Она так и не знала, что стало с ним, с Мишей. Она сделала всё, чтобы он её не нашёл. Но она до сих пор любила его.
В этих мыслях она спускалась по эскалатору. Вдруг она подняла взгляд, и на соседней ленте, идущей вверх, увидела его. Сердце бешено заколотилось.
Он почти не изменился за 10 лет, только появилась складка между бровей. Он был весь в мыслях и не видел её.
Лента эскалатора уносила его наверх, увеличивая расстояние с каждым мгновением. Мысли мелькали с огромной скоростью.
Что я ему скажу?
Вдруг он не поймёт?
А вдруг меня не простит?
А что, если он давно женат, у него дети?
Вина за то, что она сбежала, ничего не объяснив, сменялась страхом, что он не поймёт, не простит.
И тут на Алёну новая волна страха. Это был страх, что она может никогда больше его не увидеть. Снова это липкое ощущение охватывало её.
Она вспомнила Катю и ее слова: «Иногда крик очень даже полезен» и, собрав все силы, закричала:
Мииииишаааа!!!
Её голос как будто прорвался сквозь щупальца той липкой медузы, сковавшей её там, в парке. Он разнесся по всему терминалу и гулким эхом вернулся к ней.
Она почему-то увидела, как там, в парке, от этого крика врассыпную разбежались те трое.
И только после этого её взгляд, её внимание вернулось в реальность, где Миша уже бежал к ней по её эскалатору.
Слезы градом хлынули из её глаз. Он подхватил её на руки и поставил только в центре зала. Он вытирал её слёзы, говоря, что всё это время искал её.
А она просто плакала, не в силах вымолвить ни слова. Она дрожала, как осиновый лист на ветру. И он ещё крепче обнял её и сказал:
Родная моя, не бойся, я с тобой. Прости, что тогда меня не было рядом, прости, что я не смог тебя найти. И теперь я никому не дам тебя в обиду и никуда не отпущу. Теперь всё будет хорошо.
От его объятий, от его слов, от его присутствия внутри у неё стало разливаться спокойное тепло.
Это ты меня прости. Да, теперь всё будет хорошо, прошептала она, уткнувшись в его плечо.
Виновата ли я, что люблю
«Виновата ли я, что люблю» раздалось из открытого окна многоголосье нестройного и явно не совсем трезвого хора.
Ирину покоробило. Вроде радоваться надо нечасто сейчас услышишь, как люди поют, собираясь душевной компанией. А ведь это была хорошая традиция. Но Ире стало дурно. Ей стало тяжело дышать, сердце сжалось, и боль отозвалась внизу живота. Она прибавила шаг, чтобы быстрее миновать эту пятиэтажку.
Почему-то от мысли о том, что эти песни называют «страдания», потому что слушающие страдают от необходимости это слышать, она улыбнулась. И даже дышать стало легче. Она подумала, с чего вдруг её так «накрыло»? Пьяная компания что ли вывела?
Ну, имеют право и пить, и петь. Время ещё не позднее, ответила она себе.
Она замедлила шаг, наблюдая, как августовское солнце клонится к закату, играя в зелени деревьев своими яркими слепящим лучами. На тротуаре гордо расхаживают голуби, не обращая особого внимания на двух наблюдающих за ними из травы котов.
Ира немного успокоилась и снова подумала о произошедшем. Ей вспомнились мамины дни рождения, когда её подруги собирались у них за праздничным столом и пели. Песни были разные, и эта в их числе. Но ни одна из тех песен не вызывала у Иры такого стойкого непринятия, как эта. Её сердце сжималось, её начинало трясти от возмущения, и она старалась убежать. Она терпеть не могла эту песню. Даже тогда, в своём детстве, она понимала, что слова этой песни в корне неправильные. Это обвинение любви, или обвинение в любви, признание вины.
Как будто за неё, за Любовь, обязательно нужно чувствовать вину, подумала Ира и ей снова стало нехорошо.
Она остановилась и стала глубоко дышать. Потом, сочетая шаги и дыхание, дошла до ближайшей лавочки и присела.
И всё же, что случилось-то? пыталась она найти ответ.
Она шла на свидание и была влюблена и счастлива. Их с Игорем роман развивался по всем правилам, они оба были свободны от обязательств и планировали свадьбу.
