Вы потрясающий друг! воскликнул Дмитрий. Всегда направляйте мой энтузиазм, даже самые неистовые его проявления вы сумеете обуздать.
Осторожнее, не давайте обещаний, которое вам будет трудно исполнить, отвечал граф. Мы никогда не осознаем степень нашего энтузиазма, пока его неистовство не утихнет, подобно удаляющимся волнам бурного моря, и не оставит нам времени поразмышлять о его силе и степени его воздействия. Не думайте, однако, что я осуждаю этот энтузиазм, чей пыл проистекает из неустрашимой уверенности в справедливости своей цели, из гордого сознания величия своей цели, чей огонь добывается рукой разума и зажигается факелом гения. Но это тот опасный подъем воображения, который уже не позволяет тем, кто находится под его влиянием, воспринимать предметы через посредство своего собственного или чужого опыта, уменьшая трудности и скрывая опасность, устремляется вперед от теории к практике, поглощенный восторженными видениями, не обращая внимания на предосторожности, не боясь последствий. Поэтому, мой друг, некоторые ваши прежние взгляды, некоторые черты характера, которые вы иногда проявляли, заставляли меня сомневаться, что вы когда-нибудь взойдете на трон своих предков.
О! не портите перспективу блаженства недобрыми предчувствиями, отвечал Дмитрий, предоставляю вам помешать им, разве я не говорил вам, что вы всегда будете не только моим сердечным другом, но и моим мудрым советчиком?
Граф заверил его в этом, после чего перешел к изложению сути разговора, состоявшегося между ним и воеводой. Тот с глубочайшим интересом выслушал все повествование и в заключение торжественно обещал поддержать интересы Дмитрия, как только позволит положение его страны. Однако он посоветовал, царевичу выступить против Швеции на стороне поляков, прежде чем он попытается повести их против России в своих собственных интересах.
При таком благосклонном отношении к вам, продолжал граф, едва ли можно сомневаться в том, какой прием окажет воевода, узнав о вашей привязанности к его дочери. Поэтому мой совет в этом отношении будет совпадать с вашим настроем, когда я предложу открыть правду, едва только позволят обстоятельства.
Дмитрий пожал руку своему другу в ответ на его совет и в знак признательности за его доброту, а затем удалился в свои покои, чтобы дать там волю благостным ожиданиям, занимавшим его мысли, и восторженным чувствам, пылавшим в его сердце.
Тем временем воевода поведал Марине о царственном происхождении и богатой событиями истории Дмитрия. Почти задыхаясь от нетерпения, она слушала рассказ, который должен был бы возбудить любопытство даже у равнодушного слушателя, но в груди Марины вспыхнул самый бескрайний интерес. Когда воевода закончил свой рассказ, княжна, поглощенная воспоминаниями о Дмитрии, размышляла о его удивительной прежней жизни и величии его будущих планов, не думая о том, что ее молчание производило странное впечатление на отца, и даже забыв о его присутствии.
Марина, сказал он, наконец, и при звуке его голоса она вздрогнула и взглянула на отца; отец пристально смотрел на нее, Марина, как объяснить полное отсутствие интереса, с которым вы слушали историю русского царевича Дмитрия?
Отсутствие интереса! невольно повторила она. О, отец!
Она замолчала, потому что его выразительная улыбка призвала ее к самообладанию. Яркий румянец пробежал по ее щекам, и, полагая, что тайна ее сердца раскрыта, она поспешно встала и собралась покинуть комнату.
Воевода с минуту внимательно смотрел на нее, после чего сказал:
Ступайте, мое возлюбленное дитя, но ступайте с уверенностью, что ваше будущее счастье всегда будет главным предметом забот вашего отца и что в эту минуту его желания и склонность вашего сердца единодушны.
Он прижал дочь к груди и запечатлел на ее щеке нежный поцелуй, она бросила на него робкий, но благодарный взгляд и удалилась.
Чистый восторг, которым уверенность во взаимной привязанности и сияние счастливой любви наполняют сердце мужчины, смягчается в сердце женщины легкими оттенками скромности и опаски, подобно солнечному свету, проникающему с пестрым сиянием сквозь легкую листву рощи. Удивленная своими новыми чувствами, обеспокоенная их пылом, Марина робела на пороге той любви, которая, как она чувствовала, должна была возобладать над всеми другими, от которой должно было зависеть ее будущее счастье.
Робкая, дрожащая, со смешанным чувством страха и любви в груди, княжна ожидала прибытия Дмитрия, ибо приближался час, когда он должен был явиться в Сендомирский дворец. Она была просто, но со вкусом одета в белое атласное платье с несколькими красными розами на груди и в шелковистых локонах; множество разных чувств читалось в живом взгляде ее глаз, в румянце на щеках, в нежной и застенчивой улыбке, игравшей на ее губах. Она никогда не казалась такой изысканно прекрасной, как в ту минуту, когда воевода в сопровождении Дмитрия вошел в комнату и приблизился к ней.
Нынче утром, Марина, сказал отец с улыбкой, я обвинил вас в безразличии к судьбе вашего доблестного спасителя. Теперь же с моего позволения он попробует пробудить в вас более глубокий интерес к себе, нежели тот, что вы продемонстрировали утром своему отцу.
Марина подняла глаза с умоляющим видом, как бы осуждая продолжение отцовской болтовни; но он уже вышел из комнаты, и вместо взгляда воеводы она встретила взгляд Дмитрия, устремленный на нее с выражением такой пылкой любви, такого восторженного почтения, что взгляд ее снова уткнулся в землю, а щеки еще гуще покраснели.
О! скажите мне, воскликнул Дмитрий, скажите мне, прекраснейшее из созданий! что я не обманул себя пустыми и дерзкими надеждами, рассчитывая на вашу благосклонность, смея молить о страстной и преданной любви, которая так долго вытесняла все другие ощущения, занимая каждую мысль и каждое чувство.
Его умоляющий взгляд, его взволнованный голос, выражающий все сомнения и тревогу самой почтительной, но пылкой любви, приводили в трепет Марину, она не могла противостоять их нежному призыву.
Если требуется, сказала она неуверенно, на мгновение подняв на него глаза и снова пряча их под шелковистыми ресницами, еще какое-нибудь заверение в моем расположении, примите его, царевич! Примите, как и благословение моих родителей.
Она замолчала, при этом любовь и скромность, казалось, боролись в ее груди, придавая лицу и всему ее облику выражение одновременно живое и трогательное, притягивающее своей красотой и в то же время впечатляющее своей чистотой.
Дмитрий изливал на нее в порывах самой искренней любви чувство абсолютного счастья и благодарности. За бурными выражениями восторга последовал более нежный обмен чувствами. Марина с глубочайшим интересом следила за каждой мельчайшей деталью, за каждым обстоятельством, связанным с судьбой Дмитрия, каким бы незначительным они ни казались.
Она разделяла чувства, которые он выражал по отношению к своей матери, и вместе с ним с нетерпением ожидала того момента, когда, освобожденная от несправедливого заточения, та упадет в объятия сына и возвратит благодаря ему свое прежнее положение. Однако Марина вся сжалась от ужаса при мысли о том, какие опасности ему придется преодолеть, прежде чем наступит это счастливое время. Глядя на грациозную фигуру, на сияющее лицо Дмитрия, она содрогалась при мысли, что судьба войны может обратить это тело в прах и наложить печать смерти на прекрасное лицо.