Кушай, детка, поправляйся.
Спасибо, почти шепотом ответил тот.
Видал, старик, тонкости какие? Спасибо и пожалуйста люди говорить еще не разучились. И манеры аристократические не позабыли. Может вилку дать?
Дай парню пожрать спокойно, балаболка неуемная, не выдержал старик.
Половину пути проехали только к четырем часам дня. Пришлось сделать еще одну вынужденную остановку у милицейского поста, который остался на этом отрезке шоссе с более благодатных времен. Машин на трассе было мало, и гаишники развлекались, как могли. Проверили документы, изъявили желание сделать осмотр, на предмет чего-нибудь запретного. Седоусый лейтенант не поленился залезть в будку.
Здорово, дядя, сказал ему Сиплый.
Здорово, родственничек, ответил тот и кивнул на бочку. Это у вас что?
Самогон, не задумываясь, ляпнул азиат.
Не слушай ты его, поспешил встрять старик, он у нас вроде дурачка со справкой. В психушку сдавать жалко, вот и возим с собой
Я спрашиваю, что это у вас?
Топливо для нашей машины. Про запас везем.
А огнетушитель и ведро с песком имеется?
Огнетушителя у них отродясь не было, песка тоже.
Не порядок, сказал лейтенант и вылез из будки.
Хотели составить протокол и оштрафовать. Командир вступил в диспут. Слова не помогли. Пришлось откупиться десятью литрами бензина. Пока Рыжий искал шланг, пока протягивали этот шланг через окно к бочке, пока подсасывали и плевались проглоченными каплями бензина, время без зазрения совести уходило в вечность. Все реальнее вырисовывалась перспектива подъема по крутому серпантину в темноте. Рыжий чувствовал свою вину и вжимал педаль до упора, но старенький ГАЗ-66 был хоть и надежен, но не всемогущ. Быстрее он ехать не мог.
Командир тщательно изучал карту. Шоссе в этот момент как раз делало большую петлю, огибая предгорья. Эту петлю можно было срезать. Для этого нужно свернуть в ближайшее ущелье и по нему добраться до отмеченной на карте пунктиром грунтовой дороги. Что это за дорога непонятно. Скорее всего очень древняя. Такие сквозные дороги местное население использовало для перегона своих бараньих стад из одной долины в другую. Был риск, что проехать по ней невозможно, и тогда придется возвращаться обратно на шоссе. С этими горными дорогами может всякое случиться. Тектоника здесь неустойчивая, часто случаются обвалы или оползни. С другой стороны, если проехать по ней все же можно, то экономилось почти два часа пути
Командир не то чтобы не любил риск, но он не любил неопределенность, которая обычно с риском связана. Хотелось найти что-нибудь понадежнее, однако ничего другого придумать уже было нельзя.
Останови машину на обочине, поговорить надо, приказал Командир.
Вообще-то он редко советовался с коллективом. В геологии в целом, и в геофизике в частности демократический строй не приживался. Всегда господствовала тирания различной степени жесткости. Но бывали моменты, когда Ткач позволял себе устроить некое подобие новгородского вече. Всего три раза такое бывало в его практике, и однажды на кону стояла жизнь человека. Человека тогда спасли, но как раз потому, что Ткач поступил по-своему и не стал никого слушать.
Вот она, Ткач медленно провел иголкой циркуля по пунктирной линии на карте.
Он сидел на камне у обочины, разложив карту на коленях, а остальные склонились над ним и следили за его рукой. Горячий июньский воздух обжигал лица. Ярко раскрашенная птица, размером побольше воробья, нагло скакала прямо по середине дороги.
И что это такое? недоверчиво спросил Рыжий, глядя в карту.
По-моему, это баранья тропа, ответил Командир.
Хорошая задумка, Командир, тут же согласился Митяня. Лучше скосить угол, чем его объезжать. Тут по прямой до Карадона получается километров на сто меньше, чем по шоссе.
На сто тридцать четыре.
Как раз часам к шести будем. Может, и линию растянуть успеем.
Может даже еще что-нибудь успеем, хитро намекнул Командир, и от этого намека на сердце Митяни и Сиплого потеплело. Идея Командира сразу показалась им супергениальной, а риска окончательно застрять они теперь в упор видеть не хотели.
