Готфрид слушал, кивал, и в его глазах, хоть и все еще не было сочувствия, почти сразу погас интерес сплетника.
Штефан, который как раз начал косеть, почувствовал прилив благодарности.
Все чародеи с лицензией выше пятого уровня военнообязанные, как вы знаете, начал Готфрид.
Штефан кивнул. Когда началась война в Гунхэго, ему пришлось запирать Нора Гелофа в сарае и несколько дней сидеть у входа с ружьем, вяло отмахиваясь от иллюзий, которые он насылал. Лицензия у Нора была шестого уровня, стрелять он не умел, фехтовал плохо, а еще у него была язва желудка, которую он сам себе зачаровывал. Штефан был уверен, что мальчишка умер бы еще по пути на фронт.
Поэтому мне пришлось воевать в Гунхэго. Формально Морлисс в конфликте не участвовал, но у нас с Альбионом давний договор. Уверен, Альбион уже послал миротворческие отряды для подавления восстания, а Морлисс тогда отправил в Гунхэго сотню чародеев. Я видел, как дирижабли горят над людьми. Взгляд у него вдруг сделался дурной, горящий ледяным весельем. Там было ущелье, остатки альбионского гарнизона и огромный вражеский отряд. В воздух подняли три дирижабля, сказали для эвакуации. Я сказал, что это глупость как они будут забирать людей из узкого ущелья, тем более сражение уже шло? Потом понял, что глупость сказал я. Мы подожгли все три. Я ничего не поджигал, это вообще-то сделал один человек, Вилло Мафф. Но всегда считал и буду считать, что это сделали мы Морлисская сотня, чародеи страны, где много лишних людей и дирижаблей.
Штефан увидел, как Хезер скорчила жалостливую гримасу и открыла рот. Он почти услышал, как она говорит: «Ох, страх-то какой, Готфрид, нарочно не выдумаешь», или тому подобную чушь, которой она очень любила прикрываться. Но она промолчала, закрыла рот, стряхнула с лица наигранные эмоции, салютовала кружкой и залпом допила вино.
А скажите-ка честно, Готфрид, давно ли вы стали бортовым чародеем? пораженный внезапной догадкой спросил Штефан.
Я долго жил на берегу и путешествовал по Морлиссу. У нашего корабля, чтобы вы знали, не было разрешения покидать порт, усмехнулся он.
Вы сбежали, констатировал Штефан. И вы теперь государственный преступник, держу пари, вы должны сейчас поджигать какой-нибудь дирижабль.
Готфрид развел руками и разлил остатки вина.
Готфрид? подала голос Хезер. А вам можно показывать портрет?
Какой портрет?
Ну вашего Бога. Как вы его видите.
Конечно. Я всем показываю, кто спросит. Считаю это изображение лучшим, впрочем, так все думают о своих портретах.
Он достал из внутреннего кармана небольшой кожаный футляр и протянул Хезер. Она вытряхнула на руку темную пластинку и несколько секунд ошеломленно ее разглядывала. Потом подняла растерянный взгляд на улыбающегося Готфрида и протянула пластинку Штефану.
На его ладони лежало маленькое, затемненное зеркальце.
Глава 5
О морских змеях и пирожках с яблоками
Штефан спал крепко и не почувствовал, как пароход качнуло, словно о борт ударилась особо злая волна. И когда хрустнуло весло на правом борту, он сказал себе, что сны абсурдны и чего только не случается. Потянул темное беспамятство, как нагретое одеяло нет. Это плавание мешало его разум с морской водой, а из морской воды никогда ничего хорошего не появлялось.
А потом над палубой завыла пульсирующая, визгливая сирена, и Штефан больше не смог себя обманывать.
Штефан!
На этот раз Хезер проснулась сама.
Ну я же говорил, на кораблях нечего делать, с трудом улыбнулся он, доставая из сумки бесполезный револьвер. Можно подумать левиафан хотя бы заметит эту пулю.
Может, это пираты, обнадеживающе соврала Хезер.
Когда пираты сирена другая, отрезал он.
Штефан не знал, как правильно оставить Хезер в трюме, закрыть в одной из кают или взять с собой?
