Поворачиваюсь к своему неадекватному парню и собираюсь уже разнести его к чертям, но не успеваю, потому что Мот грубо хватает меня за подбородок, больно вдавливаясь в него большим пальцем.
Всем так открыто себя предлагаешь, да, Юляшка? по моей спине пробегают мурашки, только не от удовольствия, а от страха. А мне не даешь, впивается в кожу шеи, жестко втягивая ту в рот.
Сволочь, опять оставит засос.
А у меня экзерсис в понедельник у Смелковского, который и так меня не жалует.
Отвали, хочу оттолкнуть Свирского, но Матвей мертвой хваткой удерживает запястье, отчего то начинает саднить.
Куда собралась? Опять динамишь?
Отпусти. Ты делаешь мне больно, пытаюсь выдернуть руку, но тщетно.
До каких пор ты будешь держать меня на голодном пайке, а, Юляшка? скалится Матвей, нервно шмыгая носом.
До тех, пока не перестанешь мне врать. Ты опять под чем-то, Мот? толкаю его в грудь. Ты обещал.
Я чист. Ты задолбала меня контролировать, толкает меня в ответ.
Я оступаюсь, но клубное месиво не дает мне упасть. Меня кто-то ловит, и я незамедлительно срываюсь прочь, пока мое тело свободно.
Юль, слышу, как орет Свирский, да твою ж мать!
Выбегаю из прокуренного душного помещения, и тело моментально холодеет. На улице конец мая, но в Москве вечерами прохладно. Обнимаю себя руками и радуюсь, потому что в заднем кармане комбинезона нащупываю телефон.
Набираю Борю и молюсь, чтобы друг с абсолютным музыкальным слухом расслышал среди бьющих басов мой звонок.
Юлька, ты где?
Слава Богу!
Боря, я на улице, у входа. Забери, пожалуйста, мою рубашку и рюкзак, умоляюще прошу друга, только Свирскому ничего не говори.
Понял, жди.
Отхожу подальше от курящих. Завистливо смотрю и мечтаю вдохнуть свой любимый чернично-ванильный десерт.
Мне нужно успокоиться.
*катка партия в компьютерную игру.
Глава 4. Юля
Пссс, Юлька, слышу, как зовет меня Алка, но не рискую отвечать, потому что Смелковский опять недобро на меня поглядывает.
Так, стоп-стоп-стоп! шлепает в ладоши Александр Маркович. Наталья Владимировна, давайте еще разок со второй репризы, ну никуда не годится! Хуже пингвинов! обращается к нашему концертмейстеру Смелковский, а по залу проносится недовольный гул несогласия.
Потому что Александр Маркович Смелковский садист классического танца! Он реально измывается над нами, забывая, что мы современники, а не классисты. Он дерет с нас не три, а все четыре шкуры, но больше всех достается почему-то мне.
Я не знаю почему Смелковский меня не взлюбил еще с первого курса. Только по его дисциплине «Методика классического танца» у меня проблемы, а по всем остальным я примерная хорошистка. И как вспомню, что нам с ним сюивить* до конца учебы, так каждый раз вздрагиваю.
Я терпеть не могу классический танец! Возможно, я бы лояльнее к нему относилась, если бы вел эту дисциплину кто-нибудь другой.
Я терпеть не могу классический танец и Смелковского тоже! Будь он проклят со своими батманами и арабесками!
Внимание! Прэпарасьон! И пятая позиция, томбэ** с полуповоротом сюр ле ку дэ пье,*** орет этот садюга, а по залу вновь раздается гул возмущения.
Что за бунт? Шевелите своими жирными задницами!
Ну что за придурок сказочный, а?
Да в нашей группе ни одной девочки больше 55 кг нет, ну что он несет?
Ненавижу!
Юлька, шепчет Алка, ау, Сурикова!
Ну? Чего тебе? не разжимая губ, спрашиваю подругу.
А где у Мота сейчас занятия, знаешь?
Свирскийто ей зачем сдался?
Не знаю, грубо отвечаю и делаю поворот. И знать не хочу.
Воу, в королевстве не все спокойно? Поругались, что ли? не унимается Алка.
Сурикова! ну вот, а попадает, как всегда, мне. Я смотрю, вы у нас лучше всех подготовлены, что даже во время экзерсиса поболтать успеваете? довольно выплевывает Смелковский, будто только и ждал, за что можно зацепиться. Тогда будьте так любезны, расскажите всем нам, как должны работать руки во время исполнения томбэ с полуповоротом сюр ле ку дэ пье от палки?**** Кстати, этот вопрос будет на теоретическом экзамене. Ммм? Мы все ждем, Сурикова.
