Вот этот! визжит бабка с крыльца, тыча в меня пальцем, Вот он! Вот они! Я! Я сразу увидела, что они не наши! Сразу!
Не подходи, с-сука слушаю её кусочком сознания и полосую перед собой воздух, видя перед собой не людей, а массу
Колышащееся, аморфное нечто, и в этом нечто изредка появляются лица обычных стариков и старух, немолодых деревенских мужчин и женщин. Люди но не сейчас! Сейчас это нечто хтоническое, страшное
и у меня, из глубин, навстречу такое же хтоническое, страшное
Не подходи!
Крепкий парнишка лет семнадцати, с пробивающимися усиками и прыщами протолкался через толпу, и, встав в низкую борцовскую стойку, попытался упасть мне в ноги. Н-на! Коленом в лицо навстречу, локтем по затылку как точку в споре, и тут же черчу лезвием ножа перед глазами какого-то решительного идиота
Не подходи!
В Кагэбэ их надо! пуча глаза, истошным, срывающимся фальцетом орёт бабка, подхватывая стоящий в углу крыльца грязный веник, и тыча им в нашу сторону, как маршальским жезлом, На опыты! Я таких вражин сразу вижу, я их в тридцатых пачками, десятками! В овраг! Мужик у них за главного, я сразу увидела, сразу позвонила! Сигнализировала!
уголовники какие-то! шумит толпа.
Вон, с ножом, попробуй такого раздаётся откуда-то из глубины серой массы.
А эта, жидовка, ишь, зыркает!
Милицию позвать, слышится глас разума.
На опыты! На опыты! визжит бабка, тыча в нашу сторону веником и приседая зачем-то, В Кагебэ! Выкинуть их как есть, без вещей! Я пострадавшая сторона, пусть мне компенсируют! Они, жиды, богатые, у них добра много, а я всю жизнь в колхозе, наломалась! Вот пусть эти жидята
Дальше она понесла вовсе уж какую-то околесицу про КГБ, опыты, про её бдительность, за которые у неё грамоты, и про то, что раньше за её, бабкину, бдительность, поощряли материально за счёт добра арестованных. Шуметь в толпе стали потише, и, судя по всему, народ стал задаваться вопросом
А какого, собственно, хера?! протиснувшись вперёд, громко озвучил однорукий мужик в вытертом пиджаке.
Давай, кум протянув руку, он помог подняться тому, седому, не понимающему сейчас, что происходит, где он, и наверное кто он
Я, колыхнув ножом, чуть отошёл назад, продолжая настороженно следить за народом
Ма-ам, не отрывая от селян глаз, протянул я, ты как?
Ох она тяжело встал, опираясь на табуретку, и во мне всё заклокотало. С ненавистью проводив взглядом того, багровомордого, которого уже утащили в глубину толпы, я мрачно ссутулился, продолжая слушать всё ещё визжащую бабку.
В чём есть! В чём есть! орала та, А тот, жидёнок, вообще колдун ихний! Меня, старую, проклятиями своими жидовскими, сейчас болит всё из-за нево!
Ах ты ж в Бога душу мать заругался один из стариков, Это, выходит, мы сюда из-за старухи спятившей?! Ну, Никаноровна, я тебя Сколько раз зарекался
Разговаривая о своём, народ развернулся и потёк со двора, и ни извинений, ничего! Под ногами осколки чашек и чайничка тех, что ещё от дедушки, которые мама каким-то чудом смогла уберечь.
Нехорошо прошелестел однорукий, остановившись поблизости, люди к вам поговорить пришли, а вы Нехорошо.
Селяне ушли, прихватив с собой визжащую бабку, бьющуюся едва ли не в припадке и переругивающуюся разом с доброй половиной толпы. Притом она успевает орать о жидах, которых нужно вот прямо сейчас выкинуть, раскулачить, о том, что ей, старой и заслуженной, наше добро нужнее, и о том, что так будет по справедливости!
Я, из-за тебя, ведьмы старой взлетает к небу высокий, надтреснутый, совершенно козлиный старческий тенорок.
бросила, сейчас сгорит всё! Мужикам-то мне что на поле нести?! Помои у свиней отобрать?! Смолоду ты, Танька, сукой была, а сейчас и вовсе
Они не наши, не наши! взвивается над толпой голос домохозяйки, Враги! В Кагэбе их на опыты! В овраг!
