В дополнение ко всему, соседка-мамаша сказала Алёне, видя её раздражение:
Вот будут у вас свои дети, тогда поймете.
Своих детей у Алёны не было и, возможно, уже никогда не будет. И, наверняка, это тоже сыграло свою роль в её раздражении. Просто Алёна не хотела, боялась в этом признаваться даже самой себе.
Лёха! Привет! донеслось с соседнего ряда.
О, здорово, Серёга! заорал сидящий впереди неё мужчина так, что Алёна вздрогнула.
А ты ваще не изменился за 10 лет, прямо как вчера дембельнулся, прилетело с противоположной стороны.
Зато ты заматерел, парировал сидящий впереди Лёха.
Алёна заскрежетала зубами. Встреча двух бывших сослуживцев, восторженно перекрикивающихся практически через неё, поскольку один сидел перед ней, а другой на противоположной стороне, её никак не радовала.
Их диалог разносился на весь салон. Поменяться и пересесть на место её соседа никто не захотел, и им пришлось продолжить своё общение так.
Уже все знали о том, что с женой Серёга развёлся, потому что она «тупая курица с царскими запросами», и что дети все в неё и в тёщу, о том, какой козёл был их прапор, о том, как они издевались над Васькой, имя которого они долго вспоминали, потому что звали его не иначе, как «ушастое чмо».
Когда речь зашла о медсестре Танечке и о том, как Лёха за ней ухлестывал, женщина, сидевшая рядом с Лёхой, встала и пошла в направлении Серёги. Она решила пересесть на его место, чтобы сослуживцы смогли пообщаться спокойно, не нарушая покоя всех пассажиров салона.
Серёга, перебравшись через сидящего с краю мужика, свесился над своими сиденьями и, дыхнув перегаром, выдал:
Какой тут цветник! Девочка, тебе папа не нужен? обратился он к малышке. И не дожидаясь ответа продолжил: Я не прочь поразвлечься с твоей мамой! и, переведя взгляд на Алёну, подмигнул:
И ты тоже ничего! Ну что, красотка, развлечёмся?
Алёна ощутила леденящий ужас во всём теле. Он, как липкое серое амёбообразное существо обволакивал её своими щупальцами. Ей стало тяжело дышать, как будто они сдавили ей грудь. Ей хотелось кричать, но у неё было такое ощущение, что рот её просто заклеен. Холодный пот покрыл всё тело. Она вспомнила то, что пыталась забыть уже 10 лет.
В памяти всплыл сумрачный парк, по которому она возвращалась с практики, когда трое пьяных парней, перегородили ей дорогу. Память очень чётко явила ей их наглые лица, нет рожи, которые поочерёдно приближались к её лицу, окатывая перегаром. Их слова, липкие и противные, пронизанные унижением, вызывали тошноту. Ноги, да и всё тело стали какими-то ватными и неуправляемым. Все самые страшные картинки того жуткого насилия всплывали в её памяти, удушая её тем коктейлем эмоций, который она испытала тогда: жуткой болью и леденящим ужасом, брезгливостью и беспомощностью, чувством вины и позором. Она как будто снова чувствовала телом всё происходящее.
Из этого состояния её выдернул крик:
Отвалиии!!! Жена от тебя правильно сбежала, потому что ведёшь себя как твой козлина-прапор. Чтобы тебя ценили и уважали, ты и сам себя уважать должен, и других тоже. И жена, и дети тогда тебя ценить и любить будут. И не придётся жить, как бездомному псу. Вали на своё место и не трави мне ребёнка перегаром и своими дерьмовыми мыслями.
Серёга как-то обмяк и медленно стёк на кресло. Видимо, сказанное попало в точку и задело за самое больное.
Извините, процедил он. И, как побитый пёс, поплёлся на своё место.
Всё произошло так быстро, что весь салон как будто замер. Никто больше просто не успел среагировать и встать на защиту. Стюард появился, когда женщина уже возвращалась на своё место и в салоне стояла тишина.
Алёна наблюдала за всем этим всё ещё пребывая в оцепенении.
И тут соседка легонько толкнула её локтем и протянула мятный леденец и бутылку воды, со словами:
Попей воды, тебе надо. А потом леденец, полегчает.