Но, почему-то, Ирина почувствовала, ощутила, что она как будто виновата за своё счастье, за свою любовь.
Перед кем виновата?
Перед мамой.
Она вспомнила, как мама пела эту песню и поняла, что для неё любовь и была неразрывно связана с виной, потому что плодом той любви стала она Ира. А отец её, как она узнала уже потом, став взрослой, был женатым мужчиной, намного старше матери.
Но это мамина жизнь. Мне-то так не надо. Вряд ли маме станет легче, если и я стану несчастной. И я благодарна и ей, и отцу, хоть и не видела его ни разу, за то, что я есть. И за то, что она мне вовремя рассказала, и я не впуталась в подобные отношения. Ну не совсем подобные, но всё же, рассуждала Ира.
Это я за них что ли вину перед Игорем чувствую? А я ведь и перед ним тоже вину чувствую. Бред какой-то! Не виновата я ни в чём. И во всех своих чувствах, которые были до него тоже нет смысла винить себя.
Всплыла почему-то бабушкина фраза: «Сама виновата, надо было нормального мужика искать». Она звучала каждый раз, когда мама с чем-то не справлялась или жаловалась на что-то, или болела И периодически добавляла: «Любовь ей понадобилась»
Ире было очень обидно за маму и ей даже хотелось поколотить бабушку. Но мама бы не одобрила. Да и сама она побаивалась бабушку и каждый раз просто убегала, чтобы не слышать этого. Только однажды не выдержала.
Лет в 12 Ира просила у мамы купить магнитофон, а та ответила, что у неё нет такой возможности, и что она на одежду новую ей едва заработала. Тогда бабушка опять встряла, сказав: «Сама виновата: надо было за Ваську замуж выходить, тогда б и деньги были. Вон он сейчас дальнобойщик, и дом у них с Любкой полная чаша» Ирка не сдержалась и заорала на бабушку: «Что ты всё время только и знаешь, что мамку обвиняешь! Как будто неродная она тебе!»
Бабушка устало села на диван и сказала: «Так я же люблю вас, переживаю. Это ж я так, любя»
Ира тяжело вздохнула.
Вот ведь всё про одно И песня эта дурацкая. Любовь это вина, а вина это любовь. Сплелись же, не разорвать.
Бабушка, я не виновата! раздалось с соседней скамейки. Ира обернулась.
Девочка лет пяти скакала вокруг сидящей на скамейке бабули, которая вероятно намеревалась повязать, пока внучка в парке играет. Бабуля достала из своей сумки спицы с начатым двухцветным шарфом и запутанные клубки:
Конечно не виновата, моя хорошая. Вы с Муркой вчера хорошо поиграли. Идём, будешь помогать распутывать. Бабушка вручила внучке розовый клубок, а себе взяла синий.
Ирина улыбнулась:
И я разрывать не буду, вернулась она к своим размышлениям. Я расплету, развяжу эти ниточки-верёвочки, узелки, связавшие эти чувства: любовь и вину, мешающие свободно дышать и любить. Я распутаю, как тогда, когда с мамой поспорила, что пряжу, запутавшуюся, сама, без ножниц, без обрыва распутаю. Я долго распутывала-развязывала, но развязала. Я умею! И сейчас распутаю и смотаю в 2 разных клубка: Любовь отдельно, вину отдельно. Любовь оставлю, а вину выкину!
Вина это ведь не наказание, объясняла бабушка внучке. Она как внутренний голос, голос совести.
А как это? удивилась внучка.
Ну, когда чувствуешь, что не надо делать, а делаешь. Тогда сама вину чувствуешь. Даже когда тебе никто не сказал, что ты неправильно поступила.
Теперь понятно, задумчиво ответила внучка.
Теперь понятно, мысленно повторила Ирина. Спасибо за подсказки. Не буду выкидывать, на полочку положу.
Всё, распутали! радостно закричала девочка.
И я распутала! представив себе два клубка, порадовалась Ирина. Она и не заметила за своим процессом, когда боль ушла и дыхание стало свободным. Отметила только сейчас.
Я свободно могу дышать. Свободно могу любить! констатировала она результат. И, довольная, улыбнулась.
В сумочке зажужжал мобильный.
Ир, с тобой всё в порядке?
Да, Игорь! Ой, я немного опаздываю. Буду через пять минут.