостей чайным грибом встречать? Митяй укоризненно постучал пальцем по столу. Лев Николаевич другое имел ввиду.
И щелкнул себя по шее.
Так это, э-э Синицын почесал седеющий висок, бросил вопросительный взгляд на жену.
Ну! поторопил Митяй.
Понял, щас все будет, решился хозяин и встал из-за стола. Через минуту вернулся на кухню с полной бутылью.
Другое дело, разливай!
Лев мысленно улыбнулся. Митяй чувствовал такие вещи острее, чем датчики Самосбор. Выпили.
Долго ехать? спросил Синицын, показав на потолок.
До-олго, отвечал Лев Николаевич, отрывая от пирога пальцами, с удовольствием запихивая еще горячие мякиши в рот.
В биоконцентрат явно добавили соли и даже лимонной кислоты. «Неплохо живется на двести тридцать седьмом», думалось Льву.
Эх, хоть одним глазком глянуть бы, как там у вас, наверху, мечтательно протянула хозяйка.
Гости не ответили. Им довелось побывать и на нижних этажах, они забирались и выше двухтысячных везде находились те, кто считал, что «выше» значит лучше. Что еда там имеет вкус, а Самосбор не добирается.
Сын с вами живет? Лев решил перевести тему.
Валера помрачнел, выпил молча. Его жена встала, как бы невзначай отвернулась к плите. Стала протирать и без того чистые железные блины.
Мы со Львом Николаевичем официально приносим соболезнования, сказал Митяй, не переставая жевать.
Синицын сидел без движения, вперившись взглядом в стол. Тихо спросил:
Вот скажите мне Ликвидаторы тоже под вашим началом?
Митяй обдумывал ответ и собирался уже что-то ляпнуть, но Лев его опередил.
Нет! быстро сказал он. Мы больше по хозяйственной части. По связям с общественностью. У ликвидационного Корпуса свое руководство.
И добавил, чтобы наверняка:
Приказы отдаем не мы.
Так и думал, кивнул Синицын. Вы с виду нормальные мужики.
После третьей он осмелел, больше не прятал глаза и не подбирал слов. Лев Николаевич смотрел на пустой граненый стакан, крепко зажатый в широкой ладони, на побелевшие костяшки и понимал, что продолжения разговора ему не хочется.
Никто на этаже больше не скажет. Побоятся, говорил Синицын, разливая по новой.
Валера, ну не надо! повернулась хозяйка, Лев заметил блеснувшие в покрасневших глазах слезы.
Надо! Валера ударил пятерней по столу. И я скажу! А вы там передайте кому надо Кто отвечает.
Он уперся локтями в столешницу и посмотрел на гостей.
Озверели черные эти. Вкрай. Своих и чужих не различают. Прикладом можно получить ни за что. Уводят ни за что. Этаж в бетон Его голос лязгнул ржавым затвором и оборвался.
Передадим кому надо, там разберутся, отозвался Митяй, доедая последние крошки.
Да?
Да.
Лев скосился на лицо товарища и дорого бы отдал за такую невозмутимость. У него самого от разговоров о ликвидаторах потяжелело в желудке, будто пирог разбух там, как в духовке, и похолодели стопы в начищенных туфлях. От взгляда на самогон стало только хуже. Вспомнилась странная соседка, ее пристальный взгляд. А вдруг догадалась? Сидят они здесь, жрут, пьют, а по коридорам уже стучат сапоги, несутся черные противогазы карателей.
Покемарить бы часок, хозяин, сказал Митяй, допив из своего стакана и явно намереваясь продрыхнуть до следующей смены.
Синицына отправилась в комнату готовить места, Валера закурил. Лев вышел в прихожую, подозвал товарища. Сказал ему тихо:
Давай уходить. Неспокойно мне.
Чего? Сам говоришь, последний этаж в блоке. Надо отлежаться
Не знаю Лев неловко подбирал слова. Тревога душит.
Ну так выпей еще и спать ложись, зевнул Митяй. Смотри, как хорошо принимают. Свое упускать нам не с руки.
Дмитрий Коробкин, некогда сосед Льва Николаевича, свое упускать действительно не привык. Даже передовиком производства с достойным, по мерам блока, окладом, он всегда искал «свое» на стороне. То шабашку возьмет, герму отремонтировать втридорога, то поможет сомнительным личностям пронести бета-гальванику через КПП распределителя. Вообще, эти самые «личности» появлялись на пороге Митяя с пугающей регулярностью.
И когда ему в цеху поставили вторую смену, Коробкин взбеленился. Говорил, мол, руками каждый дурак может. А ему головой себя обеспечивать охота. Бригадир на руки Митяя молился, а вслух жаловался, что мало у него спецов, обороты производства растут и надо засучить рукава.
Мужики Митяя тоже не понимали: многие палец были готовы отдать за сверхурочные и усиленный паек, особенно кому рты голодные кормить, а этот, видишь ли, нос воротит. Впахивал Митяй за двоих, но обиду затаил.
Никто не знает, где он взял говно с собой принес или на месте кучу навалил. Но одним утром ждала бригадира оказия на рабочем столе. Говорят, орал он так, что гул станков перекрыл. Выстроил всех и спрашивает, мол, что за падла нагадила. А Митяй ему и отвечает, слезы рукавом утирая: Самосбор это. Последствия. Зови, говорит, ликвидаторов.
Сверхурочные Митяю оставили, а вот отгулов и премий на цикл лишили. Более того, бригадир не упускал возможности поставить штрафника на самую черную работу: то полы в цеху заставит от масла отмывать, то на склад отправит, продукцию сортировать. Слесаря высшего разряда!
Плюнул Митяй однажды, не заступил на смену. А вскоре притащил Льву Николаевичу целую тележку с котлом и трубками медными.
«У меня нельзя, бормотал сосед, собирая агрегат на полу кухни. У меня старуха, если учует, вмиг заложит. И пиши пропало».
Поначалу Лев хотел выставить соседа за шкирку, ведь за нарушение сухого закона разговор с ликвидационным Корпусом короткий. Но любопытство Любопытство на старости лет вытеснило осторожность.
Митяй таскал серую плесень и Самосбор разбери еще какую гадость. Где только брал? Вонища действительно стояла жуткая, но продукт вышел отменным. Наконец и Лев Николаевич зажил под самую пенсию: выменял почти новую арматуру для сливного бачка, ел досыта и на куреве больше не экономил.
Пока однажды, взявшись варить без Митяя, не напортачил с охлаждением.
Пламя слизало брови с лица. Лев Николаевич не помнит, как выползал из задымленной квартиры. Пожар тушили всем этажом, но там все выгорело подчистую. Митяй что-то кричал Льву в ухо, звон после взрыва никак не хотел пропускать слова.
Первую мысль задушить Митяя Лев отбросил, пусть и с неохотой. Все же сам виноват. Следующая мысль вытеснила все эмоции.
Порча казенного имущества, самогонный аппарат, общественная опасность На уши подняли бы весь этаж, и если Дмитрию Коробкину удалось бы даже откреститься от оборота запрещенного спирта, то вот об отсутствии трудовой узнали бы в любом случае. Тунеядцам та же дорога, что и самогонщикам.
Лев Николаевич сидел на задымленной лестнице и вытирал сажу с лица. Смотрел на побледневшего Митяя, который никогда не упускал своего и все потерял. Последняя мысль пришла к ним одновременно.
«Бежать».
От воспоминаний Льва Николаевича отвлек звонок в дверь. Синицын пошел открывать.
Хороша бражка. Митяй покрутил стакан в руке. Но мы лучше делали. Надо будет конфисковать