Ещё легко отделались, возразил ему кто-то.
Да, мы отступили, заговорил, горячась, некто в самом тёмном углу, но основная часть нашего войска вышла из передряги, и это под обстрелом и напором врага, мы сохранили более половины нашей артиллерии.
Если бы главнокомандующий не задержал на высотах дивизии Коловрата и Милорадовича, мы бы теперь чистили бонапартовы конюшни! раздался возглас в другом конце стола.
И это непобедимая русская армия, господа офицеры? Я вас спрашиваю, где она, эта непобедимая? последовал крепкий удар кулаком по столу. Подпрыгнули и зазвенели бокалы. Сто лет после Нарвской битвы Россия не знала поражений! Сто лет, господа! Что же это с нами? Я хочу знать, что с нами!
А я скажу так, заговорил тот, кто сказал о позоре, всё дело в том, что нами командуют бездари. Если кто-то считает, что сражением распоряжался главнокомандующий, он сильно заблуждается. Как бы не так
Кстати о главнокомандующем! громко сказал полковник с рукой на перевязи, вставая. За него я предлагаю тост.
В этот момент открылась дверь, и в комнату вошёл штабной офицер. Шум немного стих, все обернулись с неудовольствием на лицах.
Добрый вечер, господа офицеры! сказал он, сделав два шага к столу. Прошу внимания. У меня важная новость. Только что стало известно, что государь отстранил главнокомандующего от дел. Ему в вину поставлена наша неудача под Аустерлицем.
Это сообщение словно отняло голоса у всех присутствующих. Возникло замешательство и полная тишина, мало-помалу переходящая в усиливающийся ропот. Со всех сторон послышалось: «Какая несправедливость!», «Так обидеть старика», «Государь сам распоряжался» и, наконец, «Во всём виноват этот бездарь Вейнротер».
Господа, снова заговорил штабной, его милости виднее. Предлагаю тост за нашего государя императора!
Офицеры нехотя подняли бокалы, но кто-то, вскочив, выкрикнул:
Отмстим Франции!
В ответ офицеры единодушно выдохнули «Ура!». Бокалы взметнулись под гул одобрения.
Штабной офицер снова привлёк к себе внимание.
Господа офицеры! Я имею честь сообщить вам и приятную новость. Милостью государя императора многие из вас, особо отличившиеся в сражении, награждены. Вот приказ и пусть каждый найдёт себя в нём.
Список при общем возбуждении переходил из рук в руки, пока вдруг не поднялся майор Аренин.
Господа! Я нашёл в списке самого молодого из нас прапорщика Фонвизина. Ему семнадцать лет. Однако в сражении он показал себя отчаянно смелым. Спас от окружения моих солдат и меня. При этом он весьма рисковал. Я сам видел, как под ним убили лошадь неприятельские конные егеря и едва не схватили самого. Мы, благословение Богу, его отбили. Так вот, господа, юный прапорщик удостоен Анны четвёртой степени. Встаньте, прапорщик, покажите себя.
Смущённый до крайней степени Фонвизин, улыбаясь, поднялся из-за стола.
За нашу доблестную молодёжь, за будущее матушки России. Ура! поднял тост майор Аренин.
Пламя свечей качнулось от многоголосого «Ура!»
Приближённых Бонапарта озадачило полное отсутствие в императоре ликования по поводу, как они считали, полного разгрома союзной армии под Аустерлицем. Ведь они, не считая убитых, пленили почти двадцать тысяч солдат и офицеров противника со знамёнами и значительную часть его артиллерии. Наполеон, обычно сдержанный в эмоциях, теперь казался к их недоумению мрачным более, чем прежде. Когда кто-то из них спросил его о причине тяжёлого расположения духа, он разъяснил своим пребывающим в эйфории маршалам к их изумлению, что победы как таковой он не видит. В его разумении, одержав победу в битве, французская армия оказалась неспособной для развития успеха, потому что основные силы противника не разгромлены. В союзной армии после битвы оставалось ещё около сорока тысяч человек, отступивших организованно под обстрелом французских пушек и спасших более половины своей артиллерии. Наполеон учитывал, наравне с вооружением, силу ожесточения русских, при которой преследовать их было чрезвычайно опасно, как бывает опасно охотнику преследовать раненого зверя.
