Однако я могу потерпеть неудачу во всех других отношениях, весело сказал граф Коссар, подходя к ним, если бы одно лишь созерцание ваших добродетелей могло считаться доказательством дружбы, я мог бы претендовать на честь почувствовать ее, между тем, тут я менее всего заслуживаю аплодисментов, ибо недостатков в вас мне не удалось обнаружить.
Взгляд Дмитрия выражал смесь презрения и негодования от этих слов и фамильярности, с которой они было произнесены, однако княжна, не ответив ему, повернулась к графу Вишневецкому, который, услышав ее наблюдение, произнес:
Я согласен с Вашей Светлостью, что нельзя полагаться на стабильность дружбы в слабых умах, они слишком часто оценивают людей по внешним признакам и неспособны обнаружить проявления недостатков, пока не прочувствуют на собственном опыте. Их внезапно привлекает нечто приятное, и столь же неожиданно отталкивает некое неблагоприятное качество.
Да, сказал Дмитрий, мы несовершенны, и все же мы ожидаем совершенства в других, не осознавая, что некоторые достоинства влекут за собой определенные недостатки подобно тому, как океан подвержен бурям или ветер переменчив.
Не будь я не знаком с вашим характером, сказал граф с улыбкой, ваше желание считать воздержанность одной из первых обязанностей дружбы, заставило бы меня думать, что вы рассчитываете употребить ее себе во благо.
Ваше предположение совершенно справедливо, ответил Дмитрий, и я никогда более болезненно не переживал его истинность, нежели теперь.
Марина, пораженная тем, какой эффект шутливое замечание графа произвело на Дмитрия, попыталась отвлечь его, сказав:
Нет ли опасности, что мы можем распространить эту снисходительность к ошибкам наших друзей, на ошибки в целом?
Ни в коей мере, на мой взгляд, ответил Дмитрий, друзей нужно любить не за что-то, а вопреки их недостаткам.
Позвольте спросить, каков предмет вашей столь серьезной дискуссии, поинтересовалась графиня Сирадия, подходя к ним.
Недостатки друзей, сударыня, ответил граф Коссар.
Недостатки друзей! повторила она с удивлением. Должна признаться, я сочла бы их достоинства более приятной темой. Что до меня, то мне так же трудно обнаружить недостатки в моих друзьях, как добродетели в моих врагах. Однако теперь нам следует отложить обсуждение этого вопроса и присоединиться к праздничному столу.
Она попросила графа Вишневецкого сопровождать княжну, а себе в спутники выбрала Дмитрия, который неохотно повиновался; даже в то время, когда он находился рядом с очаровательной графиней, взгляд его был прикован к яркому и прекрасному облику княжны Сендомирской. Она сидела между графами Вишневецким и Коссаром, и, хотя Дмитрий не слышал, что именно она им говорила, он отметил интерес, с которым она слушала первого, и лукавую, но сдержанную улыбку, которая играла на ее губах, когда она отвечала последнему. Не имея привычки скрывать свои чувства, он продолжал смотреть на нее, пока графиня, удивленная его молчанием, не проследила за его взглядом и не поняла, чем оно вызвано.
Красота княжны Сендомирской, сказала она, настолько ослепительна, что второстепенные планеты, что движутся вблизи ее орбиты, рискуют оставаться в тени и забвении.
Легкая досада, прозвучавшая в этих словах, напомнила Дмитрию о самообладании, и весь остаток вечера он уделял внимание лишь графине. Оживление на его лице и беззаботность речи были вымученными, но Марина с удивлением отметила изменения в его поведении; вызвав любопытство и догадки, они пробудили внимание и интерес.
Глава III
Ее очарование и разум,
И добродетели он изучал в восторге.
Любовь пришла на смену восхищенью.
Не будучи любимым, пал он духом,
Но не признался никому, молчал;
Бродил совсем один подобно тени,
Своим искал убежище печалям,
Лишь в маске слабой радости, в улыбке
Скрывал тоску, покуда тайный пламень
Пылал в его груди, лишив покоя.