Вот гад.
В одном месте я знала, как должны работать руки от этой долбанной палки.
Бросаю на Алку убийственный взгляд и мысленно расчленяю подругу. Из-за нее мне снова влетело. Подруга виновато пожимает плечами и пытается сдержать рвущуюся наружу улыбку.
Ничего, Рюмина, попросишь ты у меня списать лекцию по «Истории культуры». Фигушки!
Стыдно, Сурикова, очень стыдно, деланно печалится изверг, а сам, наверное, ликует. Не знаете и другим мешаете заниматься. Продолжаем, хлопает в ладоши и победно улыбается своей рыжей физиономией.
Ржавый садюга! Достал!
***
Еще тридцать минут Смелковский мучает нас на палке, а потом гонит на середину зала.
У меня отваливается всё, особенно спина, но я терпеливо сжимаю зубы и собираю в себе остатки сил, чтобы этому ржавому козлу не к чему было придраться!
Сурикова, хлопает по спине садюга так, что я подаюсь корпусом вперед.
Когда он успел подобраться так тихо и незаметно? Ну что опять ему от меня нужно?
Что с вашими руками, почему провисают локти?
Да потому что я устала от ваших нудных занятий и вечных придирок!
Спокойно, Сурикова, помни, что тебе еще ему экзамен сдавать.
Смелковский, пристроившись со спины, обхватывает мои руки и разводит в стороны. Он так омерзительно близко, что я собранным пучком волос чувствую его рыжую бороду.
Меня сейчас стошнит!
Сурикова, от вас разит за километр. Вы опять курили? шепчет на ухо Смелковский так, чтобы услышала только я.
Напрягаюсь всем телом и перестаю дышать.
На черта он так близко?
Вспоминаю про засос Матвея и боюсь, как бы под тонной тонального средства слишком проницательный препод не заметил еще и его, ведь тогда этот ржавый батманщик нажалуется декану о моем неподобающем студенту Института искусств поведении. А я и так там одна из первых в очереди по получению пиздюлей.
С-стабильность!
Что-то для километра вы слишком близко ко мне стоите, огрызаюсь я.
Ну вот, не сдержалась. Оно само как-то получается.
Дерзишь? Ну-ну. На экзамене я посмотрю, куда денется твоя смелось. Работаем!
Да что он прицепился ко мне?
***
Да погоди ты! где-то сзади вопит Алка.
Я несусь по рекреации, расталкивая всех на своем пути.
На воздух!
Внутри меня полыхает огнем, и, если я сейчас не покурю, точно взорвусь!
Да успокойся ты уже, подруга ровняется со мной, и теперь мы несемся вместе.
Не могу! Я ненавижу его! Че он хочет-то от меня? Прицепился, как репейник к жопе.
Может, тебя хочет? хохотнув, выпаливает подруга.
Резко останавливаюсь и с распахнутым ртом поворачиваюсь к Рюминой.
Закрой рот, Сурикова, а то продует. Я серьезно. Может, ты ему нравишься, а он не знает, как к тебе подступиться, пожимает плечами Алка.
Фуу, только она могла до такого додуматься, он же старый и рыжий, морщусь, вспоминая его редкие рыжие волосики.
А что, старому и рыжему, думаешь, не могут нравиться хорошенькие девочки? И не такой уж он и старый, ему сорок пять. И если снять с него лосины и сбрить эту козлиную бородку, может, он будет ничего! хохочет Алка.
Вот именно, что даже после всех этих манипуляций, он так и будет ничего из себя представлять! теперь мы хохочем вместе, и я уже не так паршиво себя чувствую.
Какая ты жестокая!
Но я не страдаю от этого!
Мы заворачиваем за корпус туда, где обычно курят студенты. Здесь всегда очень шумно и хайпово. И именно здесь можно узнать самые свежие сплетни и новости.
Так что там в вашем королевстве? Алка бросает спортивный рюкзак на землю и достает свой черный вейп.
У нее каждый раз новые вкусы, а вот я за стабильность, поэтому вдыхаю свою любимую ванильную чернику и чувствую, как начинаю расслабляться.
Каеееф!
Ничего, как обычно, Алл, поцапались, забей.
Все выходные Свирский насиловал мой телефон сопливыми сообщениями. А вчера вечером курьер притащил длинные бордовые розы от него. Ну такие, знаете, с которыми обычно селфятся в зеркало для инстраграм с надписью «Любимый подарил».