Поверхность этой пластины была покрыта примерно на полдюйма толщиной какой-то желтоватой пастой, конечным пунктом назначения которой была смесь в чане.
Над ним возвышался двигатель со множеством колес и поршней, который приводил в действие два больших пестика или штампа с наклонной поверхностью, чтобы соответствовать поверхности предмета; они, проходя от одного конца пластины до другого, растирали пасту, как художник смешивает краски палитровым ножом.
Шлифовальные движения были довольно быстрыми, но боковое движение было сравнительно медленным. Я должен сказать, что на то, чтобы два штампа прошли от одного конца пятнадцатифутового чана до другого, ушло около четырех минут.
В чане плавала планка. На поверхности планки, почти в центре, растянулся человек, раскинув руки в стороны, не смея сдвинуться ни на дюйм на скользкой пасте, потому что малейшее движение означало соскользнуть вниз, в шипящую кислоту.
Хуже всего было то, что, казалось, не было никакой возможности пробраться к нему. Огромный двигатель занимал одну сторону до самой стены, с другой стороны проход преграждал второй чан.
За чанами помещение простиралось на небольшое расстояние, и там была открытая дверь, через которую можно было увидеть огороженный двор, заваленный пеплом и золой.
И огромные штампы, по двадцать кубических футов твердого металла в каждом, неотвратимо продвигались к человеку. Когда они достигнут его, их гладкая поверхность не позволит ему ухватиться за них пальцами, даже если удастся ухватиться за них при их быстром движении. Они должны столкнуть его вниз сначала они возможно оглушат его, но, несомненно, они столкнут его вниз.
Не стоит и говорить, что в то время я не понимал всей значимости происходящего только потом я полностью узнал все детали.
Лоуренс крикнул набегу:
Остановите двигатель! Шевелитесь, парни!
Я увидел, как двое крепких рабочих набросились на рычаги штамповочной машины, увидел, как они крутят колесо, услышал еще один треск и глубокий всеобщий стон! В направляющем механизме соскочил зубчик, или сломался стержень, или что-то еще.
В волнении, трясясь от слабости так, что едва мог стоять, я едва не упал на часть механизма, который, похоже, был остановлен. Неосознанно мои пальцы ухватились за какую-то рукоятку.
Я услышал жужжание, почувствовал что-то вроде сильного удара и жгучую боль. Я поспешно отпустил рукоятку, как раз в тот момент, когда Лоуренс набросился на меня с криком:
Ради Бога, глупец!
Но я не обращал внимания ни на то, что я сделал, ни на него. Мой взгляд все еще был прикован к несчастному человеку на полозьях.
Теперь штампы находились не более чем в пяти футах от его тела, и их негромкий скрежет и свист звучали в моих ушах так же громко, как стук шагов целой армии.
Веревку! в отчаянии крикнул Лоуренс.
И тогда, в силу своего ужаса и полной невозможности спокойно стоять и смотреть, как парня убивают таким образом, я совершил безумный поступок.
Обезумев от негодования, как будто это было живое существо, с которым я мог бороться, я бросился на огромный, быстро вращающийся маховик двигателя, схватил его обод пальцами и уперся со всей силой руками и плечами.
По всем прецедентам и соображениям мои руки должны были превратиться в студень в лабиринте механизмов, но, к моему огромному удивлению, колесо остановилось под моей хваткой без особых усилий с моей стороны.
Какое-то мгновение я держал его так (мне показалось, что оно тянет с силой не большей, чем руки ребенка), а затем где-то в недрах этого монстра раздался громкий звук, я увидел, как направляющий стержень толщиной с мое запястье сложился вдвое и скрутился, как проволочный трос, внутри двигателя все разлетелось вдребезги, а штампы остановились не более чем в трех дюймах от головы человека!
И когда они перестали молоть, люди выскочили через дверь на дальней стороне чанов, а им пришлось обойти весь цех, чтобы добраться до нее, и оказались на верхней части платформы с веревкой, которую они спустили вниз.
Через мгновение парень был поднят в безопасное место вне пределов досягаемости столь ужасной смерти, какая только возможна для человека смерти в ванне, состоящей в основном из серной кислоты.
Я стоял как в оцепенении, все еще держа в руках эксцентрик, ошеломленный внезапностью всего произошедшего, с трудом веря, что опасность миновала.
Прикосновение к моему плечу привело меня в чувство, и я повернулась, чтобы посмотреть в узкие глаза Лоуренса. Он смотрел на меня с выражением, очень похожим на благоговейный трепет.
Боюсь, я испортил ваш механизм, сказал я, натянуто улыбаясь.
Испортил механизм! сказал он медленно, но выразительно. Что вы за человек, мистер Данбар? Вы хоть понимаете, что это "Дэнбери" мощностью в триста лошадиных сил? Что сила, необходимая для остановки колеса таким образом, как вы это сделали, могла бы запустить локомотив остановили всю мощь этого двигателя так же легко, как я поднял бы фунтовую гирю?
Оно остановилось очень легко, пробормотал я.
По какой-то нелепой причине мне стало немного стыдно как будто такая демонстрация силы была действительно немного неприличной. Я ничего не мог понять.
Конечно, подумал я, он преувеличил количество использованной силы, но хотя я от природы довольно силен, все же до несчастного случая я не мог похвастаться ничем выдающимся и разве не я только что поднялся с больничной койки, а всего минуту назад едва мог стоять или ходить без поддержки?
Я заметил, что нервно сжимаю и разжимаю руки, и вдруг осознал, что они словно обожжены стоило мне только подумать об этом, как боль становилась поистине мучительной.
Я взглянул на них. Они были в ужасном состоянии особенно правая. Они выглядели так, как будто их сжимали куском раскаленного докрасна железа.
В чем дело? быстро спросил Лоуренс. Он наклонился над моими руками, разглядывая их своими маленькими черными глазками.
Затем он быстро поднял голову, и я увидел, как на его морщинистом лице появилось любопытное выражение странное волнение, бледная вспышка триумфа, я готов в этом поклясться.
Где он? закричал он требовательно, его голос был резким и напряженным. Что ты с ним сделал?
Он отбросил мои руки и быстро опустился на колени на пол, наклонил голову и начал что-то искать в тени двигателей.
Эй, ты там! крикнул он одному из мужчин. Тащи фонарь! Боже! Если он пропадет сейчас после всех этих лет всех этих лет!
Что пропадет? тупо сказал я.
Новый элемент, крикнул он нетерпеливо. Стелларит, как я его называю. Конечно, вы не в курсе. Тот маленький кусочек металла, который я дал вам подержать, радужный цилиндр, разве вы не помните?
Он говорил раздраженно, как будто ему было почти невозможно сдержать себя в выражениях.
Ах, это. я неуверенно огляделась вокруг. Да, конечно, он был у меня в руке. Должно быть, я уронил его, когда схватил маховик. Наверное, он где-то на полу, но, если вы не возражаете, не могли бы вы дать мне что-нибудь для рук? Они очень болят.
Действительно, воздух был полон черных, плавающих точек перед моими глазами, а радужные цилиндры меня сейчас мало интересовали.
Он почти огрызнулся.
Подожди! Если он потерялся Но этого не может быть! А, наконец-то свет. Теперь мы можем хоть что-то увидеть.
Он все еще продолжал поиски, и теперь мужчины помогали ему. Я отстраненно наблюдал за происходящим.
Затем меня охватил беспричинный гнев из-за их пренебрежения их безразличия к моей очень серьезной боли. Я наклонилась вперед и, несмотря на боль, которую причиняла мне грубая плоть моей руки, взялась за воротник Лоуренса и начала трясти его.