Второй леденец она дала дочке, мирно рассматривающей картинки в книжке. Казалось, что она никак не отреагировала на всё происходящее.
Алёна послушно взяла бутылку и жадно выпила сразу половину. Её постепенно отпускало. Она развернула леденец и засунула в рот. Мятная прохлада освобождала дыхание.
Спасибо, натужно улыбнувшись, сказала Алёна. Быстро Вы с ним! добавила она.
Материнский инстинкт, улыбнувшись, ответила соседка. Меня, кстати, Катя зовут.
Алёна!
Так вот, Алёна, кричать иногда бывает очень полезно! Интеллигентность это, конечно, хорошо, только хамы так не понимают. С ними на их языке говорить надо. Кстати, крик меня по жизни много раз выручал, поэтому я и дочке кричать разрешаю.
Да, пожалуй, вы правы, немного смягчившись ответила Алёна.
Алёна вспомнила, как они с мамой были в зоопарке, когда ей было лет 5. Она визжала от восторга, глядя на жирафа, и громко хохотала, глядя на мартышку. А мама каждый раз её одергивала, говоря, что неприлично так громко кричать и смеяться. И когда они шли домой, вся радость от посещения зоопарка куда-то подевалась. Да и потом, она уже больше так не радовалась, как будто радость осталась там, как будто ей не разрешили её взять с собой.
Смотри, когда ребёнок радуется, он открыт миру и мир открыт ему. Когда родители радуются вместе с ним, он получает подтверждение этому, словно услышав мысли Алёны, продолжила Катя. Когда ему страшно и он кричит, родители, обнимая его, разделяют его страх, защищают его. Они показывают ему, что бояться нормально, и помогают найти способы справиться со страхом.
Да, мой папа не понял мой страх, когда я потеряла его из виду в лесу. Мне было очень страшно. Я кричала и звала его. А он был рядом, но не отзывался. Потом он возник за моей спиной и сказал: «Что ты орёшь! Трусиха!» И на мои вопросы, почему он не отзывался, сказал, что учил меня быть смелой, и что плаксой и трусихой быть стыдно. Он так и не обнял меня, только посмеялся над моим страхом. И мне стало стыдно за него. И кричать стало стыдно.
Бояться и кричать не стыдно. Стыдно идти против себя, делать то, что тебе неприятно и не делать то, что тебе хочется, с принятием поддержала её Катя.
Да, наверно, ты права, задумчиво сказала Алёна, даже не заметив, что перешла на «ты».
В этот момент Катина дочка затянула очередную песенку. Алёна улыбнулась. Её уже это не раздражало. Внутри неё раскрывалась забытая там в зоопарке радость. Ей захотелось подхватить эту песенку, и она вместе с малышкой запела:
От улыбки в небе радуга проснётся она пела почти шёпотом, но даже этот шёпот вызвал восторг и у неё самой, и у девочки, и даже у Кати.
Поделись улыбкою своей, и она к тебе не раз ещё вернётся! включилась в этот хор Катя, и они дружно рассмеялись.
Тем временем, самолёт приземлился. Алёна проводила Катю с её дочкой и распрощалась с ними в здании аэропорта.
Она медленно шла по терминалу и вспоминала Мишу. После той жуткой истории в парке, волна позора просто захлестнула её.
Больница, милиция, родители, её снова и снова спрашивали, как всё произошло. Её просили описать внешность насильников, спрашивали почему она не кричала. Она снова окунулась в эту липкую боль, стыд и страх. Стыд за то, что это произошло именно с ней, и за то, что она ничего не смогла сделать. Стыд за то, что она не смогла даже закричать. Она не выдержала, это было слишком больно, и она отказалась участвовать в этом. Самое страшное было в том, что она не могла смотреть Мише в глаза. Она чувствовала себя поруганной, униженной, опозоренной. Она считала, что теперь не достойна той чистой и светлой любви, которая была между ними. Алёна просто сбежала. Она села в поезд и уехала из столицы в провинциальный городок, где работала её школьная подруга. Она устроилась продавщицей магазин. И даже документы в ВУЗе забрала только через год, переведясь на заочное обучение в ближайшем институте.