Радость Дмитрия, напротив, не была омрачена никакими недобрыми предчувствиями. Она было всецелой, восторженной, торжествующей. Природная энергия и веселость его характера теперь искрились сиянием, удивлявшим и очаровывавшим Марину. Его былое честолюбие теперь получило дополнительный стимул, ибо от его удовлетворения зависело исполнение еще более дорогой надежды. Его любовь к славе сделалась его знаменем, ибо как сладостна была мысль возвыситься в глазах Марины, стать еще более достойным ее внимания, пробудить еще более глубокий интерес в ее сердце!
Недавние успехи шведов вызвали теперь немалую тревогу в Польше; под командованием своего короля, прославленного Густава Адольфа23, они окружили и захватили Ригу, вошли в Курляндию24, опустошили большую часть Литвы и теперь осаждали с огромным флотом город Гданьск. Несмотря на эти успехи, Густав предложил Сигизмунду25 мир, но, увлеченный надеждами вернуть шведскую корону, тот все еще оставался непреклонным, и Густав решил не упускать удачу. Его генералы разгромили поляков в Семигалии, а сам он осадил и захватил Пилау26. Сигизмунд, встревоженный его неоднократными поражениями, послал ему навстречу отряд войск, чтобы не дать Гданьску попасть в его руки. Его войска, однако, были разбиты перед Мариенбергом27, и Густав прибыл со свежими силами к Гданьску и, вероятно, захватил бы его, если бы не был ранен пушечным выстрелом. Поляки тем временем вернули себе Мариенберг, а голландские государства прислали послов, чтобы заключить мир между двумя королевствами. Сигизмунд, однако, не желал идти ни на какие уступки и в теперь стоял лагерем в Добжине28, куда он призвал дворян своего королевства присоединиться к нему. Пфальцграф29 и граф Вишневецкий приготовились следовать этому приказу; первый предложил Дмитрию занять весьма важное место в своем собственном войске, собранном теперь в Кракове. Предложение было принято со смешанной благодарностью и восторгом, и оставшееся до отъезда войск время, прошло в обществе княжны и его военных приготовлениях. Печаль и отчаяние царили в Сендомирском дворце, когда Дмитрий явился туда в назначенное для отъезда утро. Двор перед дворцом был занят солдатами воеводы, получавшими или доставлявшими приказы. Большой зал был завален военными донесениями и боевым снаряжением; все внутреннее пространство представляло собой сцену унылого смятения, где мрачные лица актеров плохо согласовывались с их торопливыми и нетерпеливыми движениями.
Однако никакие печали не омрачали душу Дмитрия. Полная надежд и по молодости неопытная радость в ожидании отъезда еще не была омрачена воспоминанием о прошлых разочарованиях. Даже приближающаяся разлука с княжной тронула его душу лишь мимолетной болью, ибо и теперь он лишь приближался к обладанию той, что одновременно была его вдохновением и его целью. О, как отличалось ликование, пылавшее в груди Дмитрия, от пугающих предчувствий, обитавших в душе Марины! Подавленная, ошеломленная, съежившаяся от грустных размышлений, которые ее живое воображение довело до нестерпимых мук, она подняла на вошедшего в ее покои Дмитрия свои полные слез глаза. Устремленный на него взгляд, казалось, упрекал его за недостаток сочувствия в выражении его лица. Его взгляд потух при виде ее бледных щек, он с тревогой старался успокоить ее, приводил все доводы, какие только могла предложить самая искренняя и преданная любовь, чтобы рассеять опасения, которые она изливала дрожащим голосом. Слезы ее продолжали литься, но горечь их в какой-то мере утихла. Уверенный голос, смелое выражение лица Дмитрия незаметно передали некоторую долю твердости Марине, но при появлении воеводы ее прежние тревоги вернулись.
Неужели, воскликнула она, неужели я должна потерять вас обоих в этих ужасных обстоятельствах? И это всего лишь самое начало.
Она умолкла, словно пытаясь вернуть самообладание. Затем она встала и, взяв за руки воеводу и Дмитрия, соединила их вместе и пылким, но дрожащим голосом воскликнула:
Берегите моего отца! А вы, отец, добавила она еще более неуверенно, охраняйте жизнь Дмитрия.
Она подняла глаза к небу, словно прося защиты для горячо любимых людей, затем, горячо сжав их соединенные руки, она вдруг отпустила их, махнула рукой, как бы запрещая им следовать за ней, и выбежала из комнаты.
Глава V
От стана в стан, сквозь недра хмурой ночи,
Гуденье войска долетает глухо,
И часовые могут различить
Враждебной стражи приглушенный шепот.
Костры ответствуют кострам; в огнях
Видны врагов темнеющие лица,
И конь грозит коню, надменным ржаньем
Пронзая ночь глухую; а в шатрах
Хлопочут оружейники, скрепляя
На рыцарях доспехи молотком;
Растет зловещий шум приготовлений.
Запел петух, и заспанному утру
Часы на башне три часа пробили.
Генрих V30
На какое-то время волнующие моменты прощания с княжной сделали Дмитрия нечувствительным ко всем другим впечатлениям; но в кавалькаде молодых и благородных спутников смесь из звуков военных маршей, топота коней, вида блестящих доспехов «и честь, и блеск, и гордость славных войн»31 постепенно породили другие эмоции, и, наконец, воспоминания о возлюбленной уступили место героическим надеждам.
Граф Вишневецкий, возглавлявший свое собственное войско, двигался отдельно от Дмитрия, но, следуя одним и тем же путем, он присоединялся к ним с воеводой в различных городах и деревнях, где войска отдыхали и пополняли запасы продовольствия.
Укрепленный город Вадислав32 был местом достопримечательным, и вскоре после прибытия туда граф и Дмитрий приступили к осмотру окрестностей. Посетив надворные сооружения и укрепления, они поднялись на крепостную стену. Был чудесный вечер, и друзья, радуясь возможности насладиться непринужденным общением, продлили его до тех пор, пока окутавший их ночной сумрак не напомнил им, что с момента их выхода из города прошло значительное время. Прислонившись к парапету, они еще некоторое время стояли на месте, откуда открывался широкий вид на окрестности. Беседа их текла в самом доверительном русле, о любви, надеждах, честолюбивых планах Дмитрий говорил со своим обычным воодушевлением и откровенностью. Они обсуждали его прошлые несчастья, его будущие перспективы, и в пылу воодушевления, который всегда вызывал этот предмет, Дмитрий воскликнул:
О, Август! не выразить словами, как сильна ненависть, какую мощную месть обрушит последний потомок Ивана на узурпатора его престола, тирана его страны, ненавистного убийцы его брата.
Сильное пожатие руки остановило его речь, подняв изумленный взгляд на графа, он увидел, что одна рука того лежала на его руке, другая же была направлена к выступу в стене, из-за которого показалась часть фигуры, достаточно близко, чтобы убедиться, что их разговор был подслушан. Дмитрий, раздраженный этой мыслью, уже готов был броситься к нему, как вдруг объект его негодования, угадав его намерение, с величайшей поспешностью бросился бежать. Граф и Дмитрий, не сговариваясь, бросились за ним в погоню и держали его в поле зрения до самого въезда в город, где он внезапно скрылся из виду. Напрасно они пытались найти какие-то его следы; побродив по всем площадям и улицам города, они вернулись усталые и разочарованные к воеводе. Тот с некоторым удивлением поинтересовался причиной их долгого отсутствия и смущения на их лицах; не желая признаваться в допущенной оплошности и волновать воеводу, они постарались уклониться от расспросов.