Женщине на палубе делать нечего, тем более такой, как Хезер. Ей нечего делать в трюме или каюте его родители умерли, замурованные искореженной дверью. Он попытался вспомнить, как расположены каюты на пароходе и понять, безопасно ли будет все же закрыть ее, но не смог. Страха не было, и вообще не было никаких чувств, только какое-то звенящее, холодное безвременье. Умирать у госпиталя было не страшно. Тогда он даже не поверил в собственную смерть. Но сейчас она будто уже наступила.
Идем, сдался он.
Первым, кого Штефан увидел, когда вышел на палубу, был капитан. Огромный мужчина в черном кителе неподвижно стоял, сложив руки на груди и не говорил ни слова. Матросы, против ожиданий Штефана, не суетились и не метались по палубе, как на «Пересмешнике». Каждый был занят делом они выносили оружие, разбирали оружие, строились правого борта, тихо переговаривались, указывая на серебристую рябь на волнах, и Штефану казалось, что капитан пугает их гораздо больше.
Готфрид был самым спокойным из этих отвратительно спокойных людей. Он стоял у левого борта и растирал руки черной шерстяной тряпкой. Взгляд его был совершенно безмятежен.
«Нам конец», обреченно подумал Штефан. У Виндлишгреца перед боем был точно такой же взгляд. И перед смертью тоже, «это искусство», ну надо же!
Чародеев нанимали на корабли, чтобы сражаться со змеями. И с пиратами, но в первую очередь со змеями. Не чтобы мечтательно смотреть на волны.
Говорить об этом, Штефан, естественно, не стал. Подошел к матросу, раскладывающему на палубе оружие.
Смотри, кедвешем, у них хорошее чувство юмора, ядовито заметил он, указывая на парные изогнутые сабли с золоченными эфесами. Матрос казался совершенно невозмутимым.
Думаю, мальчику велели принести оружие он и принес какое есть, благодушно отозвалась Хезер, садясь на корточки. Смотри, вон тот симпатичный.
Она указывала на гарпун с узким четырехгранным наконечником. Штефан вспомнил, сколько таких остались в чешуе левиафана, напавшего на «Пересмешник», и почувствовал, как застучало в висках.
Страха все еще не было, вместо него пришла злость.
Где-то там, под бронированным днищем корабля под похолодевшей кожей, разворачивал тугие серебристые кольца левиафан. Может, он не нападет, и Штефану не придется заглядывать в его ртутно переливающиеся глаза.
Он поднял гарпун и встал к трубе, закрыв собой Хезер. Подальше от бортов. И от змея, где бы он ни вынырнул.
Над волнами виднелся рисующий причудливые узоры серый гребень.
Вам это не понадобится, Штефан, раздался спокойный голос чародея.
Вы так в себе уверены, огрызнулся он, не оборачиваясь. Почему же корабли вообще тонут, если чародеи все могут?
Очевидно же, они тонут, потому что на них нет меня.
Корабль тряхнуло от удара по днищу. Не сильного, скорее всего левиафан просто задел хвостом, но Штефан упал на колени, выставив свободную руку. Вставая, он обернулся всего на мгновение, чтобы посмотреть, как там Хезер, и за спиной раздался шорох расходящихся волн.
Левиафан явно был сыт и, скорее всего, немолод. Обычно они атаковали сразу, не разглядывая корабль.
Не стреляйте, пронесся над палубой бесстрастный голос Готфрида. И всем молчать.
Штефану очень хотелось высказать все, что он думает о том, чем занималась с левиафаном матушка чародея, а потом воткнуть в Готфрида гарпун.
Но он не мог, потому что левиафан замер, нависнув над палубой, и чешуя на его треугольной тупоносой морде приподнималась и ложилась в такт волнам.
Штефан почувствовал, как Хезер проводит теплыми пальцами по тыльной стороне его ладони. Он сжал ее руку и сразу отпустил, по-прежнему не отводя взгляда от змея.
Штефан ждал. Герр Виндлишгрец швырял левиафану в морду черные огненные шары. Другой чародей, которого Штефан видел когда-то совсем в далеком детстве, умел призывать светящуюся серебристую сеть, правда не помнил, что чародей с ней делал.