Сомнения были только у Рыжего. Он еще чувствовал свою вину, но все же рискнул высказаться.
Ты уверен, что машина проедет по этой тропе? спросил он. Она же баранья.
Вот же, бестия рыжемордая, тут же накинулся на него Митяня. Командир, наверно, лучше тебя понимает. А? Ты еще у мамки сиську ртом искал, когда он по этим тропам ездил.
Не лезь, дед, не в свое дело. Не тебе по этой дороге ехать. Ты будешь в будке дрыхнуть, а я
Ах, ты шмакодявка сопливая! старик завелся не на шутку. Сначала машину водить научись, потом будешь рот свой разевать. Копыта бы пообрывать и перьев в задницу навтыкать, чтобы летал и кувыркался. Как только права на машину таким оглоедам выдают? То дернет, то шлёпнет, то пыхнет, то ляпнет. А мы тут, как дрова на подводе, бренчим и молчим.
Сиплый смотрел на старика с любовью в плутоватых глазах.
Чего ты вылупился на меня, балаболка нерусская?
Красиво говоришь. Прямо, как Пушкин.
Ткач сложил карту и убрал ее в планшет.
Все равно другого варианта у нас нет, сказал он. Попытка не пытка. По коням!
Переехали небольшой каменный мост, свернули с шоссе и поехали вдоль бурливой речушки. Скоростью пока пришлось пожертвовать. Дорога в ущелье была узкая и ухабистая. После дождя по такой дороге только на танке ехать.
Что-то мне эта идея тоже перестала нравиться, произнес Сиплый, глядя в окно.
С обеих сторон от дороги поднимались вверх зеленые склоны. Справа, за рекой, склон был густо покрыт деревьями, слева несколько покруче, с короткой травянистой щетиной. На нем только кое-где можно было увидеть одинокую сосенку или разлапистый дуб, раздавшийся вширь от избытка света и отсутствия конкуренции. Чем дальше уезжали они по этой дороге, тем глубже становился каньон. Река от поворота к повороту бурлила на порогах громче и злее, и все теснее прижимала дорогу к левому склону. Скалы иногда нависали так низко, что, казалось, вахтовке никак не протиснуться под ними.
Что тебе еще не нравится? недовольно отозвался Митяня на слова Сиплого.
Да вот это. Как может в таких камнях образоваться какая-то тропа? Разве динамитом ее прорубить.
А ты лучше не думай ни о чем, профессор. Твое дело солому кушать и хвостом махать. За тебя Командир думать будет.
Виталик, глядя в окно, тоже испытывал угнетающее чувство, словно бы оказался наглухо замурованным со всех сторон. Эти скалы, покрытые местами серым лишайником, эта бурлящая под колесами река, одинокие убогие деревца, растущие прямо из камня таких пейзажей ему не приходилось видеть в своей жизни. Это ли и есть тот самый Кавказ, стихотворения о котором заставляли заучивать на память в школе. Восторгаться этим нельзя, этим можно только ужасаться. Он покосился на Шурика. Тот, закрыв глаза панамой, продолжал шевелить губами.
Прошло достаточно времени, а желанная тропа так и не появлялась. Даже такой тихоходной скоростью они уже давно должны были выехать на нее.
Может быть, карта врет? осторожно спросил Рыжий.
Это серьезный документ, а не рисунок маслом, резко ответил Ткач. Ее еще при Сталине составили. Тогда за каждую черточку отвечали головой. Если здесь обозначена тропа, значит, она должна быть.
Но по спидометру мы ее уже полчаса назад проехали
Давай, ты лучше помолчишь.
Рыжий притих. С Командиром, когда он такой, лучше не связываться. Может врезать без предупреждения. Синяка не будет, но звездочек в глазах на американский флаг хватит.
Уже во всю вечерело. Горы багровели в лучах заходящего солнца. Того и гляди, за следующим поворотом появятся заснеженные вершины первых трехтысячников. Как назло, по пути не попадалось ни одного селения и ни одной встречной машины. Хоть бы спросить, правильно едем или нет. Зачем тогда эта дорога нужна, если никто здесь не живет, и никуда она не ведет?