Победу Наполеон, в отличие от своих маршалов, видел в том, что Австрия вышла из войны, с ней он заключил мирный договор и, таким образом, покончил с Третьей антифранцузской коалицией, чем практически подчинил себе всю Европу.
Однако, российскому императору урок не пошёл впрок. Уже через год он вступил в новую, Четвёртую коалицию против Франции, куда вошли Англия, Швеция, Пруссия и Саксония, что повлекло за собой чреду кровопролитных сражений в основном на территории Восточной Пруссии.
Глава третья
8 октября 1806 года Пруссия объявила войну Франции. Это было итогом борьбы в придворных кругах прусского короля. Он-то желал остаться в нейтралитете, но слишком много было недовольных наложенным Англией эмбарго на все прусские суда, чтобы нейтралитет сохранялся. К тому же созданный Наполеоном Рейнский союз не позволял Пруссии объединить германские государства, лишая её исторической перспективы.
Роковыми для Пруссии оказались два фактора: слабость её армии и высокомерие её одряхлевших высших чинов армии. В одном из гарнизонов возраст 19 генералов составлял в сумме 1300 лет. Однако эти бравые старцы считали, что война с Наполеоном будет для них чем-то вроде увеселительной прогулки. Но уже через неделю война фактически закончилась. Две прусские армии во главе с королём, племянниками Фридриха Великого принцем Брауншвейгским и фельдмаршалом Миллендорфом были разгромлены в один и тот же день, 14 октября, в двух генеральных сражениях под Йеной и Ауэрштедтом. Остатки этой армии с принцем Гогенлоге сдали оружие в Пренцлау и сдались французскому корпусу. Как выразился несколькими годами позже в присущей поэту манере Генрих Гейне, «Наполеон дунул на Пруссию, и её не стало».
Однако создатели и организаторы теперь уже Четвёртой Антифранцузской коалиции лелеяли надежду на реванш. По причине их фантастической самонадеянности через прусскую Польшу и восточную Пруссию прокатились смертельной колесницей бога войны жесточайшие битвы под Пултуском, Прейсиш-Эйлау, Гутштаттом и Гейльсбергом и, наконец, в июне 1807 года под Фридландом, где русская армия, едва уклонясь от окончательного разгрома, ушла из восточной Пруссии на свою территорию. Беннигсен, будучи главнокомандующим русской армией находился в состоянии полной растерянности и настаивал перед императором о немедленном перемирии. Но и Наполеоновская армия была потрёпана до основания. Взаимное обескровление вынудило обоих монархов, русского и французского, заключить трактат, известный под названием Тильзитского мира.
3 июля Александр послал к Наполеону своего представителя с предложением заключить перемирие. Но прежде он мучительно колебался в выборе парламентёра. После в высшей степени неудачного для русской армии сражения под Фридландом выбор действительно был крайне затруднён, потому, что в фридландской бойне русская армия потеряла огромное количество офицеров. Все самые лучшие генералы, были ранены или больны.
Александра на тот момент одолевала ещё одна «головная боль», отнимающая у него сон война с Турцией, которую он не знал, как закончить.
Наконец, он определился с выбором, решив, что самой подходящей кандидатурой на эту ответственную роль является двадцатидвухлетний генерал-адъютант от кавалерии, военно-дипломатический агент русского правительства при дворе Наполеона Александр Чернышёв, сын сенатора Ивана Львовича Чернышёва. Молодой генерал, чудом оставшись живым после участия во всех последних сражениях, прекрасно ориентировался в сложившейся ситуации, к тому же, как было известно императору, пользовался доверием Наполеона.