Тебя, дуру старую, саму на опыты надо сдать! срывающимся прокуренным басом орёт какой-то мужик.
Я! Таких! не сдаваясь, орала в ответ бабка, Десятками в овраг! У меня чутьё! Благодарности!
Дальше последовали имена и фамилии тех, от которых у неё были благодарности, и кое-какие из них показались мне знакомыми по старым газетам, в которых сперва клеймили они, а потом их.
Кар-р вступили в дискуссию растревоженные вороны, с шумом взлетая с близлежащих деревьев, и закружились над толпой, каркая совершенно матерным образом, Кар-р!
Перепуганные и всполошенные, деревенские собаки впали в совершеннейшую истерику, захлёбываясь и давясь уже даже не лаем, а воем!
Правление это уже на грани слышимости, страда в разгаре, а ты людей с работы
Участкового
Кагэбэ! На опыты!
Дела-а только и сказала мама, вслушиваясь, как крики, карканье и лай удаляются прочь.
Да дела, апатично отзеркалил я, с опасливым недоумением вертя в руках нож. Когда это я а, да картинки только что произошедших событий ярко всплыли перед глазами, да так, что до озноба!
Толпа эта чёртова да и сам я, размахивающий ножом и готовый убивать, это Не хотелось бы повторения, ни в коем разе!
Положив нож на окно, с кряхтеньем поднял стол. Болит, внезапно, всё
Как ты? интересуюсь у мамы.
Да та неопределённо дёргает плечом, но добавляет всё-таки:
Он не так уж сильно толкнул меня, просто спина упала неудачно. Я девчонкой ещё, в войну, на стройке спину повредила, и вот, аукается иногда.
Киваю, прикусив губу, и остро жалею, что тогда, ногой вдогонку, слабо приложил багровомордого по голове. Не так уж сильно толкнул с-сука!
Мама тем временем, забыв обо всём, присела неловко, осторожно гладя осколок фарфоровой чашки, и слёзы кап, кап
Сердце рвануло ноющей болью Для меня разбитые чашки просто память о дедушке, которого я никогда не видел, а для мамы осколки её прошлого, и теперь буквально.
Она, тем временем, принялась очень бережно поднимать осколки, заворачивая их в бумагу, и видеть это ну совершенно непереносимо! Прерывисто вздохнув, заморгал часто, но помогло слабо, и, развернувшись, я пошёл было во времянку.
Ах да, нож забрав его, снова недоумённо повертел в руках. Я, и нет, учили, хотя и не слишком всерьёз, а так для понимания, что вообще можно сделать против человека, вооружённого ножом.
Но вообще, сколько раз у меня возникали конфликты там, ни разу, вот ни единого, не возникало даже мысли применить его. Да даже просто вытащить и обозначить
Размышляя над тем, стал ли я более взрывным и резким в новом теле, или сыграла ситуация, показавшаяся совершенно безвыходной, я прошёл-таки во времянку и там очень тщательно помыл нож, а затем и протёр от отпечатков пальцев. На всякий случай!
Машинально потерев ноющее горло, зашипел от боли и подошёл к облупившемуся, сильно облезшему зеркалу от хозяйских щедрот, висящему на тронутом ржавчиной гвоздике.
Неплохо так протянул я, разглядывая ссадины, и кровоподтёки, начавшие наливаться багровым. Кое-где проступила кровь и я, вспомнив грязные лапищи душителя, брезгливо поморщился.
Протереть бы! Где же а, вот! Пшикнув пару раз отцовским одеколоном, протёр старым, но чистеньким полотенцем, морщась от боли, а потом долго смотрел на ткань, на которой отчётливо выделялись следы крови.
Намазать бы чем я задумался, припоминая, в каком чемоданчике у нас аптечка, хотя к чёрту!
Решив оставить как есть, если вдруг придётся обращаться в травматологию, отшвырнул полотенце и вышел на улицу. Мама, ползая на коленях, всё ещё собирает осколочки и подумав секунду, я присоединился к ней, потому то какая ни есть, а память
Собрав, кажется, мельчайшие осколки, мы навели порядок и уселись, не зная, чем себя занять. Состояние странное, и это мягко говоря. Что делать, куда идти понятно только, что идти надо, потому что оставаться здесь, после всего, что произошло, это не то чтобы глупость, а что-то вообще за гранью!