«Леонид» Гловера19
Марина, княжна Сендомирская, была единственной дочерью одного из самых влиятельных дворян Польши, воеводы Сендомира. Ранние годы ее жизни прошли в уединении отцовского замка. Благодаря усвоенным из его наставлений знаниям в сочетании с природной одаренностью, она прославилась как умом, так прекрасными личностными качествами. Чувствительность ее сердца равнялась силе ее разума; чарующая нежность, уважение к волеизъявлению любимого человека, черты, столь важные в женском характере, были присущи Марине в полной мере. Отсутствие этих прекрасных качеств не способны искупить даже самая соблазнительная красота, даже самые чарующие милости; они, в самом деле, могут вызвать пылкую страсть, но не в силах сохранить чистую и длительную привязанность.
Марина унаследовала от отца сильное и восторженное религиозное чувство. Вера была для нее жизненно важным принципом, сопровождавшим каждую мысль и влиявшим на каждое действие. Вера научила ее помогать страждущим, прощать заблуждения, плакать с несчастными и радоваться с удачливыми, среди прекрасных картин природы любить добро и среди возвышенного и необычайного преклоняться перед силой Всевышнего. Не ведая печали, она едва могла поверить в ее реальность, и когда чистейшее счастье наполняло ее сердце, и живительная улыбка играла на губах, она мысленно восклицала: «Неужели есть на свете существа, не считающие свою жизнь благословением божьем и молящие о наступлении конца, тогда как мне жизнь дарит постоянное очарование, и каждый день изобилует новыми удовольствиями?»
Когда княжна Сендомирская предстала пред двором, сияющая молодостью, искрящаяся весельем, яркая, счастливая, невинная, она опасалась, что не сумеет одновременно с изяществом и страстью выразить различные чувства своего чистого и благородного ума. Ее титул обеспечивал ей почтение, ее красота требовала преклонения, ее добродетель вызывала уважение. В сочетании с этими качествами таланты столь же редки, сколь привлекательны, неудивительно, что она не могла не вызывать самый безграничный интерес, самое искреннее восхищение. Несмотря на комплименты, поклонников и всеобщее обожание, она сумела сохранить простоту, столь характерную для ума, скромность, столь необходимую для женщины; ее манеры приобрели придворную изысканность, однако ее разум не попал под влияние придворной фальши. Так поверхность алмаза приобретает блеск в результате полировки, а его сущность сохраняет всю свою первоначальную чистоту. Такова была княжна Сендомирская, когда граф впервые представил ей Дмитрия. Сочетание изящества и благородства его манер, одухотворенное лицо, глубокий мягкий тон его голоса, мягкость его улыбки во время их короткого разговора в сочетании с восторженной речью графа в его адрес произвели сильное впечатление на княжну и вызвали тайное желание вновь увидеть его. Это желание недолго оставалось не исполненным; граф вскоре представил Дмитрия в Сендомирском дворце20; и оба друга стали наведываться туда так часто, как только позволяли приличия.
Воевода, всегда относившийся к графу с особым уважением, распространил это отношение и на его друга и с большим удовольствием встретил известие о его намерении поступить на службу в Польше.
В частых дружеских беседах, которые Дмитрий вел теперь с воеводой и Мариной, он мог наблюдать влияние религии на разум, избавившись от тех суеверий, с которыми он привык ее видеть неразрывно связанной. Теперь он впервые научился верить и почитать возвышенные истины христианства, но его негодование было более чем когда-либо направлено против тех учреждений, чья очевидная бесполезность так долго мешала ему получать и признавать божественные доктрины, которые они стремились приукрашивать и распространять. Он не знал, что впечатление, производимое на чувства общественными законами, подкрепляет то, которое передается разуму религиозными заповедями, и поскольку они обычно объединены, невозможно критиковать первое, не разрушая благоговения, связанного с последним.